Они увидели парнишку в джинсовой куртке и в черном плюшевом капюшоне, надвинутом на глаза, чтобы спрятать лицо. Наверное, он воспользовался моментом, когда все отвлекутся, чтобы стащить то, что теперь прятал под курткой, почти бегом уходя от толпы.

– Он взял розового плюшевого котенка, я точно видел, – уверял полицейский.

Борги сделал знак другому полицейскому, который был ближе всех к парню, и тот, вытащив из куртки мобильник, сделал несколько снимков.

– Дело сделано, – сообщил тот по рации. – У меня есть его лицо. Я его задержу.

– Не надо, – решительно остановил его Фогель. – Я не хочу, чтобы он что-нибудь заподозрил.

Мальчишка между тем вскочил на скейт и преспокойно уехал.

Борги не был уверен, что шеф принял правильное решение:

– Почему бы за ним хотя бы не проследить?

Фогель ответил, не теряя подозреваемого из виду:

– Подумай, что начнется, если кто-нибудь из прессы заметит эту сцену.

Он был прав, Борги об этом не подумал.

Фогель обернулся и успокоил его:

– Куда денется мальчишка на скейте? У нас есть его физиономия, и мы его найдем.

Придорожный ресторанчик был переполнен.

Над окном, которое выходило на бензоколонку, все еще виднелась надпись: «Счастливого праздника!» Хозяин, как челнок, курсировал между кухней и столиками, проверяя, все ли хорошо обслужены и довольны. Чтобы справиться с лавиной неожиданно нахлынувших клиентов, ему пришлось нанять еще персонал. Здесь толклись журналисты, телевизионные техники, фоторепортеры и простые люди, приехавшие в Авешот, чтобы своими глазами увидеть место, где разворачивалась история, которой сопереживала вся страна.

Фогель назвал их хоррор-туристами.

Многие отправились в дальнюю дорогу всей семьей. Повсюду сновали дети, и в зале царила приподнятая атмосфера загородной прогулки. Под конец дня все увозили домой фотографии на память и впечатление, что они приняли участие, хоть и весьма косвенно, в медийном проекте, который потряс миллионы людей. И им было, в сущности, безразлично, что в сотне метров от них полицейские со служебными собаками и ныряльщики, не говоря уже о научных полицейских подразделениях, трудятся, чтобы найти хоть малейший след, хоть малейшее указание, способное пролить свет на судьбу пропавшей девочки. Все оказалось так, как и предвидел Фогель: шум, поднятый СМИ, убедил начальство махнуть рукой на урезанный бюджет и выделить ему те средства, в которых он нуждался. Было сделано все, чтобы не ударить в грязь лицом в глазах общества.

Спецагент сидел за тем же столиком, который занимал в день Рождества, когда он был единственным посетителем ресторана. Как обычно, он ел и одновременно делал пометки в черной записной книжке серебряной ручкой. Пометки он вносил со всем тщанием.

Теперь на нем был серо-зеленый твидовый костюм с темным галстуком. Такая элегантность шла вразрез с одеждой прочих клиентов. Но так и было задумано. Ему сейчас нужно было подчеркнуть разницу между собой и тем шумным и разношерстным людом, что толокся вокруг. Чем больше он наблюдал за посетителями, тем больше удостоверялся, что выглядит весьма значительно.

Все уже позабыли об Анне Лу.

Безмолвная героиня истории отошла на задний план. Зато ее молчание послужило поводом для болтовни остальных. Все хотели что-нибудь сказать о ней, о ее короткой жизни. Высказывались и СМИ, и простые люди – на улице, в супермаркете, в барах. Высказывались без всякого стеснения. Фогель и это тоже предвидел. В определенный момент срабатывал некий странный механизм, и реальные события превращались в сериал.

Преступления совершаются примерно каждые семь секунд.

