Социальная работница достала из сумочки карточку и провела ее по считывающему устройству рядом со стальной дверью из армированного стекла. За ней обнаружился сумрачный, вымощенный кафельными плитками коридор. Возле лифта в пластмассовом горшке росла коричневая юкка.
Лифт всего один, отметила про себя Эмма. На все здание, насчитывающее целых одиннадцать этажей.
— Не волнуйтесь. — Социальная работница окинула профессиональным взглядом ее огромный живот. — Здесь вполне надежный управляющий. Если что-нибудь ломается, они, как правило, приводят все в порядок через пару дней.
Осмотр квартиры не занял много времени. Коридор с выкрашенными в желтый цвет стенами был настолько мал и узок, что Эмма с ее животом и социальная работница не помещались в нем одновременно, пришлось проходить по очереди. В коридор выходили три двери. Первая вела в ванную комнату. Окна в ней не было, только вентилятор, зато имелась настоящая ванна.
— Этот бонус вы оцените, когда появится ребенок, — улыбнулась работница социальной сферы.
В спальне была только кровать с чистым полосатым матрасом, встроенный гардероб с белыми дверьми и столик под окном с двумя выдвижными ящиками. Стол придется вынести, если она решит поставить здесь детскую кроватку для малыша. Гостиная показалась Эмме очень темной, несмотря на то что за окнами был солнечный день, а занавески на стеклянной двери, ведущей на балкон, раздвинуты. Из обстановки в комнате наличествовал лишь обтянутый красно-коричневым вельветом диван да круглый столик со стеклянной крышкой и двумя металлическими стульями в придачу. К гостиной примыкала крохотная кухонька без окон, в которую вел проем, лишенный двери. Места для стола там, увы, не было: все свободное пространство занимали плита, холодильник и раковина из нержавеющей стали, а на стене на уровне глаз висели три шкафчика горчичного цвета. Исцарапанный и потертый линолеум в серо-белую клетку крепился к полу полосками липкой ленты.
А вот балкон оказался очень хорош. Он представлял собой простой бетонный прямоугольник, размеры которого едва позволяли лечь и вытянуться. Зато она могла посадить там цветы, и летом на нем станет просто чудесно. Ковры на полу в квартире были чистыми, хотя и протертыми до дыр. Нигде не было никаких коричневых пятен. Эмма вздохнула с облегчением. Не отель «Ритц», конечно, но намного лучше тех меблированных комнат, в которые ее собирались поселить. Она даже думать не хотела о том, что сделала бы, окажись эта квартира такой же или даже хуже того ужасного жилья.
— Я беру ее, — заявила она социальной работнице.
— Выбор невелик, правда, дорогуша? — жизнерадостно откликнулась та.
Эмма переехала в новую квартиру на следующий же день. Все ее пожитки поместились в багажнике такси, так что делать второй рейс не пришлось. Несмотря на то что квартира выглядела чистой, Эмма немедленно отправилась в супермаркет «Сэйнсбери», находящийся в паре кварталов от дома, и накупила там целую гору чистящих порошков и принадлежностей, а потом принялась отскребать квартиру. В течение следующих пары дней она воспользовалась деньгами матери, чтобы купить кое-что из вещей для ребенка: коляску, которая превращалась в детский складной стул на колесиках, кроватку, одеяла, бутылочки для молочной смеси и стерилизатор. Кроме того, она обзавелась кружками, тарелками, ножами и вилками, пеленками и подгузниками. В квартире поселился и зеленый плюшевый лягушонок, которого Эмма присмотрела на уличном лотке на Хаммерсмит-Бродвей.
В те выходные, лежа в постели, она прислушивалась к грохоту музыки, доносившемуся сверху: где-то в полном разгаре была вечеринка. Ну и пусть люди отдыхают! В конце концов, для чего еще существует субботний вечер? Снизу долетали крики, сопровождающиеся звоном разбитого стекла. Эмма испуганно обхватила руками живот. Впрочем, здесь ей ничего не угрожало. Она жила на пятом этаже, так что вряд ли кому-нибудь придет в голову лезть к ней в окна. Она уже получила электронную кодовую карточку, отпирающую тяжелые металлические двери внизу, и отдельно — обычный ключ от собственной двери.
