Он обхватывает мои щеки ладонями, нежно целует в губы и прислоняется своим лбом к моему.
— Спасибо.
— Я дам тебе домашний номер. У меня нет мобильного.
— Хорошо.
Мы обмениваемся телефонами.
— Оставь сообщение на автоответчике. Это общий телефон, но все будет нормально, я получу его.
— Хорошо. Скоро увидимся. Спасибо, что пришла проведать Кая. И меня.
Я киваю.
И ухожу из больницы вместе с мамой.
И сердцем, переполненным любовью.
Глава 63
Иногда все не так и сложно
Фейт
Настоящее
Раздается стук в дверь. Это Бенито с кофе.
—Привет. — Он с улыбкой вручает мне стакан. Во второй руке, в которой он обычно держит свой кофе, ничего нет. — Я ухожу на работу, но сначала решил заглянуть к тебе.
— На работу? Но уже поздно? — Он никогда не работает вечером по воскресеньям и обычно ходит на службу в Католическую церковь.
Бенито пожимает плечами.
— Миранды пока не будет на работе из-за Кая, поэтому я за нее. Мы одна команда, но семья всегда на первом месте.
В этом весь Бенито. Он помогает каждому.
— Спасибо за кофе.
— Не за что. Я просто хотел поздороваться и убедиться, что с тобой все в порядке.
— Я в порядке. Правда. Спасибо, — с улыбкой отвечаю я.
— Вот и отлично. Мне пора. — Он идет к лестнице, но внезапно, как обычно, останавливается. — Фейт?
— Да? — отпивая кофе, интересуюсь я.
— Он знает.
Я склоняю голову на бок в ожидании продолжения.
— Он знает, как все могло бы быть невыносимо прекрасно между вами.
Я улыбаюсь и вспоминаю разговор, который произошел у нас несколько недель назад.
—Иногда все не так и сложно, — повторяю я его слова.
Бенито подмигивает мне и поднимается по лестнице.
Глава 64
Жизнь расцветает, если дать ей второй шанс
Шеймус
Настоящее
Кая выписали из больницы на прошлой неделе. Следующие четырнадцать дней он прикован к инвалидной коляске из-за гипса на ноге. По прошествии этого времени сможет пользоваться костылями. Естественно, ему не по душе это, но нисколько не останавливает от того, чтобы выезжать во двор и играть в баскетбол или бросать кольца каждый день после обеда. Я думал, что лестница станет большой проблемой, но Кай спускается и поднимается, сидя на попе, быстрее, чем я на ногах. Этого ребенка просто невозможно остановить. Если не считать шрамов на животе и ногах и специальной диеты, с ним все хорошо. Просто удивительно, какой у детей большой запас жизненных сил.
С Миранды сняли все обвинения. Мне предлагали оформить полную опеку над детьми, но я не смог этого сделать. Не только потому, что произошедшее было случайностью, но и потому, что она изменилась. Миранда стала любящей матерью, и я не стану забирать у нее детей из-за случайности. Она нужна им. Они заслуживает этого. На этой неделе мы подписали пересмотренное соглашение об опеке — дети проводят выходные с ней, а в течение недели живут со мной. Как и планировалось. Все счастливы.
Сейчас они у Миранды. За последние несколько недель я впервые остался один. А значит, могу выполнить свое обещание и пригласить Фейт на свидание.
Я сижу на пляже и наблюдаю за тем, как Фейт выходит из воды. На ней простое хлопковое платье цвета слоновой кости, подол которого она приподняла, чтобы не намочить. Ее дреды уже не яркие и разноцветные, как раньше, а белые. А сама она сияет, как лучик солнца.
Фейт подходит, раздвигает мне ноги и садится между ними на колени.
— Знаю, я уже говорила тебе это, но моему сердцу очень нравится твое, Шеймус, — искренне, но с какой-то болью произносит она и опускает подбородок.
— Эй. — Я заставляю ее поднять голову и посмотреть мне в глаза.
— Ты чего?
— Каждый день, проснувшись, я напоминаю себе, что настоящее — это возможность, а прошлое — урок. — Ее слова звучат, как хрупкое признание, которое хочется взять в руки и защитить от всего мира.