Однако лишь мизерной их части посвящают газетные статьи, выпуски телевизионных новостей и бесконечные ток-шоу с продолжением. И к этой ничтожной части подключат экспертов-криминалистов и психиатров, ради нее побеспокоят психологов и даже философов. Будут изведены реки чернил, забиты многие часы телеэфира. И все это растянется на недели, если не на месяцы. А повезет – то и на годы.

Но главное, о чем никто не говорит, – так это то, что преступление может породить настоящих невежд.

Хорошо пересказанное преступление давало блестящие результаты, выряжаясь языком широкой публики, и приносило транслирующим компаниям миллионы от спонсоров и рекламодателей. Затраты минимальны: корреспондент, телекамера и оператор.

Если же какое-либо громкое преступление – убийство или необъяснимое исчезновение – происходило в малонаселенном «медвежьем углу», то за месяцы репортажей СМИ в этих местах растет количество посетителей, а следовательно, они начинают богатеть.

Никто не может сказать, почему тема преступления оказалась вдруг более привлекательной, чем любые другие. Но все согласны, что что-то в этом есть.

Фогель обладал чрезвычайно развитой интуицией, у него на такие случаи был просто нюх, благодаря которому он и прославился.

Только дело Мучителя не принесло ему известности.

Полученного урока ему не забыть. Однако, учитывая, какой резонанс получило дело об исчезновении Анны Лу, ему наконец представился случай отыграться.

Но стало очевидно, что все пойдет вовсе не по тому сценарию, что сложился у него в голове. За последующие дни паломничества к дому Кастнеров произошло несколько печальных эпизодов.

Жители Авешота поначалу восторженно отнеслись к паломникам, а потом начали вдруг отгораживаться от них. Выражаясь языком операторов, произошла «естественная засветка»[2]. Журналисты норовили влезть в личную жизнь каждого. А поскольку пока никаких ответов на вопросы расследования никто не получил, то люди заподозрили, что эти ответы кроются среди них, в их домах.

Пока о прямом обвинении речи не было, но все шло к тому.

В Авешоте вообще с подозрением относились к чужакам, а уж то, что ты стал объектом скрытой деятельности, которая тебя же может и обесчестить, вызвало уже прямое недоверие. В особенности у членов братства. И они все разом прекратили общение с журналистами.

Вначале горожане стали прятаться от объективов телекамер, потом грубо, иногда просто сердито начали отвечать на вопросы репортеров. В такой накаленной атмосфере, чреватой взрывом, было неизбежно, что кому-то придется поплатиться.

Поплатился какой-то молодой парень, приехавший в городок на заработки. Его единственной виной, вернее, легкомыслием было заговорить с местной девушкой, просто ее о чем-то спросить. К несчастью для него, это увидели посетителя бара. Ему стали угрожать, а потом перешли к действиям и изрядно намяли бока.

После обеда Фогель, воспользовавшись хорошей погодой и зимним солнышком, направился в школьный спортзал пешком и заметил, что на площади перед школой его ожидает прокурор Майер.

Судя по ее виду, визит не сулил ничего хорошего.

Она решительно пошла ему навстречу, громко стуча по асфальту каблуками, и бросила ему обвинение:

– Нельзя было приезжать сюда с тем, чтобы посеять подозрение в головах этих людей, и при этом полагать, что ничего особенного не случится.

– Они все сделали без меня, сами, – возразил Фогель.

Когда он появился в долине, то оказался перед сообществом людей скорее смущенных, чем испуганных. Здесь, среди гор, они были уверены, что зло мира их не коснется. Они не привыкли жить в условиях неопределенности. И теперь они все еще были убеждены, что зло пришло к ним извне. Однако где-то в глубине сознания у них зародилось подозрение, что зло всегда гнездилось в них самих, таилось в тишине, как болезнь. Фогель знал, что вот это больше всего и наводит на них ужас.

– Случилось то, чего я больше всего боялась, – сказала Майер. – Вы таки устроили спектакль.

– Вам известен хоть один случай побега подростка из дома, когда об этом не узнали бы все через несколько дней?

Вопрос спецагента прозвучал как вызов.