И первый мой шаг к становлению моей крутизны - это съехать с горки!
Под дождем. Будем называть это «подготовкой».
Колтон подбежал ко мне, размахивая руками, остановился возле горки, и стал отчаянно пыхтеть и сопеть, пытаясь забраться вслед за мной по скользкому металлу:
- Ты можешь пораниться.
Я закатила глаза:
- Все в порядке!
Когда первая молния ударила в дерево в нескольких метрах от нас, я как раз готовилась съехать с горки. А бедный маленький Колтон закрыл уши руками, и даже подпрыгнул в воздухе.
Я с любопытством наблюдала, как он развернулся в сторону дома, и до смешного быстро перебежал задний двор, крича от страха и ловко перепрыгивая на бегу метровые лужи.
Он оставил меня одну на металлической горке. Одну.
Где в меня попала молния…
Ну, не в меня, а в горку.
Я как раз держалась за металлический поручень, спускаясь, и тогда-то молния и ударила.
Через все мое тело прошел ток, и меня так тряхнуло от силы удара, что я отпустила поручень, и упала в грязь, после чего потеряла сознание.
Очнулась я уже в больнице, и уже там моя мама поведала мне о том, что Колтон испугался за меня, его и моя мама получили от него достаточно информации, чтобы составить представление о том, что произошло, и где я нахожусь. Там они и нашли меня, лежащую в грязи без сознания.
Они обе впали в панику. Но, к счастью для меня, я выжила.
Колтон спас мне жизнь.
Когда он пришел со своей мамой проведать меня в больнице, Шейла смотрела на меня так, словно я была самым удивительным существом в мире, потому что я смогла выжить после удара молнией.
И кстати я получила великолепный шрам за свой эксперимент.
Доктор сказал, что это называется «фигуры Лихтенберга»* (*иногда называются «лихтенберговы фигуры»: картины (узоры) распределения искровых каналов, образующиеся на поверхности твердогодиэлектрика при скользящем искровом разряде, а также на коже жертв удара молнии. Впервые наблюдались немецким ученым Г. К. Лихтенбергом в 1777).
Кожа на узоре ожога темнее кожи вокруг, а шрам выглядел, как три корня дерева, начинался от плеча, и тянулся до середины руки.
Я была очарована им в то время. Видимо, и Колтон тоже.
Сейчас - это просто узор на моем теле. Часть меня. Иногда я вообще забываю о его существовании.
Но вернемся обратно к истории.
Он остался со мной в палате на полчаса, не разговаривая и ничего не делая, просто смотрел на меня, точнее на мою отметку, которая, как я надеялась, делала меня реально крутой девчонкой.
Перед своим же уходом он достал сложенный листок бумаги из кармана и протянул его мне, подарил мне легкую улыбку, и помахал на прощание, а затем вышел вслед за своей мамой.
На этом листике был самый потрясающий рисунок, который я когда-либо видела.
И вместо того, чтобы почувствовать себя лучше, мне стало только хуже. Потому что только за день до этого я сомневалась в его таланте, и говорила о том, чтобы он рисовал, не выходя за линии.
***
Я виделась с Колтоном под предлогом заработка денег на карманные расходы, чтобы я сидела с некоторыми детьми от церкви.
Но каждый раз, когда я появлялась в доме, мы были только вдвоем.
Мне было любопытно, почему мне платили за то, чтобы я в первую очередь тусовалась с Колтоном.
И я именно это имею в виду, серьезно!
Вы могли бы подумать, что после того, как я чуть не умерла, меня перестали приглашать сидеть с ним.
Но вы ошибаетесь, и, видимо, его мама не усвоила урок.
Я уверена, она считала, что ее сын слишком хороший и умный, и мы больше не будем вляпываться в неприятности, но она не учла только одного...
Я-то не такая!
Колтон был практически идеален.
Он тихий, отчужденный, всегда следил за своими манерами и движениями.
