– Ты в платье.
Кира опускает глаза.
И правда, на ней вместо привычного мужского наряда, надето платье. Совершенно развратное: с открытыми плечами, глубоким декольте, выставляющем на обозрение груди, и разрезами на полупрозрачной юбке, открывающими стройные бедра. Она могла поклясться, что еще мгновение назад его не было.
– Только вот опять эти косы! – не унимается Пасита. Его брови недовольно сходятся на переносице, и уже расплетенные волосы волнистой копной рассыпаются по обнаженной спине. – Так гораздо лучше.
Он подходит ближе. Запускает пятерню в русое великолепие, хватает, оттягивая голову назад. Проводит языком по шее, оставляя влажную дорожку, обжигая дыханием. Желание убежать нестерпимо, но как обычно, Кира не может и шевельнуться, скованная могучей волей Защитника.
– Впрочем, платье мне тоже не нравится, – он моргает, и одежда падает к ногам.
Крэг замирает в западне, прижав ладони к невидимой преграде. В его глядящих исподлобья глазах отражается боль и чувство вины. Пасита толкает Киру. Не в силах удержаться на ногах, она вынужденно садится на его ложе.
– Договор-р, Кир-р-ра! – рычит Защитник.
Стальные глаза нехорошо мутнеют, зажигаясь изнутри темным пламенем. Рядом с тихим лязгом падает грубая цепь, пристегнутая к кожаному ошейнику.
Вскрикнув, Киррана отшатнулась в сторону. Мужчины тяжело дышали и выглядели не менее ошарашенно. Стушевавшись, под пристальными взглядами стальных и золотистых глаз, охотница отступила еще на шаг.
– Мой сон, мои порядки, – выдохнул тин Хорвейг, первым пришедший в себя.
– Пасита, мы уходим. Немедленно, – припечатала Кира. – Так будет лучше для всех, – испугавшись, что сейчас Защитник назло прикажет остаться, она невольно допустила в голос мольбу, но все равно подняла с пола сапоги и обулась. Осмотрелась в поисках куртки.
Тин Хорвейг отошел к окну, задумчиво глянул наружу, и только тогда нарочито спокойно ответил:
– Пожалуй, ты права. Идите.
Пасита осознал, что едва сдерживается, чтобы не свернуть сопернику шею. Тот же так и стоял, не сводя ошеломленного взгляда с Кирраны. Защитника осенило – воля парня подавлена: «Ну конечно! Потенциал курсанта ничтожен, где ему с девчонкой тягаться? Меня, и то вон как корежит! Порой, охота сапоги ей вылизать…»
Не поворачиваясь, он предупредил:
– Добрый тебе совет, молокосос: побольше медитируй, если не хочешь превратиться в пускающего слюни идиота. И еще, – последние слова Пасита буквально прорычал, растеряв едва обретенные крохи самообладания, – держись от нее подальше!
Кира едва успела ступить на крыльцо и набрать полную грудь морозного воздуха, очищая легкие, как из-за угла вывернул Нааррон, усмехнулся:
– Уже покидаем нашего гостеприимного хозяина?
Охотница бросила на вышедшего следом Крэга предупреждающий, исполненный тревоги взгляд. Тот ответил ободряющей улыбкой и хотел было взять ее за руку, но в последний момент передумал. От Киры этот жест не укрылся, и настроение окончательно упало.
– Да. Идемте, – не оборачиваясь, она направилась прочь.
Брат нагнал и пошел рядом:
– Что-то случилось? Ты как?
– Уже лучше, – мрачно ответила ему охотница. И, чтобы предотвратить нежеланные вопросы, проговорила, ни к кому конкретно не обращаясь: – Интересно, мама уже вернулась?
– Мама? – Нааррон даже приостановился.
– Не волнуйся, она тебе обрадуется, – Кира ободряюще улыбнулась.
