Восточная сказка
- Короче… - сказала Маська, повернувшись к тенору Володьке, развалившемуся в соседнем кресле.
- Не «короче», а «Карачи», - пробормотал Володька и тут же уснул.
Будить его – Маське это было хорошо известно, - не стоило. Во-первых, бесполезно, все равно ничего не выйдет, во-вторых, даже где-то и опасно, поскольку Володька был обидчив и капризен как Самый Настоящий Тенор. Да и не очень-то и хотелось, поскольку Маська все равно тут же забыла, что хотела сказать.
Оставив Володьку в покое, Маська беглым взглядом окинула свое воинство, которое рассеялось по салону чартера, направлявшегося – ну да, именно туда, в Карачи. На гастроли. Бас Андрюша уткнулся в электронную книгу, другой бас, профундо Сережа, разгадывал кроссворд, сопрано Верочка подпиливала коготочки, альтушка Ирочка спала, закрыв пол-лица лиловой маской с надписью «Королева изволит почивать». Плюс Володька и сама Маська – художественный руководитель, дирижер и второй альт. Вот и весь камерный хорик с претенциозным названием «Мелодика». Секстет. Шесть человек, а не что-то там такое неприличное.
Маську на самом деле звали Иветта Максимова. О чем думали ее родители, теперь уже не узнаешь, они погибли в автокатастрофе, когда Маське было пять лет. Вырастила ее бабушка. Имя свое Маське активно не нравилось. Иветта должна была быть по-французски стройной хрупкой брюнеткой, а не плотной девахой с румянцем во всю щеку, с волосами и глазами неопределенного цвета. Некрасивой Маська не была, скорее, как говорил все тот же Володька, «ни о чем», но имя ей не подходило при любом раскладе. В школе сначала звали Макся, затем упростили до Маси и Маськи. Это было немногим лучше, что-то такое липко-слюнявое, но со временем она привыкла и даже иногда представлялась Масей, хотя тут же спохватывалась и пыталась исправить эту глупую ситуацию.
Когда-то давным-давно – и правда, ведь месяц назад ей стукнуло целых тридцать два! – Маська окончила музыкальное училище и с тех пор вела в музыкальной школе хоровые занятия. А еще пела в большом любительском хоре. Просто так, для собственного удовольствия. Голос у нее был не так чтобы очень, вполне хоровой, и в солистки она не рвалась. Так, наверно, и пела бы Маська свою партию второго альта до самой пенсии, если бы в хоре не грянула революция.
Руководил ими крайне эксцентричный хормейстер с большими амбициями. Несмотря на то, что большая часть хора уровнем своих возможностей не поднималась выше средних классов музшколы, он упорно пытался внедрить в репертуар произведения, сложные даже для профессионалов. А потом, получая на выходе чудовищную фальшь, топал ногами и заходился в крике, причем «тупые глухопёрды» в этом потоке было самым ласковым выражением.
В конце концов, некоторым хористам это надоело, и они от коллектива откололись. А в руководители позвали Маську, которая имела хоть какой-то хормейстерский опыт. Сначала собирались у кого-то дома и пели все, что нравилось, от народных песен до церковной музыки. Было хорошо, но скоро изоляция начала напрягать, хотелось на люди. Творческие люди – они такие, им внимание извне нужно как цветку солнце, иначе зачахнут. И тут внезапно, как по заказу, приключился импресарио.
Как-то на одну их спевку затесался Андрюшин приятель Славик, послушал, что-то там прикинул и заявил: «Пожалуй, возьмусь». Не успели они глазом моргнуть, как официально были оформлены в качестве творческого коллектива и тут же поехали на первые гастроли. Для начала в сельский дом культуры. Приняли их там хорошо, накормили-напоили и даже заплатили какие-то смешные деньги. За два года география поездок значительно расширилась, а гонорары подросли. И вот теперь они летели на первые зарубежные гастроли – и сразу в Пакистан.
«Почему именно туда?» - спросила Маська Славика. «Да так уж вышло, - пожал плечами их толстенький лысенький импресарио. – Не все ли равно?». Им предстояло дать три концерта в трех разных отелях Карачи, самого крупного города Пакистана. Ну, не совсем, конечно, это были настоящие концерты, в двух они пели всего по три песни, зато в третьем – целое отделение на сорок минут.
