…Во многом соглашался Тульский с Варшавой, почти во всем — а вот в ментовку идти все равно не хотел. Душа не принимала. Видать, слишком много в детстве антимусорских прививок получил — кстати, и от того же Варшавы… Но перечить вору духу все же не хватило, да и не только в духе дело было. Тульский любил Варшаву, и ему, как это ни странно звучит, очень не хотелось его расстраивать… В общем, вскоре после окончания техникума очутился Артур в одиннадцатимесячной школе милиции в Стрельне. Не сказать, чтобы учиться там было совсем неинтересно — напротив, некоторые предметы Тульскому очень нравились — но он органически не переносил почти армейскую дисциплину и густой дух ментовской казенщины… А форму поначалу надевал аж с содроганием… Когда ему первый раз пришлось поехать в форме в Ленинград — Артур думал, что сгорит со стыда в вагоне метро, так ему казалось, что все на него ехидно пялятся…

…А по окончании школы милиции распределили младшего лейтенанта Тульского по предварительной договоренности в Василеостровский уголовный розыск. В 16-е отделение милиции на должность оперуполномоченного…

…Проработав в новой должности недели три, Артур совсем затосковал — ну не чувствовал он себя в ментовке своим — хоть ты тресни… А когда вокруг все чужие — тогда начинает глодать человека одна из самых страшных разновидностей одиночества — одиночество среди людей…

…Тихим летним вечером младший лейтенант милиции оперуполномоченный Артур Тульский сидел в своем кабинете, тосковал и придумывал разные способы, как уволиться из ментовки — так, чтобы и Варшава не придрался, и чтобы без особого скандала, и чтобы быстро… В голову, естественно, ничего толкового не лезло. Артур злился, курил и, прищурившись, смотрел в окно, словно надеялся увидеть там подсказку. Но вместо подсказки он услышал, как кто-то тихонько стучит по жесткому козырьку подоконника…

Надо сказать, что окна кабинетов уголовного розыска в 16-м отделении милиции выходили во двор, а сам отдел располагался на первом этаже — поэтому многим знакомым оперативников было легче войти под арку и постучать в окошко нужного кабинета. Ночами все происходящее в кабинетах было как на ладони. Худые старые гардины ничего не скрывали, поэтому друзья-товарищи-подруги подходили, присматривались и давали о себе знать, дергая рамы. Влезали тоже через окна. Нет, можно, конечно, было зайти и с набережной Лейтенанта Шмидта, но проходить через дежурную часть и отвечать на дежурный вопрос «Вы к кому?» — нравилось далеко не всем. Особенно женщинам, и особенно — замужним. Да и задорнее как-то залезать прохладным летним вечером через окно — опять же особенно для женщин и особенно, опять же, для замужних.

Регина, постучавшая в открытое окно кабинета Тульского лишь для демонстрации приличных манер (через открытое окно ведь и окликнуть не сложно), была как раз женщиной задорной и замужней одновременно…

Артур подошел, навис над подоконником.

— Во! — сказала Регина вместо приветствия, поднимая за горлышко бутылку «Советского шампанского».

— Во, — честно ответил Артур и вывернул демонстративно карманы брюк. Карманы не были пустыми — из них посыпались соленые ржаные гренки вперемешку с табачным крошевом.

— Пустяки! — лучезарно улыбнулась Регина, наводняя весь двор своим хорошим настроением. Мотнув хорошо подстриженными и тщательно уложенными в дорогой парикмахерской волосами, она храбро уцепилась за ржавый козырек подоконника.

Артур бережно, но плотно ухватил ее за кисти рук, Регина уперлась каблуками в стенку и, сделав два шажка, оказалась коленями на подоконнике. Внимательный и недоброжелательно-завистливый взгляд уловил бы в движениях женщины такую сноровку, которая вырабатывается лишь тренировками… Но, слава Богу, во дворе внимательных взглядов не было (а если и были бы… Гос-поди-и… и не такое тут вида-али…), а муж Регины вообще уделял внимание только интересам Родины, поскольку служил Председателем Комитета Государственной Безопасности по всей Эстонской ССР и чин, соответственно, имел генеральский. Поэтому Регина страшно боялась. Но, кстати, не мужа, а того, что Артур может случайно узнать, кто у нее муж. И действительно, если бы младший лейтенант милиции узнал вдруг, что тихими ленинградскими вечерами в своем обшарпанном кабинете он обнимает жену генерала КГБ… Дело даже не в шоковом испуге, хотя он, конечно, присутствовал бы… Возникла бы… э-э…э… неприятная неловкость, потому что любому человеку в 1984 году совершенно ясно представлялась дальнейшая судьба младшего лейтенанта, отделения милиции и вообще всех, кто подвернется под руку, если не дай Бог супруг такого калибра!!! Даже теоретически — и то рассуждать страшно… Наверное, все отделение милиции в полном составе уехало бы на Алтай бороться с браконьерами, как тот злосчастный полк при Павле I — в Сибирь, только не «шагом а-арш!!!», а все на одном грузовике под рваным брезентовым тентом…

