– «Со звоном колокола – прячь себя и чадо своё. Не жди меня, если не вернусь я в следующем часу».
Судьба одного человека волновала меня. Именно эта судьба может разделить путь свой с Гевелиосом. Крестьянка-мать, что укрыла меня в погребе своём когда-то – она была единственной, кому я мог доверить судьбу Катъи. Кто мог помочь Гевелиосу и уберечь его от бед возможных. На пути обратном я смогу навестить её. Встретиться со своей Сестрой Элизой я должен был, и только потом, как только Час Суда закончится – узнать о судьбе этой крестьянки.
Матушка Мика несла меня на руках своих. Бежала беззвучно по стенам высоким, устремив взор свой в сторону церквей. Вовремя мы успели оказаться на землях Ордена. Звон колоколов заставил Матушку вздрогнуть. Стиснуть зубы и упасть на колено. Не нравился ей звук этот, и я лишь мог закрыть её уши ладонями, дожидаясь конца. Братья и Сёстры… все, как один, шагали в сторону раскрывающихся ворот. В тех землях они – Судья-Инквизиторы. Вестники смерти… И среди толпы этой я увидел странный образ. Образ, укрытый в мешковатую ткань, скрывшийся у старого склада. Это могла быть Сестра Элиза, но должен быть я осторожен. Мои глаза могут меня обмануть. Что угодно может произойти на этих землях, и я не смогу предвидеть исхода. Ни для себя, ни для Матушки моей, ни для Сестры моей Элизы.
Матушка провела меня к складу старому, укрывая образ мой под своими одеяниями. Мы наблюдали за этой странной фигурой, укрывшейся за стенами склада старого. В руках истерзанных увидел я послание своё. Вне сомнений – Сестра Элиза скрывала лицо своё за этой тканью. Ждала моего появления, оглядываясь по сторонам. Попросил я Матушку Мику остаться у входа. Посмотреть, есть ли вокруг люди, что ушами своими могут подслушать разговоры наши. И только я вошёл внутрь склада старого, вдыхая запах сырого сена – Сестра раскрыла свои мешковатые ткани, скрывающие лицо прекрасное.
«Иорфей…» - прошептала она, раскрыв глаза шире. Не мог я скрыть от неё своего лица. Помнила она очертания мои. Помнила блеск глаз моих. Руки её обхватили мою шею, и встала на носочки моя Сестра, слёзы изливая. Повторяла она имя моё многократно, сильнее и сильнее сжимая одеяния мои в руках дрожащих. – «М-мой… братец… Мой дорогой… дорог-гой братец…»
Не знала она, как описать своё счастье. Как боль и грусть свою сжечь. Боялся дотронуться я до тела хрупкого, ибо видел я шрамы уродливые и раны свежие на теле Сестры моей. Элиза… она сама… заставила меня коснуться её. Причинить ей боль. Выпустить из её губ звуки боли неприятной. На одеяниях белых начали появляться мутно-багровые следы. Её раны… раскрылись от касаний моих, подобно распустившимся цветам.
«Сестра, не нужно! Твои раны…» - не мог я утихомирить Сестру свою. Насильно она заставляла руки мои касаться израненного и слабого тела. Коснулась губами искусанными шеи моей, забирая слова мои нежностью странной. Даже если от рук моих дрожала она, стараясь не выпускать боль эту из уст своих – не позволяла она отстраниться мне. Лила слезы счастья и боли, слабо поскуливая в моё плечо. Матушка Мика наблюдала за нами, скрываясь в тенях. Я чувствовал её присутствие. Её… удивление.
«Всё её тело покрыто шрамами и ожогами, царапинами, ранами и синяками…» - шептала она в моё ухо. – «Кто позволяет себе терзать настолько юное и нежное тело?»
Ответа на вопрос этот я не знал. Не позволял я раскрыть рта, ибо Сестра моя… Она наслаждается тишиной. Наслаждается теплом моего тела, скрываясь в моей накидке. Сердце её познало безграничные муки и боль. Сестра-мученица… Сколько агонии скрывается в призвании этом.
«Страшные вещи я видела, братец», - шептала Сестра Элиза торопливо. Вжималась телом своим, бегая пальцами дрожащими по спине моей, рассказывая мне историю свою ужасную со слезами на глазах. – «Эта… боль… Никакого милосердия не проявляют ко мне Братья. За грехи свои я заплатила кровью, но остальные сёстры… Епископ… Он просит Братьев моих… Просит уносить Сестёр непослушных в темницы. Погружать их сердца в греха безграничные. Пороть кнутами их, насиловать и проливать кровь девственную. А если найдут они в этом… грех – на костры посадят. Все мы… Боимся, братец. Мы… Все мы… порочными стали».
