Он не стал раздевать меня, а лишь приспустил мои джинсы, что поначалу озадачило меня. Я ожидала, что он разденет меня полностью, таким образом унизив окончательно и бесповоротно, но в таком положении мое тело было полностью закрыто от Канта, его взору были доступны лишь оголенные бедра и ягодицы, но не более того. Я продолжала ощущать ласкающие меня пальцы Руслана, его губы на своей шее, размеренное, горячее дыхание, вызывающие мурашки. Он прикусывал кожу, оттягивал ее и посасывал, улыбаясь моей реакции на его манипуляции. Казалось, что его совершенно не смущал тот факт, что на нас смотрят, наоборот, он демонстративно был нежен и горяч для того, чтобы показать свою безграничную власть надо мной. И я подчинялась ему, отворачиваясь и зажмуривая глаза от стыда, что закрадывался глубоко внутри меня, от ощущения своей ничтожности.

— Ну же, Рита, посмотри на него, — он насильно развернул мою голову в сторону Канта, удерживая меня в таком положении и заставляя смотреть на него. — Вот кому отвратительно. Ведь ты ему нравишься, даже более того. — Раздвинув мои ноги шире, и надавив на запястья сомкнутые за спиной, он заставил меня прогнуться в пояснице, предоставляя ему беспрепятственный доступ к моему телу. Его пальцы, влажные от моей смазки, бережно и аккуратно стали растягивать меня, подготавливая для него, о чем он не побеспокоился в прошлый раз, когда порвал меня, срывая на мне свою злость. — Но он не имеет права прикасаться к тебе, не имеет права трахать тебя, — незамедлительно проникая в мое тело, рыкнул Руслан, — потому что ты МОЯ!

Даже после всех умелых манипуляций его рук я отчетливо ощутила дискомфорт, граничащий с болью, оповещающей о том, что я еще не до конца восстановилась. Запястья, которые он словно в тиски зажал своей рукой, затекли, и меня не покидало чувство, что на них останутся синяки. Но мне было на это плевать, на все плевать. Ничто не имело значения, ничто и ничего.

Я продолжала держать глаза закрытыми, чувствуя, как они увлажнились от проступающих слез. Мне не хватало ни сил, ни духа для того, чтобы открыть их. Мне не хватало смелости посмотреть в глаза Канта, пока Руслан не заставил меня это сделать, вздернув мое лицо за подбородок вверх.

— Посмотри на него, Рита, — негодующе произнес мучитель, прикусив мочку моего уха. — Посмотри на него!

Кажется, что я еще никогда не испытывала такого сокрушительного чувства обреченности, как сейчас. Мои веки были словно свинцовыми, а слезы продолжали стекать по моим щекам, оставляя за собой влажные дорожки. Но то, что сжирало меня изнутри невозможно было сравнить с теми чувствами, которые я испытала, столкнувшись с отчужденным взглядом Канта. Я будто разбилась на тысячи осколков, которые осыпались на этот чертов ламинированный пол, предварительно изрезав душу. Меня совершенно не трогало то, что Руслан продолжал иметь меня, крепко прижимая к себе, казалось, что это происходило не со мной. Я как будто отдалено слышала его учащенное дыхание, чувствовала его самодовольную ухмылку. Это не мою оголенную кожу целовали его губы, вызывая не в моем теле отклик. Не меня удерживали его сильные руки. Это не в мое тело вторгались в бешеном темпе, практически заставляя закричать то ли от боли, то ли от иного чувства, которое я никогда не признаю как истину.

Кант не двигался, он продолжал смотреть на меня пустыми, будто стеклянными глазами. По его скулам бегали желваки, он морщился и глубоко дышал. Его пальцы были крепко сжаты в кулаки так, что костяшки побелели. Все его тело прибывало в напряжении, но он продолжал смотреть. И я не понимала, почему он не отворачивается, ведь так было бы проще… и сердце не сжималось бы в груди до боли.

В какой-то момент я просто не выдержала. Я закричала, захлебываясь собственными слезами, вырываясь из лап хищника не в силах больше терпеть эту муку. Мне было плевать на то, что он со мной сделает после, потому что то, что он сделал сейчас, было хуже смерти. Он заставил меня почувствовать удовольствие от своих прикосновений, заставил почувствовать себя мерзкой, отвратительной. Он заставил меня задохнуться в эмоциях, что уже давно перелились через край. И это был мой предел.

