Ахиллес не обманул, Рысь появилась, едва мы успели сесть на удобный диванчик в салоне. По лицу ее было непонятно, что там у них произошло, однако едва мы поднялись в воздух, на голоэкране появилась ее шаловливая улыбка:

— Легко отделалась, — сообщила она, нисколько не таясь, — ну что, прокатимся с ветерком?

— Рысь, не сейчас, а то я сам по шее надавать могу, — Моретти щелкнул пальцами, — нам еще этого, как его, Егора нужно в студии забрать.

— Ах да, ну ладно, — Оля сделала аккуратный вираж, возвращаясь к центру Сити. — Такой скучный парень, этот Егор, — пробормотала она.

— А кто тебе больше нравится из нескучных? — подмигнул Серж, — подожди, я угадаю! Неужели красавец-итальянец?

— Не угадал! — весело рассмеялась Рысь. Мы пошли на посадку.

Пока ждали Егора, который не очень-то спешил, Серж продолжал попытки вызнать все сердечные тайны Рыси, но девчонка оказалась не такой простой. Шутила не менее остроумно, не сделав в итоге ни одного признания. Как маленькие, честное слово! И кто после этого у нас дитё?

Наконец появился Егор, бегом добежал до коптера и забрался, на ходу извиняясь за задержку.

Мы взяли курс на домик на скале, откуда предстояло стартовать в новое путешествие вглубь Прерии, отчего сердце у меня тревожно забилась. Какие ещё сюрпризы готовит мне судьба? Неожиданности далеко не самого приятного свойства, словно специально подкарауливали меня здесь на каждом шагу, потому от поездки к геологам я уже не ждала ничего хорошего. Лучше сразу настроиться на самое худшее. Или не стоит?

Я вздохнула и поглядела в окно на приближающийся дом на скале. Вот и появилось у меня пристанище. Дом, милый дом. Внутри стало тепло-тепло от этой мысли. Теперь я понимала всю глубину этого выражения! Ничего, уже вечером, если повезет, мы вернемся, и я буду спать в собственной постели в собственном доме.

Отступление второе: Отцы — командиры

— Заходи рядовой. И давай сразу без чинов, Тигр.

— Товарищ капитан, рядовой первого класса по вашему приказанию прибыл!

— Даже так…

Четыре глаза внимательно обшарили строптивца от когтей на ногах («выпустил, значит волнуется или еле сдерживает агрессию») до кончиков увенчанных черными кисточками ушей. Всего наблюдения набралось не более метр семидесяти пяти, хотя согласно уставу нахал стоял вытянувшись в струнку, шириной плеч он тоже не блистал. Все это на несведущий взгляд, разумеется, если не знать что перед ним один из лучших разведчиков и вообще просто очень удачливый сукин сын, умудрившийся выжить за более чем двадцатилетнюю и совсем не штабную карьеру.

Участник практически всех серьезных заварушек, «Драный тигр» умудрялся практически в любом, самом ерундовом, эпизоде получить очередную отметину на свою шкуру, но, тем не менее, из всех серьезных переплетов вырывался по крайней мере живым. И вот теперь эта великолепная «карьера» подходила к концу.

Сидящим за столом это было совершенно четко видно. Дает война командиру такое толи проклятие, толи дар — видеть, кто из его бойцов погибнет в следующем бою. Обычно это как «тени» на лице воспринимается.

Тигр тем временем тоже смотрел на начальство. Их взгляды отличались. Если командир с которым они прошли и повидали немало, глядел с тоской и жалостью, как у постели больного друга, то взгляд недавно присланного в команду особиста понять было сложнее. Он профессионально придавал своей морде абсолютно каменное выражение, и только на дне взгляда плескалось что-то непонятное — то ли несогласие, то ли гнев, а может сочувствие или все разом. Кто знает.

— Так, рядовой. Я внимательно изучил ваш рапорт и содержащуюся в нем просьбу. Особенно замечательно она смотрится после устроенного вами на последнем выходе цирка. Но этот вопрос мы рассмотрим отдельно. Что касается самого рапорта — он настолько необычен, что пришлось провести его экспертизу. К сожалению, медицина подтвердила твою вменяемость в процессе его написания, поэтому, увы, с ним придется разбираться все же мне.

