Она всхлипывает, но руку пожимает. Смирилась, значит. Лада и без меня всё прекрасно соображает. А что делать, мы новички в этом мире, без жертв, не обойдёмся.

Уложили сонного Ярика на одеяло, а сами пристраиваемся рядом. Все спят. Это хорошо, значит, эмоции не повлияли на отдых. Под несильное похрапывание Игната и тестя, погружаемся в крепкий сон.

Гл.3.

Сон как спасение, ухнул в него, как рыба в омут. Ничего не снится ... хотя нет, несусь в чёрной трубе, вокруг бушуют огненные вихри, испытываю состояние невесомости, мне кажется, меня сейчас вытолкнет в открытый космос ... но страха нет, лишь ожидание. А вот и космос, меня выплёвывает из трубы, словно надоедливую муху, растопырив руки, плыву в безвоздушном пространстве, я полностью обнажён, тело едва светится зеленовато призрачным огнём, а мой шрам на плече, напротив, сияет ослепительным огнём - он действительно напоминает корону. Впереди Вселенная, наполненная мириадами холодных звёзд, им безразличен мой восторг, а мне кажется, я могу всё! Едва поворачиваюсь, и уже несусь в сторону туманной галактики. Над головой вспыхивают звёзды и исчезают за спиной, затем всё сливается в цветные полосы, а ещё мгновение, я оказываюсь в странно пульсирующем световыми пятнами, пространстве. Мне понятен этот феномен, я многократно обогнал свет и это вызывает щенячий восторг. Но скоро в душе шевельнулось беспокойство, ползёт страх, мне стало казаться, что меня завлекают в какую-то ловушку, пора поворачивать назад, изгибаюсь, но тело не слушается, лишь вспыхнул болью шрам, корона разбрасывает огненные искры. Возникает паника, наверное, я кричу, мне одиноко в этом мире без времени. Но вот снова вокруг горят звёзды, полёт прекратился, меня окружают незнакомые созвездия. Внезапно вокруг меня будто расплёскиваются чернильные кляксы, и я оказываюсь окружённым злобными химерами, невыносимо пахнет аммиаком. Неужели так выглядит смерть?

- Никита! - звучит требовательный голос, пространство пошло рябью, химеры засуетились, открывают кто клювы, кто пасти. - Просыпайся!

Сон сдёргивается, как полотно с памятника, резко открываю глаза, глупо моргаю, не могу понять, что тут делает рожа Аскольда.

- Ах, это ты, - с облегчением выдыхаю воздух, озираюсь по сторонам, блин, я в прошлом! Полностью просыпаюсь, аккуратно выбираюсь из-под руки сладко сопящей жены, накрываю махровым полотенцем сына, встаю, с недоумением смотрю на Аскольда, сейчас раннее-раннее утро, море на горизонте едва окрасилось серостью. - Что так рано? Дай еще пару часиков поспать.

- Долговязый приполз.

- Какой долговязый? - не сразу понял я.

- Тот, кто тебя топориком отметил.

- Почему приполз? - я с трудом соображаю. - Он, что, один?

- Да и так изранен, удивляюсь, как ещё живёт.

Я начинаю понимать, что произошло, сон полностью слетает, сердце сжимается болью: - Все погибли ... и дети?

- Похоже на то, - кивает Аскольд.

- Где он? - ярость поднимается из груди и клокочет у горла, хочется по-звериному рычать

- Ты успокойся, он и так не жилец, - Аскольд вздёргивает бороду. - Вон он, Семён ему первую помощь оказывает.

Подхожу, Семён поворачивает ко мне лицо: - Не могу остановить кровь. Ты мне поможешь?

- Могу яду дать, - скривился я, но присаживаюсь на корточки, клятва Гиппократа всё ещё действует в моём сознании. Щупаю мужчине живот, поднимаю глаза на Семёна.

- Что, кровь в брюшину идёт? - догадывается он.

- Надо делать полостную операцию, - киваю я. - Кто его так помял?

Аскольд наклоняется, с интересом осматривает окровавленное тело: - Успел сказать про медведя и отключился.

- Шансов нет, - резюмирую я.

- Может, стоит попробовать? - вздыхает Семён и тряпкой промокает страшные раны, стараясь остановить кровь.

- Он в бессознательном состоянии, - сам себе говорю я, - что ж, боль не почувствует, давай скальпель.

- Можно я понаблюдаю? - спрашивает Аскольд.

- Водка у нас ещё осталась? - сурово глянул я на него.

