К.П.ДОННЕЛ

РЕЦЕПТ НА УБИЙСТВО

Он никак не ожидал увидеть перед собой такую роскошную виллу, да и владелицу ее несколько по-другому представлял. В свои сорок лет мадам Шалон совсем не походила на убийцу - она не казалась ни Клеопатрой, ни старой ведьмой. Не женщина, а Минерва решил он сразу же. У нее были большие влажные глаза чуть светлее кобальтовой сини Средиземноморья, сверкающего в лучах солнца за окнами салона, где они сидели вдвоем.

Не совсем Минерва, подумал он, присмотревшись к ней повнимательнее. Ее щеки сохранили персиковый румянец восемнадцатилетней девушки, и вся она была такой округлой и гладкой, соблазнительной, и пусть от этого менее царственной, но куда более привлекательной. Нестоль грациозная женщина при ее весе наверняка бы в будущем стала тучной, но он инстинктивно почувствовал, что ее тело сохранит свой вес и свои формы, и в шестьдесят лет она будет выглядеть так же, как сейчас, и ничуть не хуже.

- Рюмку дюбоннэ, инспектор Мирон?

Она уже приготовилась налить ему немного вина. Он на секунду помедлил с ответом, и в ее глазах зажегся лукавый огонек удивления, но вежливость не позволила ей выразить его вслух.

- Спасибо.

Он был недоволен собой и сказал это чересчур резко.

Мадам Шалон пригубила вино первой и как будто тактично заметила ему:

- Вот видите, господин Мирон, вам нечего бояться.

Вино было хорошим, даже слишком хорошим.

Она слегка улыбнулась и сказала так просто, без обиняков:

- Вы пришли узнать, как я отравила своих мужей?

- Мадам!

Он смущенно улыбнулся:

- Мадам, я...

- Должно быть, вы уже успели побывать в префектуре. Вся округа Вильфранш верит в это, - безмятежно сказала она.

Он взял себя в руки и заговорил официальным тоном:

- Мадам, я прошу вашего разрешения произвести эксгумацию тел господина Шарля Вессера, умершего в январе 1939 года и господина Этьена Шалона, умершего в мае 1946 года для официального обследования некоторых органов. Вы уже отказали в этой просьбе сержанту Люшеру из местного полицейского участка. Почему?

- Люшер начисто лишен вежливости. Мне он показался отталкивающим типом. В отличии от вас, в нем нет галантности. Я отказала человеку, а не представителю закона.

Она поднесла рюмку к полным губам:

- Вам я не смогу отказать, инспектор Мирон, - в ее глазах было нечто, похожее на восхищение.

- Вы очень любезны.

- Потому что, - продолжала она ласковым голосом, - зная методы вашей парижской полиции, я совершенно уверена в том, что эксгумация трупов уже была тайно проведена. Она заметила, что румянец на его щеках стал сильнее, но не подала виду.

- А необходимое обследование, - продолжала она, как ни в чем не бывало, - уже закончено. Вы в растерянности. Вы ничего не нашли. И теперь хотите понять, что я за человек, стараетесь определить мой характер, узнать насколько я хладнокровна - и между делом попытаетесь повернуть наш разговор так, чтобы я призналась в своем преступлении.

Эти стрелы настолько метко поразили цель, что оправдываться было бы последней глупостью. Лучше уж обезоруживающая прямота, - решил инспектор.

- Совершенно верно, мадам Шалон. Вы попали в точку. Но... - он посмотрел на нее пристально, - ...когда у женщины умирают оба мужа одного возраста - причем не очень старых - и оба от желудочного расстройства, через два года после своей женитьбы, и каждый раз вдове достается весьма значительное состояние... Вы меня понимаете?..

- Конечно, - мадам Шалон подошла к окну о повернулась так, что инспектору стали видны ее тонкий профиль и высокая грудь, четко вырисовывавшиеся на фоне морской синевы. - Может быть, вам угодно выслушать мое признание полностью, инспектор Мирон? - Инспектор насторожился. - Она была настолько женственна, соблазнительна, и голос ее журчал так ласково, что он понял: хладнокровие ему придется сохранять с трудом.