Ребенком он был полностью поглощен рисованием и раскрашиванием, он даже начал раскрашивать комнату, которую его отец освободил над гаражом.
Но мне-то не хотелось разукрашивать или собирать поезда. Я устала разукрашивать! Я хотела играть, понимаете?
Надо сказать, что, возможно, он перестал мне доверять после того, как я весь день каталась и скользила по мраморному полу.
Или когда случайно запутала жвачку у себя в волосах, и попросила его помочь мне избавиться от нее. В результате, мне состригли значительную часть волос с левой стороны.
Или тогда, когда я решила его научить спускаться на матраце вниз по лестнице, хотя он был решительно настроен против.
Вот я и решила ему показать, что на самом деле это очень весело.
Я посмотрела на Колтона, залезла на матрац, оттолкнулась от вершины лестницы, и полетела вниз.
Только вот...
Да, матрац не полетел за мной, а так и остался на вершине лестницы.
В полете, если это можно так назвать, я перевернулась на спину, а при приземлении так сильно ударилась головой о дверной косяк, что получила сотрясение.
Именно Колтону пришлось вытаскивать меня из-под матраца потому, что тот задержался лишь на пять секунд от моего «отрыва в полет». После чего Колтон позвал наших мам, и уже они вызвали для меня скорую. По дороге в больницу меня стошнило зеленым хот-догом и чем-то еще невообразимым.
Как только мне стало немного лучше, а мысли слегка прояснились, чтобы внятно говорить с мамой, я сказала ей, что это только моя вина.
Забавно, но она мне поверила.
К тому времени, когда Колтон и его мама вновь пришли навестить меня в больнице, стало ясно, что я больше не буду приходить к ним по средам.
Они сменили церковь.
И только после всех этих происшествий, его мама поняла, что я просто не способна держаться от неприятностей как можно дальше. Превосходно!
Так или иначе, в тот день Колтон был даже более тихий, чем обычно.
Он вообще едва взглянул на меня, пока был в палате, но перед своим уходом он подарил еще один рисунок. И я скажу вам, что он был еще прекраснее, чем предыдущий, потому что вся страница была в ярких цветах.
Он почесал волосы, спрятанные под своей любимой кепкой, и прошептал:
- Пока, Лили.
Я помахала ему вслед, глубоко в душе понимая, что, возможно, это последний раз, когда я его вижу, и следующий раз будет не скоро.
И я была права.
Миссис Нили разговаривала с моей мамой наедине, разговор был не для чужих ушей, но я все равно услышала обрывки фраз.
В тот момент ее слова не имели никакого смысла для меня.
Зато имеют сейчас.
Ушло пять лет на то, чтобы я смогла понять, что именно так отличает Колтона Нили от других детей, и почему его мама была расстроена, что не может найти для него друзей.
Глава 2
Когда я была младше, то всегда думала, что все люди - одинаковые.
Так что я не очень расстроилась, что Колтон исчез.
Он просто был очередным ребенком, с которым я тусовалась, а потом... А потом перестала. Он стал еще одним ребенком, с которым я была знакома.
Прошло пара-тройка лет, и я вообще перестала о нем вспоминать.
Харпер и я выросли из девочек, которые играли с мальчиками, в девочек, которые хотели привлечь внимание мальчиков.
Она флиртовала, а я смеялась над тем, как это было очевидно. Но, несмотря на все, я реально хотела иметь такую же уверенность в себе, которой у меня на самом деле не было.
Не было до тех пор, пока мои родители не заставили меня отправиться в поход, и я поняла, что тоже могу привлекать внимание парней.
И оказалось, что это мне не особо нравилось.
Я отбивалась изо всех сил. Мне хотелось быть дома, читать книги и смотреть телевизор, зависать с Харпер или заниматься чем-то еще, например, проводить время в кругу семьи. Хотя когда я была с ними, то постоянно хмурилась, и всегда была в наушниках, раздраженная тем, что я недостаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения.
