***

Откинувшись на спинку непомерно удобного кресла, я даже немного задремала, пока Док осматривал мою рану, а потом, вколов местный наркоз, стал обрабатывать ее и зашивать по новой, сняв предыдущие швы, которые оставил мне Арчи, и которые я едва вытерпела, в итоге отключившись от болевого шока.

— Все, принцесса, готово. Через пару дней будешь как новенькая и сможешь вернуться в строй, — похлопав меня по ноге, проговорил Вадим, а я слегка поморщилась.

— Было бы неплохо, — изрекла я, покосившись на открывающуюся дверь, в которую вошел хмурый Драко. — Извини, я не хотела, — посмотрев на него, хрипло произнесла я, а он подошел вплотную к креслу.

— Все в порядке. Нервишки просто шалят, — наклонившись, целомудренно поцеловав меня в лоб, проговорил наемник, извлекая из кармана своей куртки шоколадку с изюмом.

— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — протянув за сладостью ручки, проговорила я, а Док усмехнулся, оценивая картину перед собой.

— Знаю, — потрепав легонько волосы, словно старший брат, который до этого отругал свою сестренку, а теперь пришел мириться, ответил Драко, и обернулся к Вадиму. — У меня есть к тебе разговор. Мастер просил тебя к нему зайти. Но я боюсь, что ты узнаешь об этом раньше, чем доберешься до него.

— Говори, — нахмурившись, бросил Док, а Драко отвел свой взгляд от него, я же ощущала себя крайне неуютно, я знала, о чем пойдет речь, и я не хотела видеть боль Вадима, только не его. — Детра мертва, как и вся команда Бенжо. Мне искренне жаль.

Вадим пошатнулся, выронив баночку с какой-то эмульсией из рук. Его ладони сжались в кулаки, и создалось такое впечатление, что он сейчас заорет оттого, что раздирало его изнутри. Он поднялся и фактически вылетел из комнаты. Драко даже не старался его остановить, как и я, которая отчетливо видела муки боли на его лице. Я не знала ее, но прекрасно понимала, что она много для него значила. Быть может, у них даже что-то было или намечалось, больше, чем секс, который был. Никто об этом не знал, кроме них, и, быть может, наших мастеров. А теперь это все сгнило, пропало, разорвалось, превратилось в прах. И Вадиму нужно было время, чтобы это пережить. Много времени, как мне казалось. Очень много времени…

— Твой неудавшийся насильник, Рита, Буч так же мертв, — проговорил Драко, а я все еще как завороженная смотрела на дверь.

— Он бы и так не выжил, — слишком уверенно протянула я, а наемник бросил на меня пытливый взгляд. — Я бы прикончила его сама, если бы Руслан, то есть, мастер, не сделал этого до меня.

— Я смотрю, вы сблизились, — скептически протянул парень, а я бросила на него предостерегающий взгляд.

— Я все помню. Каждую мельчающую деталь той боли, что он мне принес, и даже то, что он для меня сделал, не загладит того, что было. Я никогда его не прощу, — поднимаясь на руках, проговорила я. — Да и разве ему нужно мое прощение?

Это был риторический вопрос, на который Драко не стал отвечать, помогая мне подняться и устоять на своих двоих, ощущая расползающуюся боль, но она словно была нужна мне. Словно только так я чувствовала себя живой.

— У меня кое-что есть для тебя. Вообще, я не должен был этого делать, но меня слишком хорошо попросили, соблазнив аромонтайским кинжалом, и я не смог отказать, — мечтательно протянул наемник, вручая мне маленький сверток бумаги, словно шпаргалка, на которой едва что-то можно было увидеть. — Я, пожалуй, пойду в душ. А ты, блондиночка, избавься от улик и отдохни. Вечером намечается пир, нужно быть во всей красе, — разворачиваясь к выходу, дополнил Драко, а я кивнула головой, с усердием разворачивая бумажку.

«Сегодня в полночь. Возле входа в лабиринт. К.»

Ветвистый, красивый почерк и всего пара слов. Инициалы, которые принадлежали, без сомнения, лишь одному человеку и дикое желание его увидеть. Совершенно непонятное. Спонтанное. Но такое, словно на нем зациклен мир. Легкий трепет в груди. И затрудненное дыхание.

Что же это, Рита? Волнение? Страх? Ты чувствуешь опасность, но хочешь увидеть его. Тебе нужно запомнить его черты. Нужно в последний раз его коснуться. Тебе нужно обмануться, чтобы ощутить себя правильно. Чтобы просто ощутить себя.