- Если вы будете так любезны, мадам Шалон, - ответил он, стараясь казаться как можно непринужденнее. Опасная женщина. Чрезвычайно опасная женщина.

- Тогда я расскажу вам, - мадам Шалон больше не улыбалась. Ветерок, прорвавшийся в окошко, донес до него аромат ее духов, Или это запах цветов в саду? Осторожности ради он не стал доставать из кармана записную книжку. Не может быть, чтобы вот так просто расскажет обо всем. И все-таки...

- Вы что-нибудь смыслите в искусстве кулинарии, господин Мирон?

- Не забывайте, я парижанин.

- А в искусстве любви?

- Как я уже говорил, я парижанин.

- В таком случае, она глубоко вздохнула и грудь ее приподнялась, заявляю вам, что я, Гортензия Евгения Виллеруа Вессер Шалон постепенно и преднамеренно умерщвляла моего первого супруга, господина Вессера, пятидесяти семи лет, а также своего второго супруга, месье Шалона, шестидесяти пяти лет.

- У вас, без сомнения, была на то какая-то причина?

Что это - сон? Или безумие?

- Я вышла замуж за месье Вессера по принуждению семьи. Я была уже далеко не девочка и через две недели поняла, что месье Вессер - свинья, свинья с ненасытным аппетитом. Он был неотесанным мужланом, инспектор, грубияном, хвастуном, который обворовывал бедных и обманывал простодушных, да к тому же еще и обжора с нечистоплотными манерами - короче говоря, были все пороки преклонного возраста, но начисто отсутствовали присущие зрелости мягкость и достоинство. И, как следствие этого, у него был слабый желудок.

Инспектор кивнул. Он ознакомился с делом месье Вессера еще в Париже и получил примерно такую картину.

- А месье Шалон?

- Он был старше - так же как и я, когда выходила замуж за него.

- У него тоже был слабый желудок? - с мягкой иронией поинтересовался инспектор.

- Естественно. Лучше сказать со слабой волей. Может быть не столь груб, как Вессер. Но по сути своей, возможно хуже, потому что здесь у него было много знакомых среди немцев. Зачем они так лезли из кожи вон, чтобы у нас были самые лучшие, самые недоступные продукты и тонкие вина, когда дети на улицах падали в обморок от голода? Может быть, я и убийца, инспектор, но прежде всего я француженка. Поэтому я без всяких угрызений совести решила для себя, что Шалон должен умереть так же, как умер Вессер.

Очень спокойно, чтобы не прервать нить ее рассказа, инспектор спросил:

- Как, мадам Шалон?

Она повернулась к нему. На лице играла улыбка:

- Скажите, вам знакомы такие блюда, как "индейка, фаршированная каштанами"? Или "котлеты де-воляй из дичи по-индийски"? Или "бифштекс из вырезки на сухариках"? Или "омлет-сюрприз по-неаполитански"? Или "наваристый суп а-ля Багратион"? Или "баклажаны по-турецки"? Или "заливное из куропаток под соусом бельвю"? Или?..

- Достаточно, мадам Шалон! Я и голоден и пресыщен одновременно. Какое богатство блюд! Какое...

- Вы интересовались моими методами, инспектор Мирон. Я воспользовалась этими блюдами и еще сотней других. И в каждое из них мною было вложено немного... - она внезапно замолчала.

Инспектор Мирон невероятным усилием воли заставил не дрожать руку, в которой была рюмка дюбонне.

- Вами было вложено немного чего, мадам Шалон?

- Вы проводите расследование. Вы знаете, кем был мой отец.

- Жан-Мари Виллеруа, шеф-повар высочайшего класса, непревзойденный ученик несравненного Эскофье. Его называли единственным достойным учеником Эскофье.

- Да, и перед тем, как мне исполнилось двадцать два года, мой отец незадолго до своей смерти - признался, что за исключением одной незначительной мелочи - это касается тушения мяса, ему было бы не стыдно считать меня равной ему по классу.

- Очень интересно. Я преклоняюсь перед вашим искусством. Инспектору Мирону с трудом удавалось совладать с своими нервами: его удивляла способность этой женщины говорить о неотносящихся к делу вещах.