«Что они делали с тобой? Они вкушали запретный плод? Помыкали тобой? Клеветой забрасывали?» - На каждый вопрос мой отвечала Сестра молчанием. Возмущён я был делами Ордена. Возмущён тем, что Епископ склоняет Братьев и Сестёр моих к грехам против их воли. Что позволяет он себе? Кто позволяет ему делать это? Неужели весь Орден… порочен?
«Я не отдамся… и-им… Я отдамся только Иорфею! Братцу своему!» - повысила голос свой Сестра Элиза. Смотрела на меня взглядом безумным, со всей силой обняв меня. Слова её обратились в крики громкие, и одежды её начали покрываться цветом багровым: - «Сделай мне больно! Сожми меня так крепко, как только возможно! Сломай меня в своих руках! Пролей кровь мою девственную! Вкуси плод мой порочный, но не отдавай меня! Не хочу! Не надо!»
Был напуган я, ибо Сестра моя Элиза… Она стала… нечто другим в этот момент. Она сжимала меня в руках, крича на меня бездумно, выливая из себя порочные желания, завладевшие её разумом. Матушка Мика… ей пришлось вмешаться. Укрыла она нас в одеяниях своих. Положила руки на головы наши и заставила губы наши сомкнуться.
Чувствовал я крови вкус во рту своём. Старался я одаривать Сестру свою поцелуями аккуратными и медленными, пока Матушка моя, улыбаясь от картины подобной, поглаживала тело Сестры моей руками нежными. Увидела Сестра Элиза лицо Матушки моей, но страх не проткнул её сердцем. Матушка лишь приставила палец к губам своим, улыбаясь ей тепло, и только когда почувствовал я дрожь в теле Сестры моей – раскаялась она, слезами заливаясь:
- «Прост-ти м-меня. Ум-моляю, прости! Ос… Ос-сквернили разум мой… б-б-болью… Н-не хотела я… выпускать с-слова… эти…»
«Ты слаба, дитя. Сердечко юное… колотится устало. Дух твой не может окрепнуть от ран глубоких. Не теряй себя в боли этой. Отдайся усталости своей», - нежной истинной ласкала Матушка Сестру мою. Нашёптывала на ухо её слова нежные, успокаивая душу и сердце. Сестра Элиза была готова уснуть в моих руках. Едва стояла на ногах она, рухнув на меня всем телом, выпустив из себя лёгкий стон, закрыв свои глаза от боли. Матушка Мика добивалась именно этого. Околдовала она её словами своими. – «А теперь… позволь мне увести вас обоих».
«Не планировал я этого, матушка! Хотел я найти доказательства, достойные глаз людских! Убедиться в том, что Сестра моя ещё жива! Это всё, чего я хотел!» - паника завладела мною. Не знал я, как поступить. В горле моём эта паника вставала комком плотным, заставляя медленно терять свою сосредоточенность. Вновь я встал перед выбором сложным: Найти доказательства и вернуться за Сестрою позднее, или же спасти её прямо сейчас и рисковать жизнью Матушки? Не могу я позволить Матушке Мике ходить среди людей в Час Судный! Не могу я позволить Сестре своей умереть от хлыстов и рук злых! И вновь Матушка усмирила разум мой. Прошептала губами нежными:
- «Мой хороший… Взгляни на неё. Она не сможет прожить без тебя и дня. Оставь её тут, и она не вынесет этих мук. Она сойдёт с ума, или же… погибнет. Разве тебе не хочется позаботиться об этом хрупком цветке? Разве она – не доказательство?»
Матушка обняла меня своими руками. Высказала ту истину, которую она видела. Вновь я был благодарен ей за нежность и ласку. За мудрость её… благодарен я. Разглядывал я тело своей Сестры, впитывая в себя картину эту. Как Сестра моя Элиза, чьё тело укрыто множественными шрамами, терпела мучения и оскорбления со стороны Братьев своих. Нельзя её оставлять в этом месте.
«Будь аккуратна, матушка. Её тело покрыто ранами глубокими. Укрой её в доме Гевелиоса. Скрой за собой всех в том доме. Пока не прозвенит колокол – не возвращайся за мной». - Не могла спорить с моим выбором Матушка Мика. Аккуратно взяла на руки она Сестру Элизу и исчезла в тенях, оставив меня одного. В этот час… Я боялся за её жизнь больше, чем за свою.