Покачав головой, словно прогоняя настигнувший меня дурман, я зашла в ванную комнату, и смыла записку в унитаз. Никто не должен был ее увидеть. Никто не смел ее прочитать. Она была моя. Моя тайна. Моя боль и мое желание.

Глава 37

Только подумать, что может сделать душ и блага цивилизации с человеком, который провел неделю в лесу. Кажется, даже моя кожа перестала отдавать нездоровым зеленым отливом, только бесчисленные синяки портили все впечатление. Я была вся в них. В крапинку. Нет, скорее, словно на меня краску пролили: где-то больше, где-то меньше. Причем использовали при этом все цвета гангрены.

Огромный, переходящий от насыщенно-синего в фиолетовый, а по бокам и с желтым отливом синяк, покрывал собой часть тела от тазовой кости вверх к ребрам. Второй такой же по размерам, может быть чуть меньше, находился в районе солнечного сплетения и касался спины. На лице, ногах, руках также было несколько синяков, но не таких жутких, как предыдущие. Синеющие отпечатки пальцев на ягодицах заставили меня вздрогнуть и тихо-тихо заскулить от шквала обрушившихся воспоминаний.

« — Давай эту суку сюда, — хрипит двухметровый амбал, а меня кидают на кровать и я кричу.

— Ох, как же я люблю крикливых, — рокочущим голосом произносит надо мной наемник, приподнимая мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть на него, и вырваться у меня не получается. — Ты любишь сосать, девочка? Скажи мне, как часто твой рот занят членом твоего мастера? — ухмыляясь, тянет рыжий.

— Девочка, ты не выйдешь отсюда живой. Мы вытрахаем тебя во все щели, а потом бросим подыхать, как придорожную шваль. И лучше бы тебе расслабиться, иначе больнее будет, — с мнимой обеспокоенностью, издеваясь, произносит Лор, в то время как двое наемников рывком приподнимают мое тело, зафиксировав в коленно-локтевой.

— Тебе нравится в два ствола? — заходясь в уничтожающем смехе, тянут мужчины, а Лор уже становится возле моего лица, к губам приставляя свой член, пачкая своей смазкой щеку».

Меня затрясло, ноги подкосились, и я рухнула на холодный кафель, заходясь в истерике. Несколько дней я старательно выстраивала в разуме стену, чтобы отгородить себя от этого, чтобы забыть и не вспоминать, никогда не вспоминать. Все мое напускное спокойствие. Вся моя уверенность — фарс чистой воды. Плотину, так или иначе, должно было прорвать и я рада, что этого не случилось на публике.

Мне нужно было уединение. Я хотела задыхаться в нем. Я хотела утопать в одиночестве. Жалеть себя. Страдать. Позволить себе быть слабой. Мне нужно было выплеснуть эмоции. Нужно было дать им волю. Так нужно. Так катастрофически нужно.

— Все, хватит, иди сюда, — сильные руки притягивают меня к себе, и я забываюсь, погибая в терпком, до помрачения приятном аромате мужчины.

Провожу носом вдоль его шеи, продолжая всхлипывать, не открывая глаз. Да мне и не нужно на него смотреть, я знаю, что его брови настороженно сведены, а на лбу из-за этого образовалась складка. Знаю, что он не знает, как себя со мной вести, словно я бомба замедленного действия. Знаю, что ему дико хочется наорать на меня. Выбить дурь из моей головы, чтобы показать, кого мне стоит бояться. Но он не спешит с этим, загребает мое искалеченное тело в охапку и тащит на постель, из-за чего я в панике жмусь к нему, хоть хочется оттолкнуть, сказать, чтобы он не трогал меня, чтобы он ушел, оставил…отпустил…

Он кладет меня на простыни, сам нависает сверху и проталкивает свой язык в мой рот, заражая меня вкусом чего-то сладкого, и в то же время я чувствую ноту алкоголя. Он пил. Виски, скорее всего виски, потому что именно этот напиток дарит такое послевкусие. Его губы мягкие, полные, зажимают мою нижнюю и тянут за нее. Я выдыхаю в его рот. Сжимаю в кулаках ткань его футболки, и чувствую его зубы на своем языке. Он слегка прикусывает его, даря при этом ранее неведомую мне ласку. Он не касается меня руками, они находятся по краям от моей головы. Янтарные глаза дурманят, смотрят пристально, лукаво, словно они знают то, чего не знаю я, даже не догадываюсь.