И вдруг... тихий шорох... Там, там, под скамьями... Вот оно - шмыгнуло в глубину рядов и затаилось...
А теперь возникло из-за колонны... Голубоватая кисть человеческой руки!..
Быстро-быстро семенит по полу на проворных пальцах... Призрачная паучиха!.. Замирает... Прислушивается... Короткая перебежка... Снова остановка... Привычно взбегает по металлической стойке и ныряет в церковную кружку...
Внутри вкрадчиво позвякивают серебряные монетки. Зачарованно проводив глазами вороватую пятерню, одинокий замечает вдруг какого-то старика, облаченного в тень старинной пилястры. Серьезно смотрят они друг на друга.
- Много их здесь, жадных тварей... - еле слышно шепчет старик.
Одинокий кивает...
Глубина храма тонет в кромешной темноте, и оттуда, из первозданного хаоса, что-то надвигается, медленно, очень медленно оформляясь в какие-то смутные образы...
Улитки-святоши!
Человеческие бюсты на скользких холодных улиточьих телах бесшумно и неотвратимо, дюйм за дюймом, подползают по каменным плитам... Женские головы - в платках, с черными католическими глазами...
- Христа ради нищенки, и хлеб их насущный - пустые лице мерные молитвы, - вздыхает старик. - Днями напролет просиживают они в преддверьях храмов, и все их видят, но никто не узнает. Во время мессы, когда устами священника глаголет
Истина, эти слизняки уползают в звуконепроницаемую скорлупу своих раковин и там погружаются в спячку.
- Выходит, мое присутствие помешало молитвам этих убогих? - спрашивает одинокий.
Старик заходит с левой стороны:
- Зачем зажигать свечу, когда светит солнце? Тот, чьи ноги омывают воды жизни, сам воплощенная молитва! Вот уж не ду мал, не гадал, что сподоблюсь когда-нибудь повстречать челове ка, способного видеть и слышать!
А желтые лукавые «зайчики» так и скачут, так и пляшут по древним суровым стенам, подобно обманчивым болотным огонькам...
- Теперь смотрите сюда... Вот, вот и вот! Видите?.. Золотые жилы! Прямо под этими плитами! - призрачно зыблется в полутьме лицо старика.
Одинокий смущенно качает головой:
- Вы ошиблись, почтеннейший, мой взор не проникает так глубоко.
Старик берет его под руку и ведет к алтарю. Молча висит на кресте Распятый.
Тихо колышутся тени в темных боковых галереях за вычурными, искусно выгнутыми решетками: прежние обитательницы богадельни, их призраки, - чуждые миру сему, самозабвенно-аскетичные, как запах ладана, они явились из тех канувших в Лету времен, которым уже никогда не суждено вернуться.
Еле слышно шелестят черные шелковые одежды...
Старик указывает на пол:
- Здесь оно подходит к самой поверхности. Копнуть пару раз под плитами - и сплошное золото, широкая сверкающая лента... Жилы тянутся через всю площадь и дальше под домами... Самое удивительное, что еще никто не наткнулся на них, даже когда укладывали мостовую... Об этом сокровище известно лишь мне одному... В течение долгих лет хранил я свою тайну... Вплоть до сегодняшнего дня... Ибо не встретился мне человек с чистым сердцем...
Дзинь!..
За стеклянной дверцей реликвария из костяной руки Святого Фомы выпало серебряное сердце...
Старик не слышит. Он сейчас далеко. Неподвижный взгляд экстатически расширенных глаз вперен в бесконечность:
- Тем, кто придет сегодня, не понадобится просить милостыню завтра. И да воздвигнется храм из чистого злата! Перевозчик переправляет... в последний раз...
Шепот седовласого пророка, подобно тончайшему удушливому праху ушедших столетий, осыпается в душу пришельца.
Здесь, прямо под ногами!.. Сверкающий скипетр зачарованной вековым сном власти! Только нагнуться и поднять! А перед глазами уже полыхают неистовые языки: даже если на этом золоте проклятье, неужели милосердие и любовь к ближним не снимают с него дьявольских ков?.. Ведь тысячи ни в чем не повинных людей умирают от голода!..
