Мой путь наружу пытались они перекрыть, закрывая двери. Встали Стражи в ряд, стену образовывая. Выставили свои инструменты, покрывая меня проклятиями. У меня не было времени думать! Единственный предмет использовать я мог, дабы пробиться через этот плотный ряд! Бросил я накидку свою вперёд, закрыв ею лица Стражей! Перепрыгнул я через них, напуганных и ослеплённых, выхватив у одного из них инструмент! И выбежал наружу я, закрывая за собой массивные двери!
С хлопком громким закрылись двери эти, и прижался я к ним спиной, срывая ткань с инструмента украденного. Этим инструментом я и закрыл двери, вставив инструмент между кольцами дверными. Выдержать напор не сможет инструмент этот, но он задержит Стражей на момент короткий. За этот момент я успею спрятаться и добраться до Темницы. И открыл я двери Темницы в нужный миг! Выпустил из них Братьев своих и Сестёр, руку помощи им предлагая! Стражи остановились при виде истерзанных Святых. Братьям и Сёстрам, вернувшимся со своих постов, пришлось слышать крики хриплые, исходящие от Сестёр-мучениц.
«Епископ – отец всех пороков!» - кричали они, показывая раны и шрамы, падая на колени свои от усталости. Окружён я был Стражами и Братьями удивлёнными. Окружён раненными и избитыми Сёстрами. Некуда мне было бежать. Я мог только молить о помощи:
- «Матушка! Мика!» - вскрикнул я в небеса, подняв вверх свою руку. И пала на меня тень чёрная. Укрыла меня и поглотила меня. Напуганы были Братья и Сёстры тенью этой, и, не успев взмахнуть инструментами своими, пролетела тень эта над их головами, словно стрела, из лука выпущенная. Ускользнула в темноту небесную в мгновение ока.
Мы с Матушкой спрятались в тенях ближайших домов. Скрылись от чужих глаз, давая себе момент для отдыха небольшого. Видел я кровь на одеждах моей Матушки. Ранена она была.
«У тебя кровь!» - Сам я был покрыт ссадинами и ранами свежими, но жизнь моей Матушки была для меня важнее собственной. Приложил я руку к ране свежей, что на талии красовалась, но Матушка лишь аккуратно убрала её, улыбаясь и успокаивая меня с теплом и нежностью в голосе:
- «Это лишь царапина, мой хороший. До свадьбы, как говорят люди, заживёт», - обняла и поцеловала меня Матушка. Согрела сердце моё в руках мягких. Осмотрелась по сторонам и принялась двигаться дальше по улицам тёмным, укрывая меня в тени своей и весть добрую разделяя: – «Я оставила твою половинку в доме твоего друга. На кровати оставила. Спит она и видит сны».
Весть эта была более чем приятной. Радость великая играла в сердце моём, ибо целым оказался не только я, но и Матушка моя с Сестрой Элизой. Мне оставалось лишь исполнить свои обещания и уйти. И перед тем, как направиться к нужному дому…
«Матушка… Стой рядом и не мешай мне», - выскользнул я из накидки и покинул Матушку свою на пару мгновений, оставив её наблюдать за мной в удивлении. Знакомое лицо я видел… продающее кресты порочные. Этот старик даже головы своей не поднял при виде моём. Даже не вздрогнул при виде одеяний Ордена. При виде рога моего. Голос мой громом стал! Приказал я старику-мошеннику вновь, повторяя слова старые:
- «Крестами своими убиваешь ты людей невинных! Очерняешь души чистые! Вердикт твой предрешён!»
И усом не вильнул старик. И бровью не повёл от слов моих. Лишь спину свою разогнул. Улыбнулся ехидно, показывая мне крест Святых в руках грязных. И прохрипел он с ухмылкой:
- «Ты, червяк, даже пальцем меня не тронешь. Только Епископу…»
«Не поможет тебе Епископ». - Прошептал я, с гневом на устах, старику. Незаметно вонзились клыки Закона в тело мошенника, вспоров ему грудь. Переламывая рёбра на пути своём. Разрывая плоть его с сердцем чёрным. И развернулся я к людям шокированным! Забрал кресты порочные из рук мошенника! Бросил их в грязь, сапогом их втаптывая! А из уст моих вышло предупреждение, грому подобное:
- «Снимайте кресты порочные с шей своих! Кресты эти человека убьют! На костёр отводят тех, кто носит их! Предупреждайте своих близких и родных, прохожих и знакомых! Не берите в руки свои порочные знаки!»
