Сложнее дело обстоит с названием Илиона-Вилусы. Соотношение между суффиксальными частями хёттской передачи \УИи 1а и греческой ... выглядит еще загадочнее, чем в случае с Труисой-Троей. Среди исследователей, занимавшихся данным топонимом, преобладает мнение о принадлежности его к древним основам на -и. Так, П. Кречмер считал имя эпонима этого города ЧХос позднейшей адаптацией первоначального Wilus, ссылаясь, в частности, на название местности вблизи Илиона ’IXt^iov neSCov (II. XXI,558), согласно схолиям к данному месту непосредственно прилегавшей к кургану героя Ила. Необычная форма адъектива от имени Ила ’I Xi^iov окажется вполне объяснимой, если мы вспомним, что именно так выглядят притяжательные прилагательные от имен на -(е)ис-: ’OSuaaeuc - ’Обистсл'ц.ос, ПцХеис - ПцХт'ц.ос. Значит, исконно эта местность называлась Wilewjo-, и в основе этого обозначения вполне может лежать имя местного мифического персонажа Wilus, переданное греками как /ЧХос. По мнению Кречмера, хет. Wilufa и греч. /ЧХюс представляют независимые друг от друга названия малоазийского города, образованные от имени этого предполагаемого героя-эпонима [Kretschmer, 1933, с. 254 и сл.]. Ф. Зоммер с осторожными оговорками указал на возможность постулировать параллельную к Wiluia форму Wiluwa (как в Karkifa/Karija) с последующим греческим развитием Wilüwa > Wilio-, подобно ASSuwa > ’AaCa [Sommer, 1932, с. 371]. В. Георгиев, принимая ту же фонетическую эволюцию, что и Зоммер, полагал, будто топоним WiluSa, как и TruiSa, мог войти в греческий язык еще до перехода -s> -h- и, следовательно, вариант Wilüwa естественно должен был возникнуть после этого перехода в самих греческих передачах, исторически развиваясь в Wiljo- [Georgiev, 1973, с. 12]. При всех нюансах интерпретации основа Wilu- восстанавливается исследователями для названий Илиона и Вилусы единодушно и весьма убедительно.
О том, что звукокомплекс Wilu-, заключенный в наименовании троянской столицы, был также не чужд фракийской ономастике, может свидетельствовать перечисление омонимичных городов у Стефана Византийского (s.v. 4Xiov): «Илион, гороп Троапы. в честь Ила.,. Второй в Пропонтиде на реке Риндаке, третий в Македонии, основанный Геленом, четвертый в Фессалии, пятый во Фракии около Бизии (ката BiCutiv)». О фессалийском и македонском Илионах мы намерены говорить специально в другой работе. Все три остальных находились в достаточной близости друг от друга. Река Риндак, на которой стоял Илион, впадала в Мраморное море, протекая по Вифинии, немного восточнее троянского Айсепа. Существование в Северо-Западной Анатолии двух Илионов отразили раннехристианские церковные документы, упоминающие о самостоятельных епископатах в каждом из этих городов [Zgusta, 1984, с. 197], лежащих на территории, которая могла в древности входить во владения единой Вилусы со столицей в археологической Трое. К тому же ряду названий принадлежит и упоминавшийся в главе 3 топоним ЧХои£а несколько южнее, на границе Лидии и Фригии: он точно соответствует обозначению древней Вилусы, и его возникновение, вероятно, как-то связано с историей этого государства и миграциями его уроженцев в более южные районы Анатолии. Фракийский же Илион находился в местности, населенной племенем астов, к северу от Боспора, т.е. все в том же поясе областей, скорее связуемых, а не разделяемых, как мы видели, Пропонтидой. Георгиев предлагал для этого фракийского топонима отдельную от мало-азийских названий этимологию из и.-е. 7/и'-уо-, греч. 1Хис, ст.-слав. ИЛЪ «грязь, тина» [Георгиев, 1957, с. 20]. Но перекличка названий к северу и к югу от проливов вполне может объясняться этнической близостью обитателей обоих берегов, и при обычном в греческих фиксациях фракийских имен опущении слабого [и] омонимия троянского, вифинского и фракийского Илионов наглядно заключает лингвистическую картину «фракийской» Трои.
6
Как же соотносятся все эти лингвистические данные и показания традиции, включая гомеровские сообщения о Мигдоне, Кебрионе, мисийцах и Скейских воротах в «Трое Приама», со свидетельствами археологии о материальной культуре Троады?