— Нет! Пожалуйста! Хватит! — срывая голос, кричала я, истерика поглотила меня.

Руслан рывком развернул меня лицом к себе, усаживая на стол голой задницей. Его глаза пылали гневом. Он был зол, чертовски зол. Его ладонь хлестко ударила меня по щеке так, что моя голова дернулась в сторону, а слезы, которые уже почти иссякли, стали литься с новой силой. Я ощущала себя безвольной, использованной куклой, нервно хватая ртом воздух. Я не смотрела на него, я не могла на него смотреть, я ни на что не могла смотреть. Хотелось сдохнуть, прямо здесь, прямо сейчас.

Мой слух отдаленно уловил щелчок, и я краем глаза заметила, что стекло, за которым стоял Кант, больше не освещалось, мучитель отгородил нас. Руслан молчал, не спеша застегивал пояс джинс, чему я не сразу смогла поверить, потому что он так и не закончил, впрочем, это волновало меня в последнюю очередь. А если подумать, то меня не волновало даже то, что я сидела по пояс голая перед ним. Я была опустошена и продолжала плакать, едва слышно всхлипывая.

— Ты разочаровала меня, Рита, очень разочаровала, — проговорил мучитель. — Видно, я сделал ставку не на того наемника, но в этом только моя вина, и я с этим разберусь. — Размеренным шагом он направился к выходу, но возле самой двери обернулся. — Приведи себя в порядок и возвращайся в зал.

Несколько минут я продолжала сидеть на столе, рассматривая закрытую дверь. Я не решалась пошевелиться, все еще не веря в то, что он ушел, что он оставил меня, что он не довел дело до конца. Я не могла в это поверить. И вряд ли когда-нибудь смогу.

Глава 21

Пошатываясь из стороны в сторону, я шла вдоль выложенного камнем плохо освещенного коридора. Мое тело пробирала дрожь, голова раскалывалась от истерики, что еще несколько минут назад крепко сковывала меня стальными цепями, ломая изнутри. Слез не осталось, они высохли на пылающих щеках. Мне хотелось сдохнуть.

Порыв холодного ветра, пробравшего меня до костей, заставил меня остановиться. Несколько секунд я не могла сообразить, откуда он мог взяться, как в замедленной съемке ища источник, и я его нашла. Закрытая на сломанный замок металлическая дверь поддалась не сразу, но, распахнув ее, я вышла на оплетенный плющом балкон и сразу окуналась в предгрозовую сырость. Поддавшись искушению, прикрыла глаза, наслаждаясь настроением погоды, ведь оно было зеркально моему.

Глубокий вдох и медленный выдох — я дышу. Распахнув глаза, я тщательно всматриваюсь в темноту — я живу. До меня доносится приглушенная музыка и отрывки разговоров, отбрасывая в реальность, и сердце учащенно начинает отбивать ритм, а паника охватывает сознание.

Шаг, всего шаг за преграду, и я смогу освободиться, навсегда покинув этот отрешенный от реальности жестокий мир или же бывший реальностью, но скрывшийся под тенью лжи. Я запуталась, не зная истины, потеряла нить, смысл. Все мои мечты о будущем рухнули в тот же миг, как меня приволокли в этот чертов Замок. Нет, на самом деле позже, они рухнули сейчас, когда я осознала, что отсюда есть только один выход — уйти в пустоту. В противном случае я останусь здесь навсегда, и он не прекратит ломать меня, каждый раз выворачивая душу наизнанку и перемалывая мое сердце в мясорубке, убивая меня.

Несколько капель дождя упали на мое лицо, я подняла его к небу, перебравшись через перила. Спрыгнув отсюда, я ничего не добьюсь, в худшем случае мне грозит перелом (второй этаж — слишком низко), но кинжал все еще со мной (перерезать вены — женский способ покончить с собой). Я никогда не задумывалась о суициде, даже когда отец силой подложил меня, под ненавистного мне человека, а мать не стала перечить ему, ведь так было нужно или когда любовь всей моей жизни взял меня без моего согласия после того, как перепил на выпускном. У меня не осталось сил продолжать эту игру, правила которой раз за разом ужесточаются. Нет сил терпеть его издевательства. Он убивает меня изнутри, наслаждаясь процессом, и я не в силах остановить его.