Я провожу пальцем по татуировке на ключице, которая выглядывает из-под платья, а потом спускаю лямку на плечо и читаю: «Жизнь расцветает, если дать ей второй шанс».
—Это о возможностях и уроках?
Фейт кивает.
—Отличный совет, — шепчу я и целую надпись.
Она пристально изучает мое лицо, задерживая взгляд на губах.
— Мне нравится, как ты смотришь на меня, Шеймус. Никто никогда не смотрел на меня так, как ты. Твои глаза разговаривают со мной. Когда я говорю что-нибудь смешное, они смеются. Когда мне нужна поддержка, говорят, что я справлюсь. Когда напугана, поддерживают меня. А когда ты хочешь поцеловать меня, твои глаза отражают мои мысли. — Фейт замолкает и отводит взгляд, а потом вновь переводит его на меня. — Я не хочу, чтобы это изменилось.
— Это и не изменится, — обещаю я.
Мои слова не убеждают Фейт. В ее глазах плещется страсть, боль, страх и стыд.
— Фейт. — Я и не знал, что в одном слове может быть столько надежды. Я не могу объяснить этого, но чувствую, что мое будущее зависит от него. Моя психика зависит от него. И сердце. — Пожалуйста, расскажи мне. Ты можешь рассказать мне все, что угодно.
Она до боли прикусывает губу и качает головой.
— Только не это, Шеймус. В прошлом я принимала неправильные решения.
— Все принимают неправильные решения. Думаешь, я этого не делал? Господи, да я был женат на неправильном решении в течение двадцати лет. У меня магистерская степень в этом плане. Закрой глаза, — умоляю я, закрывая свои.
— Зачем?
— Чтобы не думать о своих страхах, — шепчу я. — Закрыла?
— Да. — Ее голос. Так близко. Такой доверчивый. И нежный.
— Расскажи мне обо всем. Я хочу все знать. — Очень хочу.
Мне в ответ — тишина, но в ней нет угрозы. Я чувствую, как укрепляется решимость, и рушатся сомнения Фейт.
— А давай ты расскажешь мне о своем прошлом, а я о том, что чувствую к тебе?
— Ты правда хочешь услышать это? — Я ощущаю ее легкое дыхание на своем лице и слабую улыбку на губах.
Я киваю, несмотря на то, что она не видит меня.
— Не так сильно, как хочу рассказать о своих чувствах.
Она приступает к своей истории. Ее голос становится еще тише и нежнее, вызывая у меня мурашки по коже.
— Я выросла в приюте. Ты уже знаешь это. Последняя семья забрала меня в шестнадцать лет. Я ушла от них, когда мне было почти восемнадцать. — Она останавливается. — Теперь твоя очередь.
— Моя жизнь становится проще, когда ты рядом и сложнее, когда ты далеко. Твое присутствие сводит на нет напряжение, которое я ношу внутри себя всю жизнь. Ты облегчаешь мою боль и делаешь ее терпимой.
— Это всего лишь эффект плацебо22, — возражает Фейт.
— Нет, ты и твоя доброта очень, очень реальные. Ты исцеляешь. Веришь. Заставляешь меня понять, что я — это не моя болезнь. Ты видишь меня, невзирая на нее, и принимаешь таким, какой я есть. Благодаря тебе, я не чувствую себя сломленным.
— Ты никогда не был сломленным, — шепчет Фейт. — Ты всегда был Шеймусом. — Я слышу, как она глубоко и размеренно дышит. И, наконец, собравшись духом, продолжает свою историю.
— Эта пара была странной. Женщина сидела дома и не работала. Она с гордостью называла себя опекуном и носила это звание, как нимб. Но ей было далеко до святой. Она была эгоистичной, злопамятной и командовала в доме, как диктатор. Он был распространителем наркотиков. Но она делала вид, что не подозревает об этом. А он притворялся, что не видит, как она с нами обращается.
Не в силах сдержаться, я спрашиваю:
— Но ты говорила, что твои опекуны были хорошими людьми?
— По большей части. Но только не последние. Твоя очередь.
Настал мой черед делать глубокие вдохи. В груди разрастается тревожная боль; она подбирается к горлу, угрожая вырваться наружу, но мне удается сдержать ее. Фейт, сегодняшняя Фейт, — это все, что имеет значение. И она должна это знать.