Им будет хорошо здесь. Ей и ее ребенку. Они справятся.
* * *
А потом, восемь дней спустя, на свет появился Риччи, и следующие несколько недель слились для нее в одну сплошную череду. Все свое время и силы Эмма тратила только на него. А сделать надо было очень многое. Ей нужно было кормить его — причем чуть ли не постоянно, как ей казалось, хотя и с небольшими перерывами, чтобы уложить малыша себе на колени и помассировать ему спинку, чтобы вызвать отрыжку. Так показала ей патронажная сестра. Ей приходилось менять ему пеленки и памперсы. Стерилизовать бутылочки. Стирать его одежду. Каждую минуту находилось какое-нибудь занятие.
Эмма удивилась, заметив, как быстро она втянулась и приспособилась к ежедневным хлопотам. Поначалу она беспокоилась, что не сумеет должным образом ухаживать за сыном, поскольку у нее самой не было подруг или знакомых, имеющих детей. Но бессонные ночи оказались не такими уж страшными, как она себе представляла. Конечно, было очень утомительно вставать среди ночи и давать Риччи бутылочку, но через несколько недель он привык спать до утра, и у них выработался своеобразный ежедневный ритуал. Встать в половине седьмого утра. Дать ему бутылочку. Затем они вдвоем снова ложились спать до девяти часов. До вечера обоим удавалось вздремнуть еще пару раз. Наконец в восемь или в половине девятого — окончательный отход ко сну. Риччи оказался тихим и спокойным мальчуганом: он плакал, только если хотел есть или когда нужно было сменить ему памперсы, так что скоро Эмма по крику научилась определять, чем он недоволен. Судя по тому, что она читала, Эмма решила, что ей достался не самый худший ребенок. Бывали дети, которые кричали день и ночь напролет, и заставить их замолчать было решительно невозможно. Но ее Риччи был совсем не таким. Ей крупно повезло. Эмма вычитала где-то, что молодая мать должна спать днем вместе с ребенком, и неукоснительно следовала этому совету. Она вполне высыпалась. Вся работа по дому тоже делалась вовремя. Собственно говоря, в этом не было ничего особенно сложного.
Вот только выполнять ее приходилось изо дня в день, без перерывов.
Снова, и снова, и снова.
И только когда первые, самые тяжелые, ночи остались позади, Эмма поняла, насколько она одинока. Как трудно оказалось выбираться из квартиры с маленьким ребенком и как мало людей она видела.
Она пришла в восторг, когда однажды вечером, по пути с работы домой, к ней заглянула Джоанна. К тому времени Риччи исполнилось уже шесть недель.
— Эмс! — радостно завопила Джоанна и бросилась Эмме на шею, не успела та открыть дверь. Выглядела подруга потрясающе. Она была на высоких каблучках-шпильках и в светло-голубом брючном костюме. Распущенные волосы, подстриженные по-новому, падали до плеч, а челка стала длинной, зачесанной набок. — Извини, что не заходила так долго. Просто в квартире ремонт, и мы с Барри живем на чемоданах. А тут меня еще повысили на службе, и теперь я стала региональным менеджером по продажам. Это просто сумасшедший дом!
Джоанна все время смахивала челку, падающую на глаза, и оглядывалась по сторонам, рассматривая вельветовый диван, пачки памперсов и пеленок в углу, полотенца и ползунки, развешанные для просушки на спинках двух стульев Эммы.
— У тебя замечательная квартира! — восторженно сообщила она.
— Присаживайся. — Эмма была очень рада видеть подругу. — Я приготовлю кофе.
Джоанна быстренько провела ладонью по дивану, проверяя его чистоту, прежде чем опуститься на самый краешек.
— Какой чудесный малыш! — проворковала она, глядя на Риччи, спокойно спавшего в коляске.
Но при этом наотрез отказалась взять его на руки.
— Дети меня не любят, — неловко посмеиваясь и отодвигаясь, заявила Джоанна. — И я буду бояться, что уроню его.
— Да ладно тебе! — настаивала Эмма. — Он так любит, когда его берут на руки. Риччи — крепкий мальчуган, и здоровее, чем кажется. Не бойся, он не сломается.