Литмир - Электронная Библиотека

Репрессии подхлестнули отход от оппозиции ее наименее устойчивых членов. Из 3381 чел., подавших заявления об отходе от оппозиции, 37 % сделало этот шаг за период от XIV до XV съезда, а 63 % – за последующие два с половиной месяца. В феврале такие заявления подписали еще 614 человек. Это было связано с тем, что после съезда перед оппозиционерами была поставлена жесткая дилемма: либо «порвать с оппозицией» и сохранить привычный образ жизни, нередко в рядах правящей бюрократии, либо обречь себя на жестокие условия отдаленной ссылки.

Часть «отходивших» от оппозиции заявляла, что порывает с ней и организационно и идейно, т. е. отказывается от своих взглядов. Другая часть заявляла, что прекращает фракционную работу, но не может отказаться от защиты своих взглядов в рамках Устава партии (хотя малейшие попытки такой «защиты» были заблокированы решениями XV съезда).

Первым из оппозиционных лидеров «порвал с оппозицией» Сокольников, который на XV съезде заявил, что уже несколько месяцев назад он «должен был разойтись с оппозиционным блоком» в силу коренных разногласий с ним[4]. За этот шаг Сокольников был оставлен в составе ЦК, избранного на XV съезде.

Вслед за Сокольниковым аналогичный шаг совершили другие лидеры зиновьевской части оппозиционного блока, которые еще до съезда предложили группе Троцкого безоговорочно подчиниться любым его решениям. Свою готовность к капитуляции они мотивировали тем, что в противном случае оппозиция встанет на путь «построения второй партии» и тем самым обречет себя на гибель. Троцкий и его группа расценили такую позицию как предательскую.

Во время работы съезда зиновьевцы собирались отдельно от троцкистов, подготавливая заявление о прекращении защиты своих взглядов. Всякое иное поведение, как они подчеркивали, «неизбежно столкнет нас даже не с партией, а с советской властью, ее органами», т. е. обречет на жестокие (по тем временам) репрессии. Внутри зиновьевской группы такая капитулянтская позиция встретила сопротивление ее «левой» части во главе с Сафаровым.

Обострение раскола между троцкистской и зиновьевской частью оппозиционного блока произошло после публикации «Правдой» перехваченных ГПУ писем Троцкого своим единомышленникам в СССР и за рубежом. Эти письма были опубликованы в сопровождении редакционной статьи под названием «Подрывная работа троцкистов против Коминтерна. Пособники Шейдемана за работой», где публикуемые документы характеризовались как свидетельство того, что «ни на один день после съезда бывшие оппозиционеры-троцкисты не прекращали своей грязной антипартийной и антикоминтерновской работы». Статья, по-видимому принадлежавшая перу главного редактора «Правды» Бухарина, была пересыпана выражениями типа «возглавляемый Троцким обоз политических нечистот».

В публикуемых письмах говорилось об измене Зиновьева и Каменева и необходимости беспощадного разрыва оппозиции с капитулянтами. Троцкий призывал своих зарубежных сторонников поднять широкую политическую кампанию против исключения из всех партий Коминтерна коммунистов, близких к левой оппозиции, и против ссылки советских оппозиционеров. Он выдвигал задачу «окончательно разоблачить шарлатанство борьбы с “троцкизмом”, характеризуя эту борьбу как “преступно нелепую”». Перед зарубежными коммунистами ставилась цель: «бить по руководству ВКП(б), не противопоставляя себе СССР»[5].

Спустя несколько дней Зиновьев и Каменев поместили в «Правде» «Открытое письмо», в котором вновь подтвердили, что полностью подчинились всем решениям съезда, «капитулировали перед ВКП(б)» и в результате этого порвали с группой Троцкого и со своими единомышленниками в Германии (группа Рут Фишер – Маслова). В доказательство «органичности» этих своих поступков они заявляли, что еще в 1926–27 годах внутри объединенного оппозиционного блока шла внутренняя борьба и что даже в период своего участия в блоке они «не считали возможным разоружение против ошибок троцкизма»[6].

