Аккуратно, словно хрустальные, я поместила все целые изделия на помост катамарана, накрыла опять рубашкой и строгим взглядом посмотрела на нашего капитана. Кажется, он проникся. То есть будет стараться не поломать и не позволит воде захлестнуть это сокровище. В общем, было нам тесно, неудобно, но к вечеру, как не берегли посуду, всё равно погибли две миски — тарелка и кастрюлька. Итого сохранилось семь предметов, каждого вида по паре и большая миска-кастрюлька с толстыми стенками, единственная оставшаяся из трудов второго дня лепки — и то неплохо.

Двигались мы медленно, и прошли километров пятнадцать.

На другой день плыть было нельзя, и глиняные изделия просохли, наконец, хотя при этом снова были понесены потери — изящная чашка, одна из мисок-тарелок и низкий горшок дали выразительные трещины и повод оплакать их неудавшуюся судьбу.

Решив обжигать по тому же принципу, что и лошадку, врыла глубокую ямку, положила на дно плоский камень, а бока ямки, облепила всё той же глиной, которой и на этой стоянке оказалось достаточно. Выставив на камень оставшуюся целой посуду, вокруг обложила дровами, которые помог нарубить Кроха. Большой костёр всю ночь лизал бока нашей будущей посуды. Звуки, заставившие меня заподозрить неладное, начали доноситься из пламени уже ближе к полуночи, хотя бока своих изделий я ещё видела, и мне казалось, что всё цело. Из остывших к утру головешек я извлекла самое первое свое творение — большую чашку, даже с целой и невредимой ручкой. И большая несуразная кастрюля, слепленная во второй день, тоже оказалась стойкой, остальное раскалывалось от первого же прикосновения.

Впрочем, горевала я не долго. Поднимался ветер, и надо было плыть дальше, а даже такое прибавление к посуде, как кастрюлька и чашка — уже казалось большой удачей. Причем чашку опробовали сразу. Воды напиться хватило обоим. Оказалось, что вмещает она чуть ли не литр. И все равно я предпочла пить из колпачка от лопатки, а вот Кроха с большим удовольствием допивал оставшийся ‘кофе’ из новой чашки.

Конечно, я еще пыталась лепить, но, так как три следующих дня постоянно плыли под хорошим ветром, удачными из моих новых восьми изделий оказались лишь две крышки для кастрюли — просто плоские блины, проще говоря. Однако они вполне заменяли нам тарелки.

Следующие четыре дня плыли даже ночью, не хотелось упускать ветер. Я-то хоть спала периодически во время плавания, а Кроха отсыпался на коротких стоянках, пока я готовила еду.

Но все хорошее когда-нибудь кончается, закончилась и прогулка на катамаране. Дальше русло сворачивало в одну сторону, а нам предстояло, как я поняла, двигать в совершенно противоположную. Последние несколько часов на реке мы плыли на веслах, чуть-чуть не хватило ветра довезти нас до цели. В результате так умаялись, что еле добрели до приемлемой стоянки. На этот раз вокруг расстилался густой лес и немного грустно было без реки. Маленькое озерцо, у которого остановились, напоминало скорее лужу. Даже купаться в ней не тянуло.

Впрочем, мне тут скоро понравилось после того, как немного вздремнула. Полянка была усеяна шишками, по деревьям сновала белка, а на макушке высоченного дерева заливалась какая-то птаха. После короткого сна-отдыха, мы пообедали остатками рыбы. И лишь потом стали готовиться к ночлегу. Решено было остаться на ночевку возле этого озерца, а дальше двигать рано утром.

Пока кадавр возился с обустройством стоянки, я задумчиво вертела в руках свою любимую кофейную чашку. Сегодня в ней был не кофе, а чай, заваренный из каких-то листиков, отчетливо выделялась запахом только земляника и еще какая-то ягода, но меня больше всего заинтересовал сам колпачок. С появлением глиняных сосудов с посудой стало попроще, но этот набалдашник от саперной лопатки все равно оставался моей любимой кофейной чашкой, ну нравился он мне больше чем большущая глиняная кружка, хотя держать в руках нагретый металл горячо. Видимо, ностальгия догнала.

