Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда доехали наконец до адреса, Лаптев, выгружаясь, сразу же ступил в глубокую лужу. Его многострадальный носок намок тут же чуть не доверху. Материться Лаптев не стал, а лишь заметил кротко:

— Теряю былую легкость.

Артем, зная характер старшего опера, понял: что-то будет. Настроение у старшего товарища — совсем говно. И это надолго. И лучше бы он выматери лея.

— За мной! — скомандовал между тем Каликов, элегантно перепрыгивая очаги липкой грязи перед парадной.

— Это мы что — из окопов в рукопашную встаем, что ли? — немедленно раздражился Лаптев, пытавшийся безуспешно оббить об асфальт листья, прилипшие к промокшему дырявому ботинку.

Артем догадывался — лучше сейчас к Сергею не лезть с сочувствием и урезониванием. Токарев еще не до конца правильно понимал глубинные причины раздражения Лаптева на «бэхов». Возраст Артема пока не позволял безошибочно делить людей на «своих» и «чужих» не юридически, а нутром. Токарев считал, что все, с кем он едет на обыск, — свои, а те, к кому едет, — чужие. Ему не хватало опыта, который мог бы подсказать, что бывает по-всякому…

Квартира, которую собирались обыскивать, располагалась на втором этаже.

— Странно, что не на последнем, — откомментировал Лаптев. — По всему сегодняшнему раскладу должна она была быть на двенадцатом этаже при сломанном лифте…

Каликов уже нажимал на кнопку звонка, вскоре из-за двери послышался встревоженный женский голос:

— Кто там? Мужа нет дома, открыть не могу…

Каликов откашлялся и начал скандировать свою должность, полномочия, санкции… Лаптев вежливо отодвинул коллегу, оперся плечом о косяк и, прикуривая, сказал по-простому:

— Давай, мать, открывай, сама знаешь — дверь вышибем… Да тебе, наверное, дружки-то уже сообщили.

— Какие дружки? — зашипел нервно Каликов. — Не могли они…

— Сообщили, сообщили, отмахнулся от него Сергей. Дверь, как ни странно, открылась.

— Ну что же делать… Проходите!

Открывшей женщине — усталой и взвинченной — было лет под тридцать. Видно было, что она не знает, как себя вести, — то ли хамить, то ли, наоборот, молчать. Картина, в общем, грустная, но достаточно типичная. Хуже, когда с порога ор начинается или слезы с соплями — надо как-то успокаивать, а успокаивая, можно и самому — в такое сорваться…

В общем, вошли. Среди соседей быстро нашли понятого, второй был не нужен, вторым был Артем. Несмотря на позднее время, соседа упросили быстро — соседям, кстати, почти всегда интересно, в отличие от прохожих на улице. Прохожих-то — поди отлови да уговори — замучаешься.

Для проформы показали хозяйке постановление, она сделала вид, что прочитала. Люди редко всматриваются в постановления дотошно — сами все понимают…

Помаленьку начали шукать. Каликов сразу полез в секретер, достал коробку из-под московских конфет «Тройка» и пригласил понятых подойти поближе. В коробке лежала валюта — оперативники знали, что фальшивая, но, кстати, до того, как эксперт подпишет справку, все денежные знаки считаются настоящими.

— Что вы можете сказать по этому поводу? — торжественно спросил у хозяйки Каликов. У нее глаза уже набухали слезами:

— Вам и так муж уже все рассказал, раз вы малом деньги отыскали…

Второй сотрудник ОБХСС — молчаливый, собранный, вежливый — внес «валюту» в опись.

Квартирка-то, кстати говоря, была так себе — не хоромы, хотя и не сказать, чтобы хозяева голодали. Попадались в ней и западные этикетки, и диковинные пепельницы, и стаканчики с изображенными на них невиданными гоночными машинами. Обыск подходил к концу — всем и так было ясно, что все нашли сразу и в одном месте. Лаптев вообще с самого начала не столько «шмонал», сколько делал вид. В туалетном шкафчике он обнаружил ящик для инструмента, а в нем маленькую-премаленькую отверточку. Брат Сергея подхалтуривал на ремонте радиоаппаратуры всех мастей и разновидностей — Лаптев подумал о нем и сунул инструментик себе в верхний карман пиджака.