В ответ на эти утверждения Троцкий опубликовал в оппозиционном «самиздате» свидетельства о том, что Зиновьев и Лашевич на фракционных совещаниях и в беседах с ленинградскими рабочими признавали, что «троцкизм» был выдуман ими в 1924 году в целях борьбы за власть. Троцкий подчеркивал, что «борьба с так называемым “троцкизмом” есть тот крючок, при помощи которого Сталин тянет Зиновьева, а Зиновьев – своих “левых” (Сафарова и пр.)».

В 1928 году лишь незначительная часть группы Троцкого последовала примеру зиновьевцев. Первым среди этой группы заявил о своей капитуляции Пятаков. Вслед за этим в «Правде» были опубликованы заявления Крестинского и Антонова-Овсеенко о разрыве с «троцкистской оппозицией». Заявление Крестинского было относительно сдержанным. Он писал, что никогда не имел с оппозицией «организационной связи», хотя и был связан с большинством ее руководителей «давнишними и тесными отношениями». Более постыдный характер носило заявление Антонова-Овсеенко, который выражал сожаление по поводу того, что «не сделал всех необходимых выводов уже из… первого своего расхождения» с Троцким в 1915 году, и заверял, что теперь осознал правду «лично» Сталина[7].

9 мая Троцкий разослал своим единомышленникам письмо, в котором подчеркивал, что принципиальная позиция подлинных оппозиционеров не допускает «никакой дипломатии, лжи, развращающего политиканства в духе Зиновьева – Каменева – Пятакова, себялюбиво чиновничьего, насквозь безответственного, понтие-пилатского умывания рук в духе Крестинского или смердяковского пресмыкательства в духе Антонова-Овсеенко. Об этом, впрочем, незачем и говорить. Мы должны сказать правду, только правду, всю правду».

В 1928 году Сталин и полностью солидаризировавшиеся с ним в отношении к «троцкистам» бухаринцы не решались идти на заточение оппозиционеров в тюрьмы и концентрационные лагеря. Атмосфера в партии еще не была такой, чтобы можно было даже помыслить о более строгой мере репрессии к инакомыслящим коммунистам, чем временная ссылка. В ссыльных колониях оппозиционеры устанавливали связи с сочувствующими из числа местных жителей, объединялись в кружки, в которых обсуждали политические события в СССР и за рубежом, вели активную переписку со своими единомышленниками в других колониях. Чтобы избежать перлюстрации агентами ГПУ наиболее важных документов, была налажена секретная почта, т. е. отправление конспиративных писем с нарочными.

Цементирующей силой всей этой деятельности был, разумеется, Троцкий. За апрель – октябрь 1928 года им было послано из Алма-Аты около 550 телеграмм и 800 политических писем, в том числе ряд крупных работ, получено около 1000 писем и около 700 телеграмм, в большинстве коллективных. Уже эти цифры дают представление о масштабе деятельности оппозиции и числе вовлеченных в нее лиц.

Из ссылки документы Троцкого и других оппозиционеров проникали на волю, где их единомышленники создавали подпольные группы, в которые принимались только коммунисты, в том числе подписавшие заявления о капитуляции, с тем чтобы избежать исключения из партии и ссылки и продолжать нелегально оппозиционную работу. По свидетельству Авторханова, большинство оппозиционеров, заявивших о разрыве с оппозицией, сделало это для того, чтобы на деле продолжать борьбу за свои идеи. «Троцкисты этого толка были во всех звеньях органов государственного управления, за исключением самого партийного аппарата и органов политической полиции»[8]. Оппозиционеры создали свой «Красный Крест», собиравший средства для помощи изгнанным с работы и высланным товарищам.

Оппозиционные группы развертывали пропаганду среди рабочих путем систематического распространения прокламаций и листовок, в том числе статей и обращений за подписями Троцкого, Муралова, Мрачковского и других ссыльных лидеров оппозиции. Перепечатанные на гектографе, такие документы имели хождение и в среде беспартийной интеллигенции, часть которой сочувствовала взглядам оппозиции[9].

вернуться

4

XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Т. II. С. 1132.

вернуться

5

Правда. 1928. 15 января.

вернуться

6

Правда. 1928. 27 января.

вернуться

7

Правда. 1928. 8 апреля.

вернуться

8

Авторханов А. Технология власти.

вернуться

9

Так, О. Мандельштам на допросе в ГПУ в 1934 году признавал, что в 1927 году у него возникли «не слишком глубокие, но достаточно горячие симпатии к троцкизму».

2
{"b":"596543","o":1}