Существует очевидный рубеж, начиная с которого археологи, не колеблясь, признают принадлежность Трои к области обитания исторических фракийцев. Это последняя фаза существования догреческой Трои, так называемая Троя VII6 2, которую Блеген датирует примерно 1170 - 1100 гг. до н.э. Этот город строят на руинах Трои VIIб 1, прямой преемницы и продолжения «Приамовой Трои», пришлые племена, принесшие с собой до тех пор не засвидетельствованную в этом городе культуру «выпуклой керамики», для которой помимо специфических выпуклостей характерен вытисненный или процарапанный орнамент с повторяющимся мотивом концентрических кругов и вытянутые, загибающиеся под острым углом ручки [Dimitrov, 1971]. Эта культура, не имея соответствий ни в окрестностях Трои, ни вообще в Анатолии, перекликается многими чертами с культурами Средней и Юго-Восточной Европы, в частности Подунавья [Biegen, 1963, с. 169 и сл.; Akurgal, 1961, с. 3; Дьяконов, 1968, с. 117]. На территории Фракии обнаружено множество черепков от сосудов позднего бронзового века, выполненных в той же технике. Решающим событием для этнической атрибуции культуры Трои VII6 2 стало обнаружение в 1956 г. в окрестностях Казанлыка фракийской культуры с сосудами, абсолютно идентичными сосудам данного слоя Трои, но при этом по своему типу имеющими как предысторию, так и продолжение в последующие века на территории Фракии [Dimitrov, 1971, с. 78]. Это дает надежные основания для отнесения Трои VII6 2 к культурам сложившегося с XIII в. до н.э. стиля «фракийского гальштатта», оформившегося в результате тесных культурных связей фракийцев этого времени с раннекельтскими и раннеиллирийскими этносами (см. [СН&коуа, 1971, с.80 и сл.]).
В начале XI в. до н.э. Троя УПб 2 была разрушена очередной группой пришельцев со стороны Фракии. По Блегену, городская жизнь на Гиссарлыкском холме не возобновлялась до прихода в конце VIII в. до н.э. греков - строителей Трои VIII. X. Подцувайт, ссылаясь на найденные Блегеном в поздних слоях Трои VII сосуды протогеометрического стиля, справедливо настаивает на том, что какое-то население могло оставаться в городе и в последующие века [Рос1ги\уеИ, 1982, с. 81 и сл.]. По крайней мере для Х1-Х вв. («протогеометрическая эпоха») это вполне правдоподобно. Однако едва ли Подцувайт прав, пытаясь продлить существование Трои VIIб 2 чуть ли не на все «темные века», вплоть до строительства Трои VIII. Троянские предания отражают переход населения Илиона в эту эпоху в более безопасное место на Скепсис в предгорьях Иды, а также правление в Троаде вплоть до гомеровских времен фракийской династии, возводившей себя к древним царям Дардании. Итак, можно утверждать без колебаний, что ко времени создания «Илиады» Троада четыре с лишним века была населена фракийцами, причем предшественниками этих фракийцев были известные здесь с конца XIV в. до н.э. дарданийцы или дарданцы.
Если мы захотим продвинуться в глубь веков к более древним стадиям связей между Троей и Фракией, отправным пунктом должен стать тот фундаментальный вывод, которым увенчались интенсивно проводимые в послевоенные годы раскопки многослойных поселений на территории Болгарии, в особенности таких, как Эзеро (раннебронзовый век), Михалич (Караново VII) той же эпохи и особенно поселения Юнаците, охватывающего огромный временной отрезок с энеолита до позднего бронзового века. Этот вывод состоит в непрерывности линии культурного развития на фракийской земле на протяжении всей эпохи бронзы, начиная с самых ранних ее стадий и кончая позднейшими, к которым относятся уже культуры исторических фракийцев, в том числе и тех, что основали Трою VIIб 2 (см. [Георгиев, Мерперт, 1965, с. 130; Мерперт, 1969, с. 254; КаОп-Сагоу, 1972, с. 53 и сл.]). Напротив, начало бронзового века ознаменовалось военными и культурными потрясениями на всей территории Юго-Восточной Европы и Балкан, гибелью цветущих, но совершенно незащищенных неолитических поселений, обитатели которых зачастую, как это имело место в Юнаците, были внезапно и беспощадно истреблены некими пришельцами. С победой последних связано возникновение во всем этом ареале в конце IV - начале III тысячелетия мощных поселений крепостного типа и появление гряды новых, раннебронзовых культур от Баденской до Караново VII, Эзеро и «нового» Юнаците. (Данной проблематике был посвящен подробный доклад Н.Я. Мерперта «Раскопки поселения в Юнаците» на заседании Секции по античной балканистике в Институте славяноведения и балканистики в январе 1990 г.) Эти события могут быть истолкованы однозначно как вторжение в приэгейские области племен с севера, решительно изменивших этнический облик данного региона и сыгравших видную роль в его «индоевропеизации». Поскольку в течение последующих двух тысяч лет состав населения на территории не подвергался кардинальным изменениям, из этого прямо следует, что на рубеже IV—III тысячелетий до н.э. на землю Фракии в числе иных индоевропейских народов пришли предки исторических фракийцев, возможно, принадлежавшие к фрако-балтийскому диалектному континууму на протоуровне.