Сохраняя вид «лихой и слегка придурковатый» Тигр с немалым удовольствием наблюдал за мучениями начальства. А все же здорово их учат, офицеров, шпарит как по писанному, ни одной запинки или междометия, а ведь по глазам совершенно ясно, что переводит свои мысли с военно-уставного, что называется «на лету».

— Что касается сути поданного рапорта. Мы, рядовой, не на курорте, а выполняем боевую задачу. В ходе выполнения которой никакие «увольнительные» или «отпуска» непредусмотренны. Вне зависимости от аргументации, а у вас она к тому же она безнадежно слабая. Безопасность тоже против категорически. Все, рапорт рассмотрен, просьба отклонена. Вопросы?

— Никак нет, товарищ капитан. Разрешите идти?

Два взгляда опять пробежались по этому упрямцу и, не встретив понимания, скрестились — «а я ведь говорил» явственно читалось в глазах командира, «и не таких обламывали» — зам по работе с личным составом, явно пытался хорохориться, но на дне явно проглядывала неуверенность.

Командир оперся всей тушей на стол, когти скрежетнули по полированному металлу, «поза подавления» в его исполнении впечатляла. Казалось еще миг и дело дойдет до рукоприкладства. Чем не вариант помочь дураку — отправить строптивого на больничную койку, там глядишь и голову подлечат. Но вот только спокойный взгляд в ответ четко говорил — “грозен ты командир, где-нибудь в поле я тебя может и испугался, а вот в тесной каюте — не слишком ли ты заплыл мясцом, да и жирком — больше на симуляторе работая?”

Но и противник Тигра был не лыком шит — опустившись назад в кресло, он легко перевел игру на собственное поле.

— Рассчитываешь новый рапорт написать? Это ты зря. Пока не сняты предыдущие взыскания, никакие просьбы не рассматриваются. Вот так, рядовой, — командир кивнул, отметив по ставшей напряженной позе и приливу крови к ушам, что его слова достигли цели и продолжил. — А за предыдущий цирк тебе много чего полагается. Не дано нам решать кому жить, а кому нет, так что надо было или помогать всем, или не вмешиваться. К тому же расчет времени и общая согласованность действий — ниже всякой критики. Нельзя поддаваться эмоциям. Впрочем, кому я это говорю…

Тигр ушами выразил согласие со всеми озвученными и не озвученными утверждениями и изобразил максимальную готовность внимать и исполнять. Но начальство решило видимо добить:

— Есть задача со степенью риска выше положенной. К тому же необходимо выполнить ее самостоятельно, без поддержки и прикрытия. Так что имеешь полное право отказаться.

После чего командир, пропустив мимо ушей презрительное фырканье от подчиненного по поводу последнего предложения и пригвоздив взглядом к месту вскинувшегося было зама, перевел внимание на тактический экран.

— Вот этот утес. В глубине скалы находится наш тайник и метеостанция, а также ретрансляционный комплекс связи и пассивной разведки. Все это богатство замаскировано на скале, питание автономное. Совсем недавно станция выдала сигнал критического разряда аккумуляторов и замолчала. Задача — провести контроль состояния станции и хранилища, принять меры к восстановлению работоспособности, если необходимо — обеспечить работу техников. Поскольку пойдешь «голяком», а объект близко к жилью, то разрешаю индивидуальный контакт третьего уровня. Вопросы?

Дальше оставалось только откинуться на спинку стула и полюбоваться двумя отвисшими челюстями — Тигра и зама. Рядовой пришел в себя первым.

— Вопросов нет. Разрешите начать подготовку?

— Иди уж. Свободен!

Впрочем, взгляды, которыми они обменялись на пороге, говорили больше — «Спасибо, командир. Я твой должник», «Вот и верни долг — вернись. Что до остального — все что могу…»

Вздохнув вслед закрывшемуся люку, капитан перевел совсем не дружеский взгляд на собственного зама. Тот уже только что не булькал, и еле сдерживался от прямого нарушения субординации в присутствии низового состава. Под тяжелым взглядом он прижал уши к голове признавая право приказывать, но встопорщил усы заявляя о личном несогласии с принятым решением.