На башне пробило семь. Воздух еще дрожит от мощного гула.
Мысли одинокого, подхваченные колокольным звоном, уносятся далеко, в мир, пресыщенный пышным искусством, блистающий непомерной роскошью и великолепием...
Лихорадочный озноб пробегает по его телу. Широко раскрытыми глазами смотрит он на старика...
Как изменилось все вокруг! Грозным эхом отдаются под сводами шаги. Углы скамеек оббиты, ободраны слоновьими ногами каменных колонн. Выбеленные статуи римских первосвященников покрывает толстый слой пыли.
- Вы... вы... наяву... своими собственными глазами видели... металл?.. Вы держали его в руках?..
Старик кивает.
- Там, в монастырском саду, рядом со статуей Пречистой Девы, среди цветущих лилий, жила выходит на поверхность.
В его руках появляется голубоватая капсула. -Здесь, здесь...
И он благоговейно передает одинокому что-то зазубренное, угловатое, с острыми краями...
Оба молчат.
Издали доносится шум. Он все ближе и ближе: народ возвращается с зеленых лугов. Завтра рабочий день.
Женщины несут усталых детей.
Одинокий прячет подарок в карман и растроганно сжимает старческую руку. Оглядывается на алтарь... И вновь таинственная аура умиротворенности окутывает его: «Все, идущее от сердца, рождено в сердце и пребывает в согласии с сердцем».
Он осеняет себя крестным знамением и направляется к выходу. Там, прислонившись к косяку полуоткрытой двери, его встречает вконец измотанный собственной бестолковой суетой и гомоном день. Свежий вечерний сквознячок разгуливает по костелу.
По мощенной булыжником мостовой с грохотом проезжают украшенные листвой телеги, полные веселых смеющихся людей.
В багряных лучах заходящего солнца ажурные аркады древних зданий кажутся еще более лёгкими и изящными.
Подперев плечом монументальный постамент возвышающегося посреди площади памятника, пришелец погружается в грезы: вот он, сгорая от желания поделиться со всем миром своей радостной вестью, кричит, и голос его души разносится все дальше и дальше...
И слышит он, как смолкает беззаботный смех. Здания рушатся, храмы обращаются во прах... Растоптанные, в пыли, лежат заплаканные лилии в монастырском саду...
Разверзаются недра земные, и демоны ненависти из преисподней обращают душераздирающий вопль свой к небесам!..
Пестик какой-то исполинской толчеи с сокрушительной силой раз за разом низвергается вниз, ровняя с землей город, дробя каменные глыбы, растирая кровоточащие человеческие сердца в тончайшую золотую пыль...
Мечтатель в ужасе трясет головой и слышит доносящийся из собственного сердца звонкий голос сокровенного Мастера: «Тот, кому никакое злое дело не покажется слишком низким и никакая златая гора - слишком высокой...
Вот человек бескорыстный, мудрый, решительный, истинно сущий».
Что-то уж слишком легок угловатый слиток для самородного золота...
Одинокий извлекает его из кармана. Человеческий позвонок!
ВНУШЕНИЕ
23 СЕНТЯБРЯ
Свершилось. Теперь, когда моя система доведена до конца, страх более не властен надо мной.
Ни один человек в мире не сможет расшифровать мою тайнопись. И очень хорошо - есть возможность спокойно, без спешки, не опасаясь коварного удара исподтишка, все заранее продумать вплоть до мельчайших деталей с точки зрения самых различных областей человеческого знания. Эти записи будут моим дневником, куда я смогу, ничего не опасаясь, записывать все, что сочту необходимым для самоанализа. И шифр, обязательно шифр -одного тайника недостаточно, какая-нибудь глупая случайность, и все откроется...
Не забыть: самые тайные тайники - самые ненадежные. Как абсурдно все, чему нас учат в детстве! Однако с годами я научился смотреть в корень и теперь знаю совершенно точно, как подавить в себе эмбрион страха.
Одни утверждают, что совесть есть, другие отрицают; таким образом, для тех и других - это проблема и повод для дискуссий. Но истина всегда проста: совесть есть и ее нет - смотря по тому, верят в нее или нет.