Словами подобными удивил я крестьян. Увидел я, как снимают они свои кресты, роняя их из рук. И потом только, пару шагов в сторону сделав – скрылся в тенях я. Укрылся под накидкой Матушки Мики, в руки ей отдаваясь. Более ничего не остановит меня. Ничего более не навредит невинным людям.
Знакомой дорогой шёл я. Шёл к домам крестьянским с Матушкой моей, укрываясь её накидкой. Свет в домах этих горел тускло, приглашая внутрь. Но только в один дом приглашён я был… и дом этот не был пустым. Вышел я вперёд, к двери заветной, оставив Матушку свою позади. Постучался я в двери эти и открыл их, заглянув внутрь. Знакомые лица… с удивлением разглядывали меня. Не успела мать-крестьянка узнать друга в лице моём, как пал я на колено перед ней. Пал перед ней и взмолил тихим гласом:
- «Простите меня за вторжение очередное. Желаю я помощи от рук ваших», - с радостью в глазах своих и с улыбкой широкой слушала меня Мать-крестьянка, прижимая к себе своих сыновей. С головой опущенной я молил о помощи их, ощущая касание рук на голове и плечах своих:
- «Мужчина по имени Гевелиос – отец юной девочки… Случилось горе в семье его. Он потерял жену свою, и теперь боится он оставить дочь свою в одиночестве. Не может он защитить её. Боится взглядов чужих. Всё чего я прошу вас, мать-крестьянка – взять юное чадо к себе. Приютить её и пригреть её в руках своих на мгновение…»
Я не успел высказать просьбу свою. Мать-крестьянка… Она прикрыла губы мои ладонью. Подняла с колен и обняла меня, позволяя и сыновьям своим в объятьях этих меня встретить. Слабому, хриплому шёпоту внимал я. Слышал, как она просила меня… «не говорить ничего более». Она предлагала мне иной вариант: Стать частью чужой семьи, если позволит это друг мой Гевелиос. Укрыла нас Матушка Мика и согрела руками своими. Показала своё истинное лицо напуганным сердцам и приложила руки свои к сыновьям крестьянки-матери, успокаивая голосом нежным:
- «Мы проведём вас к нашему другу. Но уверена ли ты, красавица юная, что приживёшься ты с человеком чужим?»
Матушка слушала едва различимый шёпот крестьянки. Смутила она крестьянку эту словами своими и дождалась кивка лёгкого. Это было всё, чего я желал: Ответа и согласия. И поцеловала Матушка крестьянку эту в щёку румяную. Словами своими благословила, улыбку растягивая: - «Желаю тебе любви и тепла в доме новом».
Не сразу покинула дом свой мать-крестьянка. Взяла она мешок небольшой, прихватив с собой всю еду оставшуюся. Нёс я на плечах мешок с запасами этими, пока Матушка моя, взяв за руки сыновей крестьянки, вела их за собой, укрывая за накидкой тёмной. Крестьянка обмотала голову мою тряпками различными, скрыв за ними моё лицо и рог мой. Укрыла мой порок от глаз людских. Ещё сильнее я был благодарен её за доброту эту, и ещё сильнее заулыбалась она мне за благодарности эти.
Без происшествий дошли мы до дома Герфо, и представил я им лица новые. Крестьянка-мать… Она поклялась, что в дружбе жить они все будут. Что пригреет она Катъю в час нужный. Привыкнет к сердцу доброму и поможет Герфо всем, чем только можно. Матушка же усмехнулась при виде этой картины, увидев новую семью в своих глазах. Посмеялась она, сказав Герфо, что он, возможно, найдёт в женщине этой любовь свою. На этом нам пришлось оставить их вместе. Взять вновь на руки свои Сестру Элизу и попрощаться с друзьями своими. Надеюсь, я увижу их вновь…
Возвращение обратно на земли светлые превратилось в праздник. Даемоны встречали нас с радостными возгласами и улыбками… и утихали, замечая в руках моей Матушки юную девушку, раненную и измученную.
«Позаботьтесь о ней, сёстры. Хрупкий цветок должен расцвести вновь». - Отдавала Сестру Элизу она с просьбою этой. Просила сестёр своих родных позаботиться о человеке раненом. Умыть и исцелить просила. Мог я навестить Сестру Элизу в любой возможный момент, и сердце моё безостановочно просило увидеть её лик прекрасный вновь и вновь… но меня оковывала усталость. Хотел я отдаться отдыху и продумать план свой. И, к моему счастью… Часть плана этого уже давно была известна мне:
