Поднялась суматоха. Вокруг баржи с её ржавыми и сияющими шатрами, между плавающими домами разносились улюлюкающие окрики, наружу начал кто-то вылезать. Ошенкьё созывал людей.

Он потёр свой плащ-плакат, произнёс приказ, и вместо красных линий на нём появился, даже раздался взрыв яростно-яркой безвкусицы. Молчавшая ранее одежда завопила обещаниями, соответствующая музыка сотрясала уши рваным ритмом, а люди сговорились и настроились на тот же канал, и вскоре темнота на их накидках сменились той же горластой рекламой. Над водой эхом отражался грохот и хохот.

Ошенкьё за руку потянул Фаэтона за собой:

— Айда на пляж! Много народу хочет Инженера! Ты нас и всё наладишь!

По пути вниз Ошенкьё приник головой и нашёптывал:

— Тебе соратник нужен, чтоб из Йронджо кабеля повыщипывать, так? Не верь Друсиллет, она дурная, напрочь дурная. Знаешь, почему ей-то Наставники сказали громкое ни-ни? Она Церебра — Васкуляра, нарожала сотню ребяток, и всех в симуляцию. Там они растут, живут, настоящего ничего не видели, не думали. Но закон — когда вырастет, разбуди, растолкай, мир покажи, объясни. Но нет закона, чтоб за ними чрево запирать — и вот назад в эти сны ныряют, но вина же её — она молодёжь трусами воспитала, она думать не научила. В башке её сотня застряла — наружу никак. Целиком законно, целиком неправильно. Говорит, мол, защищаю их так. Не позволь ей себя защищать, усёк?

Фаэтон сжал губы, ничего не не сказал в ответ. Он всегда жил среди людей, которые в случае спора могли обменяться мыслями и договориться. Подозревать он не умел. Как разумная личность может иметь дела с такими…? Фаэтон снова напомнил себе об осторожности.

Когда они дошли до узкой полосы пляжа под обрывом, там уже собралось множество местных в ярких нарядах. Некоторые устроили заплыв неподалёку, некоторые уселись в кораклах ^[5], а кто-то просто ходил по воде, усилив поверхностное натяжение энергетиком.

Не все были гуманоидны — тут стоит бочка с дюжиной рук и ног, там разрезает волны змеечеловек, а вон та тройка девушек оказалась сильфидами^[6] — с перепонками от запястий до щиколоток. Вот над землёй посредством шумных магнитных отталкивателей повисли два населённых бака, функции рук им заменяли робо-короба с инструментами, приделанные к их изножиям. Всего собралось шестьдесят тел, а в них, в общем — от сорока до восьмидесяти личностей. У многих были грубые короны или порты прямо в голове. Фаэтон не мог сказать точно, сколько из них включались в Композиции или групповые сознания.

Все сгрудились на откосе, сборище напоминало фестиваль. Фаэтона приветствовали окриками, поздравлениями и остротами, но именем никто не поинтересовался — все звали его "Новичок".

Фаэтон был сбит с толку. Без средней виртуальности они не могли знать всё друг об друге сразу, как нормальные люди. Также они не были членами Серебристо-Серой — Фаэтон воспитывался по старинному укладу, и умел поприветствовать незнакомца, спросить имя и вспомнить его позже, когда понадобится и без помощи машин, что самое сложное. Но здесь…

Они не пожимали рук (Фаэтон практиковал этот древний английский обычай), а вместо этого протягивали ладони, как побирушки, с криком "Есть чё, а?"

Попытки разговора заглушались шумомузыкой от рекламных плакатов. Ошенкьё стоял на высоком сортировщике грунта и красовался ушами, люди глядели, завидовали и громко удивлялись. С новыми силами они обступили Фаэтона.

Для знакомств было слишком шумно, и Фаэтон начал исцелять некоторые опухоли и уродства, тратя по капле-две драгоценного наноматериала плаща. Основные недуги местных — нагноения неправильно врезанных портов, загрязнённые интерфейсы, опьянения и сверхстимуляция.

Так он вылечил шестерых. Потом починил мозгонабор, переписав на него граф с рабочего набора. Корона на владельце мозгонабора вновь зажглась — он радостно размахивал ею на виду у всех, и все ликовали. Цветовые искажения накидки Друсиллет починились очень просто — достаточно открыть справочное пространство плаща и ввести приказ на перезагрузку. Друсиллет расставила руки и кружилась на месте, любуясь тем, как полы её плаща развеваются, светятся ярким, постоянным оттенком и не размывают движения. Те, кто стоял поближе, тоже обратили внимание.