Карачи встретил их удушающей влажной жарой. Безумное небо, похожее на застиранные джинсы, пучило свой единственный белый глаз, выискивая жертв для солнечного удара.
- Сейчас сдохну! – простонала Ирочка, обмахиваясь на ходу сложенным журналом.
- Да что вы, - ослепительно улыбнулся их сопровождающий по имени Рашид, - сегодня всего 32 градуса по Цельсию. А знаете, какой у нас был однажды температурный максимум? 47 градусов!
«Хорик» дружно охнул. Для Маськи, которая в школе учила французский, перевели. Рашид хоть и говорил по-русски, но так мучительно долго подыскивал нужные слова, что его попросили перейти на английский.
За ними прислали ярко-синий минивэн. Маська, впервые попавшая за границу, да еще вдруг сразу в такую экзотическую страну, с жадностью таращилась в окно. Суперсовременные небоскребы соседствовали с древними зданиями, улицы кишели народом, а транспорт…
- Это наша беда, - вздохнул Рашид, когда они очередной раз застряли в пробке. – 13 миллионов жителей, и даже метро нет, только начали строить. А триста лет назад это была маленькая рыбацкая деревушка. Трудно поверить, да? Отель ваш находится в Саддаре – это центральный район. Там тесно, шумно и… не очень безопасно. Нет-нет, в самом районе, а не в отеле. Если надумаете выходить, будьте осторожны. Рядом с отелем несколько базаров, там можно недорого купить ковры, красивые шелковые шарфы, кошельки из змеи, всякие сувениры. А завтра утром я отвезу вас на экскурсию в мавзолей Каид-э-Азам, там похоронен наш великий вождь Мухаммад Али Джинна.
До гостиницы они добрались только в пятом часу вечера, уставшие и измочаленные. Длинный перелет, смена часовых поясов, изматывающая жара… Хорошо еще, что первый концерт должен был быть только на следующий день. Как ни странно, Маська, заслуженный метеопат, чувствовала себя лучше всех. Ей все нравилось, и она чувствовала, что рот сам собой растягивается в глуповато-блаженную улыбку до ушей.
- Сказка! – выдохнула она, растянувшись на широкой кровати гостиничного номера, который ей предстояло делить с Ирочкой и Верочкой. – Такая прямо… восточная сказка, да!
- Угу, - хмыкнула Ирочка с ехидной улыбочкой. – Не хватает только… Али-бабы какого-нибудь.
Маська вспыхнула и отвернулась. Ее безнадежно одинокое положение было дежурным предметом шуток, впрочем, вполне беззлобных. Мало того, что она до сих пор была не замужем, так и романов в ее жизни было всего два, оба скоротечные и сами собой сошедшие на нет. Знакомиться особо было негде – не с папами же своих учеников. Хоровые мужчины были женаты – кроме убежденного холостяка Володьки. Одно время Маська пыталась убедить себя, что влюблена в избалованного женским вниманием тенора, но тот обращал внимание только на ее руководящую процессом пения руку, да и то не всегда, а любовь без взаимности Маську никогда не прельщала.
После ужина она вышла на балкон. Ночное небо в свете городских огней отливало лиловым. Празднично, как новогодняя елка, сияла башня офисного центра. Сквозь не смолкавший ни на секунду уличный шум пробивался стрекот какого-то насекомого.
«Завтра обязательно случится что-то… необычное, - подумала Маська. – Ведь я же в сказке!»
На следующий день они съездили на экскурсию в мавзолей, пообедали в ресторане, где все было очень вкусное, хотя и отчаянно острое, потом с опаской («будьте осторожны!») погуляли по ближайшему базару. К великой Маськиной зависти, ее, как она их звала, певуны с удовольствием торговались – здесь все говорили по-английски, и только она чувствовала себя немой. Правда, с помощью Ирочки и Верочки ей удалось купить поясок из змеиной кожи и невероятно красивую бледно-сиреневую шелковую шаль.
Вечером эту шаль она накинула на плечи поверх открытого концертного платья. В конце концов, она была руководителем и могла позволить себе некоторое отступление от униформы. Шаль приятно холодила кожу, пахла чем-то таинственным и еще больше усиливала общее ощущение ирреальности.