Но сейчас меня заинтересовали не воспоминания — стенки ‘чашки’ были довольно тонкими, по наружному краю шла резьба — так она ввинчивается в трубку рукояти… Трубку! Но тогда выходит, что рукоятка должна быть довольно легкой и пустой, а ведь ничего такого не припоминается, центр тяжести у разложенной лопатки где-то в районе крепления штыка…

В голове проснулось и заворочалось любопытство, пришлось поднимать пятую точку и идти за столько раз нас выручавшим инструментом.

Ну что ж, что выглядит все довольно загадочно, рукоять действительно трубчатая, ответная резьба тоже есть, а вот дальше засунутые внутрь пальцы определили какое-то полусферическое препятствие. Слегка задумалась — может рукоять цельная, а в ней просто высверлили верхнюю часть?

Нет, это ерунда, тогда она была бы намного тяжелее, да и пальцы вместо выпуклого, чувствовали бы вогнутое. Вывод — в трубку что-то вставлено. Но что это, и как тогда это ‘что-то’ там закреплено? Если уж просто вытряхиваться решительно не хочет. Минуты три ушло на разгадывание этой головоломки, оказалось, надо одновременно нажать и слегка повернуть и в руку выпадал нож-фонарик. Приличный такой тесачок — лезвие из нержавейки с крупными зубьями по обушку. Помимо этого в ручке еще оказался развернувшийся чехол с набором для выживания.

Чего там только не было… И крючки с леской, и свернутая ленточная пилка, и три запаянных в полиэтилен толстеньких спички — с надписью ‘5000 зажиганий’, и простая газовая зажигалка. Даже жидкость для разжигания костра была! А я тут огонь трением добывала. Отдельно лежала небольшая аптечка. Блин, даже чехол в котором все это было свернуто, на самом деле оказался котелком, сплетенным из специальной нити. Его надо было подвешивать над костром и спокойно готовить — каркас и подвеска прилагались.

Стояла я над этим богатством и не знала — плакать или смеяться. Было жгуче стыдно от собственной глупости — то, что рукоятка весьма удобное место для размещения спасательного набора, можно было догадаться в самом начале, едва увидев, как Кроха скручивал колпачок. Но еще больше душила клокочущая внутри ярость — ведь этот мерзавец наверняка все прекрасно знал, но предпочитал смотреть, как я уродуюсь, пытаясь варить в кулечках и пилить стропорезом. Небось, потешался над тем, как я трясусь над единственной нашей миской-кастрюлькой, в то время как у нас лежит свернутым результат самых передовых технологий.

А вот и он, явился не запылился, выставил усатую морду из кустов и озабоченно поводит ушами, глядя на разложенные на траве предметы. Хотя внутри все клокотало и булькало, я очень аккуратно, почти не трясущимися от желания придушить негодяя руками, упаковала все назад, закрутила заглушку и даже засунула штык лопаты в специальный чехол, и переставила его крепление в сложенное положение — а то еще убью ведь нафиг!

А вот после этого, подхватив злополучный инструмент поближе к лезвию, черенком от всей души приложила этого паразита. Точнее попыталась — не мне соревноваться с биологической машиной уничтожения в рукопашном бою, кадавр легко отвел удар и лизнул меня в лоб, но попытка подластиться только распалила праведный гнев. Минут десять гоняла этого мохнатого клоуна между деревьев, а он развлекался по полной, то подпуская на удар и отскакивая в самый последний момент, чтобы показать язык, то грозно топорща шерсть и делая вид, что сейчас набросится и отберет орудие мести, чтобы потом самой по попе настучать. В общем, повеселились.

Чуть погодя я вдруг обнаружила, что бегаю довольно долгое время вокруг очень толстого дерева, но вот преследуемый уже успел куда-то подеваться. Пришлось резко останавливаться в надежде на то, что он сам на меня наскочит, да не тут-то было — меня ухватили за шиворот и дернули вверх, от испуганного писка избавил передавивший горло ворот, а вот лопатку при этом я не выпустила вполне сознательно, чем и горжусь.

Кроха перехватил меня второй лапой за пояс, а потом согнувшись в пояснице — он, оказывается, свесился вниз головой с ветки, держась за нее только нижними лапами — катапультировал меня в развилку ветвей. Где я благополучно и уцепилась изо всех сил, стараясь не кашлянуть, не смотря на передавленное горло — обычно кадавр относился ко мне достаточно трепетно, и нечасто приходилось испытывать на себе его силищу, значит, для столь бесцеремонного обращения были весьма серьезные причины.