Так его полюбили. Рядом смеялись, что-то кричали, хлопали по спине. Фаэтон снял перчатки и шлем, чтобы люди набили об него не так много синяков. Девушки и двуполые залезли ему в волосы протяжёнными пальцами, четырёхрукий мужчина с одной ногой, косморевизор, судя по антеннам, всунул пакет с напитком, остальные предлагали карточки с мыслями, диски, сладости, благовония и шприцы с непонятным содержимым.

Фаэтон был настороже — здесь его перед опасным поступком Софотеки не предупредят. На карточках наверняка записаны опьянения, редакции памяти, порнография или просто сырые блаженства. Он из вежливости взял несколько, спросил о содержимом, но в шуме ответов не разобрал.

Волосатый тип с алмазными зубами и кристаллиновыми глазами накинул на запястье Фаэтона браслет. Браслет дёрнулся, попытался защёлкнуться, Фаэтон вздрогнул, сорвал его и отшвырнул подальше, лохматый поспешно поднял браслет себе. Что-то в его осанке казалось знакомым. Агент Скарамуша? Встречал ли Фаэтон его раньше?

Он потёр запястье и обнаружил проступившую каплю крови. Всего лишь генная кража, или же ему что-то впрыснули?

Фаэтон открыл поверх толчеи личное мыслительное пространство — иконки повисли среди людей. Жестом он приказал выпустить из специальных клеток в лимфоузлах анимолекулы-детекторы и антитоксины, но тут какая-то девушка дёрнула за руку, жест смазался, и Фаэтон случайно утопил свою кровь в болеутоляющих.

Настроение взлетело до небес. Недавние сомнения угасли, казались ненастоящими, а настоящий мир приобрёл в красках. Фаэтон присоединился к плясу толпы, подпевавшей бахвалистым рекламам.

На закате некто поднял топор и созвал народ.

Группа Сырых — кто-то бегом, кто-то в пляс — пробиралась сквозь лиловые сумерки по склону и полям к нагромождению сломанных домов и построек. Настроение царило ярмарочное — одни несли цветные фонари, другие потрясали топорами. Вскоре Фаэтон уже помогал срубить покойное здание с корней и скатить его с обрыва вниз, в воду. Брызги долетели аж до людей, толпа завизжала от восторга. Высокий четырёхрукий поднял пульт, указал на плавающий дом, выкрикнул приказы, и к зданию поплыли паукоруки, а волны вскипели от неумелого наностроительства.

Ошенкьё орал в ухо:

— Инженер! Дом твой! Твойский! Для тебя! Видишь! Мы делимся! Всем делимся! Подпишешь Договор, так?

Толпа возрадовалась. Из "Новичка" он стал "Инженером".

Музыка заиграла с новой силой, и Фаэтон пустился в пляс, вплёлся в топающий хоровод. Он весь вспотел, когда катил дом по склону, голова кружилась после пережитого труда, и поэтому он не отказался от напитка, который кто-то пропихнул в руку. После пары глотков сумерки стали ещё радостней и легкомысленней, а воспоминания приятно смазались. Вот вокруг отплясывают, отчебучивают и распевают. Вот кто-то привязал канат к химикатному дереву, свисающему над обрывом. Вот он горланит от страха, раскачиваясь на этой тарзанке на огромной высоте. Вот он целуется, возможно с гермафродитом. Стемнело окончательно — над стальной радугой орбитального города-кольца засветили звёзды. Вот он не обращает внимания на надоедливые предупреждения костюма и горстями вычёрпывает наноподкладку из-под нагрудника, расшвыривает её всем желающим, всем новым друзьям.

Так он стал всеобщей душкой. Его обожали. Он захотел пораскачиваться ещё, и его привязали к тарзанке, отпихивали на каждом взмахе всё сильнее и выше.

Фаэтон вспомнил свой крик:

— Быстрее! Выше! Дальше! Звёзды! Я поклялся дотянуться до звёзд!

И на вершине дуги, очерчиваемой его телом на верёвке, он выпрямится, потянется как можно выше, выскользнет из петли и рухнет в глубину, под смех и ликование новых друзей.