От соседей не вовремя вернулся сын — парнишка лет девяти, не больше. Огромными глазами он не по-детски серьезно и как-то… тускло… смотрел на взрослых незнакомых дяденек. Дяденьки делали вид, что не замечают ребенка. Артем вздохнул и присел рядом с парнишкой на корточки:

— Ну, как дела, брат?

Мальчик преувеличенно добрый тон не принял, покачал головой и неожиданно ответил:

— Скверно.

Это слово, такие соответствующее возрасту ребенка, непонятно почему зацепило Токарева. По мнению Артема обозначить имевшую место быть ситуацию словом «скверно» мог бы какой-нибудь приват-доцент из дореволюционной России (вроде того, кого играл Баталов в «Беге»), но никак не советский пацаненок. От короткого слова, произнесенного ребенком, вдруг так повеяло тоской и обреченностью, что у Токарева-младшего первый раз в жизни кольнуло сердце. Он даже грудь потер через рубашку…

Неожиданно мальчик направился в центр комнаты. Он подошел к столу и тихо (однако все почему-то услышали) произнес:

— Это папа вчера принес… Я очень хотел посмотреть…

А на столе лежала обнаруженная товарищем Каликовым игровая приставка к телевизору, сверкающая ненашенской упаковкой. Такие приставки были в то время диковинкой еще большей, чем видеомагнитофоны. Про такие приставки уже что-то слышали, но никто из сотрудников Василеостровского РУВД их еще никогда не видел — это точно.

Довольный добычей Каликов что-то хмыкнул про фарцовку и контрабанду — возможно, что и справедливо. Второй «бэх» — вежливый молчун — даже заерзал на стуле в предвкушении возвращения в РУВД и подключения электронного чуда — как перед нераспечатанным еще порнографическим журналом…

…Артем и сам не понял, как очутился у стола и почему сказал Каликову шепотом — но смело и указующе:

— Оставь!

Лаптев, словно почувствовавший что-то, тоже оказался поблизости и с развязностью (но не прежней, органичной, а чуть фальшивой) поддержал Токарева:

— Ой, надо нам это… Описывай, сдавай следователю. Оставь погремушку.

— А это не твоя забота — грубо парировал Каликов, кожей почуявший покушение на добычу. — Вы нам приданы, а не наоборот… Вернее, ты придан… с понятым… своим.

Вот это «своим», произнесенное после короткой паузы, и стало роковым.

— Я чегой-то недопонял… — вскипел офицер уголовного розыска, плечом оттирая Артема в сторону. Такие офицеры, как Сергей, могли вынести все, что угодно, кроме неуважения к «траншеям» и к тем, кто в них живет и воюет.

— А чего тут понимать? — Каликов несколько оробел оттого, что Лаптев при всех позволяет себе такую интонацию. — Игрушку изымаем, и точка! Делай свое дело…

— Ага, — кивнул Лаптев, складывая губы трубочкой — То есть делай, что ты приказываешь?!

Каликов замялся, ощущая нарастающее обострение. Второй «бэх» уткнулся в опись и делал вид, что ничего не слышит:..

Артем увел мальчишку на кухню, усадил на табуретку и собрался было по-взрослому поговорить с ребенком. Но тут у него в груди что-то снова екнуло, и он резко вернулся в комнату. Коротко глянув на онемевшего Каликова, Токарев схватил яркую коробку со стола и молча унес ее на кухню.

Каликов хрюкнул носом и направился было за Артемом.

— Молодой человек! Вы пока еще понятой… Договорить ему не дал преградивший проход на кухню Лаптев:

— Артем прав. Нам забава, а пацану праздник. Отца-то не выпустят, — тон Сергея был уже абсолютно серьезным. Каликов безуспешно попытался обогнуть офицера угрозыска, остановился и зашипел:

— А у моего сына такой игрушки нет!

— И что?! У него есть ты!

— Мы… Мы обязаны арестовать имущество, нажитое незаконным путем!

— Велико имущество!

— Знаешь, сколько на черном рынке стоит?!

— Догадываюсь… И что?

— В доход государства — вот что!

— He нравится мне, когда государству таким образом доход пополняют.

— Что?! — Каликов придал своему лицу крайне заинтересованное выражение. — Может тебе, и…

— Давай-давай, — зло улыбаясь поощрил его Лаптев. — Давай — про то, что мне и само государство не нравится, вместе с партией и правительством! Давай!

33
{"b":"59575","o":1}