Но Артур, к счастью, ничего не знал. Он считал, что муж Регины торгует цветами в Таллине — так она залегендировала свою заморскую косметику и непривычной расцветки платья… (Версия с цветами, кстати, возникла не случайно — много позже в Эстонии ни для кого не будет секретом, что именно глава КГБ сначала крышевал некую мадам, которую называли Цветочной Королевой, а потом и вовсе официально возглавил ее службу безопасности).

Знакомство сложилось случайно — Артур меланхолично курил на набережной, Регина несколько раз нервно прошла мимо него, перечитывая какую-то телеграмму… Потом скомкала ее и выбросила в Неву, попросила закурить… Слово за слово — бац, и сами не поняли, как оказались в кабинете Тульского на старой продавленной и привычной ко всему тахте…

— Неужели в вашем богоугодном заведении сегодня тишина? — чуть кряхтя спросила Регина и ловко спрыгнула с подоконника на пол.

— Скучно сегодня. Все ушли. Белые ночи… Народ не хочет друг друга резать, — вяло объяснил Артур.

— Было скучно! — поправила его Регина и игриво одернула юбку. Не тратя времени даром, она по-свойски начала убирать со стола стопки служебных бумаг с идиотскими текстами. Машинально вслух прочитывала вырванные наугад фразы (да и чуть-чуть интересно — все-таки уголовный розыск).

— «…Ничего видеть не мог, так как до утра проспал, немного выпивши, на чердаке»… Нормально… «…Сколько раз я ее ударила утюгом по голове — не помню, но точно больше десяти раз, так как потом в милиции ныло плечо»… Господи, да за что это он ее?

— Не он, а она. Соседки не поладили из-за мокрого белья в ванной, — равнодушно отмахнулся Артур. — Я ее оформлял в камеру, ничего баба…

Регина странно глянула в его сторону и уже более осторожно взяла со стола следующий листок:

— «…Кольцо с рубином мы продали Валере за четыре бутылки портвейна»… Ну, тут хоть мотивация! Просто украли…

— Напрасно ты так думаешь! Они сначала убили тетку…

— Уби-или?!

— Да, и палец отрезали… Кольцо-то не снять было… Она располнела к сорока годам…

— Мамочки! А нормальные уголовники здесь бывают?

— Сколько угодно! — усмехнулся Артур и вытащил из ящика на стол большую картонную коробку из-под женских зимних сапог — доверху набитую фотографиями разных харь и рож.

— Ну тебя… все… убирай все… Открывай, — Регина, морщась, протянула ему бутылку шампанского. Артур взял ее и другой рукой одновременно снял с сейфа большую чайную кружку, на которой, улыбаясь, улетал олимпийский мишка. Регина сунула носик внутрь кружки, ахнула и деловито поцокала в коридор — чтобы отмыть в туалете наслоения чая, кофе и портвейна.

В этот момент задребезжал местный телефон. Тульский со вздохом снял трубку и услышал вопль: «Быстро сюда!!!» — Артур даже вздрогнул от неожиданности и отдернул голову от динамика. В эту же секунду в конце коридора завизжала Регина. Тульский замотался — дернулся сначала было к выходу, но потом поспешил все же на помощь к своей ненаглядной. В три шага добежав до туалета, он увидел Регину, вскочившую на скамейку для задержанных. Она пыхтела и угрожающе трясла над головой кружкой, а рядом со скамейкой лежал мужик. Наблюдательный глаз определил бы по положению тела, что он полз и потерял сознание, дотянувшись до ручки двери туалета. Поза была такая напряженная, как будто мужик полз с какой-то важной вестью, которая могла спасти мир.