- Выпить хочешь? - Аскольд явно дурачится, я укоризненно качаю головой. - Есть немного. А не жаль расходовать на этого козла?

- Прежде всего, он человек, а лишь потом ... козёл, - у меня сейчас нет злости к долговязому, он почти покойник.

Аскольд выудил из кармана водку: - Знал, что она пригодится.

- Лей на руки, - приказываю я. Затем смачиваю в водке, благоразумно приготовленные Семёном тряпки и, решительно беру скальпель.

- Надо его привязать, - забеспокоился Семён.

- Не стоит, думаю, он не очнётся, много крови потерял, - я делаю решительный надрез, живот расползается в разные стороны, водопадом хлынула тёмная кровь. - Промокай, - тороплю Семёна, а сам пытаюсь нащупать разрывы, нахожу, выхватываю у Семёна крючковатую иглу, с хрустом вонзаю в истерзанную плоть, делаю первый шов, завязываю узелок, быстро второй и так далее. Кровь перестаёт сочиться, но не факт, что операция успешная, практически он уже мертвец - сердце начинает работать с перебоями, в любой момент остановится: - Суши рану! - резко говорю я. - Теперь сшиваем живот.

- Какой прогноз? - с любопытством спрашивает Аскольд, задорно тряхнув бородкой.

- Никакого, - хмуро говорю я и делаю глоток из бутылки, водка обожгла желудок, но спокойствия не приносит. - Каков придурок, сколько людей погубил, а сейчас и сам помрёт, - я щупаю пульс, удивлённо хмыкаю: - А ведь, восстанавливается!

- Вы гений! - с восторгом произносит Семён.

- Сейчас не об этом, - отмахиваюсь я, вышло это комично, Аскольд усмехается: - Ты всегда был очень скромным, - он дружески хлопает меня по плечу.

- Это так, - я улыбаюсь. Почему-то рад, что спасаю жизнь этому никчемному человеку.

Настроение пятибалльное, усталости, никакой, щебечет ранняя птаха, от моря веет свежестью, солнце несмело окрашивает горизонт в нежно-лиловые тона, и только сейчас понимаю, что мой шрам на плече совсем не болит.

- Посмотри, что там, - я сбрасываю куртку и снимаю рубашку. Семён разматывает повязку и глупо хлопает глазами.

- Чего уставился, как баран на новые ворота? - удивляюсь я.

- Так ... зажило всё, вот, только шрам светится ... или мне это кажется, - замешкался он.

Я и сам вижу, корона несильно светится: - Наверное, инфекция попала, - озабоченно произношу я, с такими явлениями ещё не сталкивался. - Но рана действительно полностью стянулась, выдергивай нитки.

Семён их ловко удаляет и шрам гаснет: - Удивительно! - восклицает он.

- Какие-то бактерии, определенно, способствуют заживлению, - неуверенно произношу я.

- Надо антибиотик вколоть, - беспокоится Семён.

- Лучше этому сделай, - киваю я в сторону раненого, который едва дышит.

- Антибиотиков мало, на нормальных людей надо оставить,- с неудовольствием вздёргивает козлиную бородку Аскольд.

- Коли, - приказываю я Семёну.

Просыпается Катерина, она расталкивает Егора и что-то ему

втолковывает. Тот сосредоточенно слушает, кивает. Я поздоровался, они улыбнулись: - Мы готовы, - произносит Катерина, - верёвку взяла. С нами пойдут те парни, - она указала на крепких, зевающих, хмурых со сна, ребят. Затем, замечает в окровавленных тряпках человека, крупно вздрагивает.

- Его медведь помял, я ему сделал операцию, думаю, жить будет, - поспешно говорю я.

- Это, случайно не он, кто вас топором ударил?

- Да.

- А где остальные? - темнеет она лицом.

- Не знаю, - хмуро отвечаю я.

- Надо идти на их поиски, - Катерина словно читает мои мысли.

- Так и сделаем, - я отхожу от них, окидываю взглядом узкую площадку, которая нас приютила. Отмечаю про себя, сколько ещё необходимо приложить сил, чтобы жизнь здесь была более сносной.

Иду по просыпающемуся лагерю, здороваюсь с людьми. Поглядел на бассейны, где плещется вода, умылся, вздрогнул от ледяной воды. Затем вернулся к еле тлеющему костру. Разворошил угли, кинул несколько веток. Уселся на камень, достал зеркальце и осколок обсидиана, принялся осторожно бриться, перед людьми необходимо быть в хорошей форме.