Вскоре вся троица ввалилась на двор Анасташиной избы. Кира – первой на правах хозяйки. За ней осторожно в калитку шагнул Крэг, а за его широкой спиной, будто скрываясь, нерешительно мялся Нааррон. Скрипнуло промерзшее дерево – дверь этой зимой слегка перекосило, и она терлась о дощатый пол. На крыльцо выскочила сама Анасташа. Раздетая, только в меховой телогрейке поверх домашней рубахи, да большом цветастом платке, покрывающем плечи. На Киру обрушился водопад слов и вопросов:
– И где ты пропадаешь, дочка? Неужто тренировалась так рано? Я-то с рассветом приехала, а тебя уж нету. Печь не топлена, дома холод собачий! Ты, вообще, ночевала? Ой! А мы-то страху натерпелись! Волки выть как взялись, да на дорогу вышли! Кобыла захрапела, понеслась, что есть мочи, а Устин еще и погоняет. Сани – стрелой, серые – следом. Я сижу ни жива ни мертва, а про Стаю и мысли допустить боюсь. Тут волки поравнялись, и мы с Устином уж было решили, что и конец пришел. А один вдруг морду-то ко мне сунул, ну я его по носу-то и огрела со страху. А тот рыкнул, но отстал, а с ним и остальные. Чудеса, да и только!
– Мама, теперь Стаю можно не бояться.
– Как это не бояться?! – Анасташа вдруг осеклась и сощурилась от режущего глаза блеска белого снега, пытаясь разглядеть мощную фигуру рядом с дочерью. – А кто это с тобой? Никак Защитник?
– Это Защитник Крэг, мама. И Нааррон.
Адепт вышел вперед при этих словах.
Анасташа застыла на полушаге, поднесла ко рту руки. Громкий всхлип будто ножом резанул воздух, и Кира услышала, как шумно сглотнул брат.
– Сыночек… Сынок! – мать бросилась навстречу, платок скользнул на снег цветной птицей.
Нааррон, сбросив оцепенение, кинулся к ней, подхватил на руки, крепко обнимая.
– Мама! – голос прозвучал хрипло.
Нааррон поднял голову к небу, но из глаз все равно покатились слезы, пришлось стыдливо утереться рукой, но на их месте тут же выступили новые. Кира замялась, почувствовав неловкость, и непроизвольно покосилась на Крэга, о чем тут же и пожалела, встретившись с задумчивым взглядом. Она чувствовала ответственность за произошедшее у Паситы, и боялась, что отношение курсанта к ней теперь переменится. Она боялась, что едва обрела что-то светлое, как уже потеряла, но тот, вдруг улыбнувшись, приобнял ее за плечи.
– Ну вот, вроде ничего не случилось, – шутливо выдохнул в ухо. – Больше никаких видений и слюны. Да и идиотом я себя не чувствую. – Заметив, как переменилось выражение лица Киры, Крэг поспешно добавил, прижимая ее крепче, не давая отстраниться: – Прости. Я просто пошутил.
– Идемте в дом! – Анасташа, не выпуская руки Нааррона, первой направилась в избу, по пути подхватив упавший платок. От ее зорких глаз не укрылась маленькая сценка между дочерью и Защитником, и женщина улыбнулась, вздохнув с облегчением. В ее сердце воцарилась надежда, что этот симпатичный и сильный мужчина поможет избавить Киру от излишнего внимания Паситы.
Мать переживала за дочь, боясь, что та несмотря ни на что, привяжется к тин Хорвейгу. Тот мог вскружить голову кому угодно, стоило ему только захотеть, а Кира ведь такая наивная. Разглядит чего нет и не было, да станет маяться. Крэг же сразу пришелся Анасташе по сердцу.
***
В горнице вкусно пахло блинами, в печи томился чугунок с остатками похлебки. Без счета было выпито кружек молока и травяного отвара. Анасташа все сетовала, бросая выразительные взгляды на Киру, что пироги будут только к вечеру – кое-кто не удосужился поставить заранее опару. Сыто откинувшись на лавке, парни наперебой благодарили хозяек за жарко натопленную баню и вкусный обед.
– Мама, сможешь ли ты меня простить? Я давно должен был тебя навестить. Мне так стыдно! – Нааррон скривился, будто от зубной боли.
– Ничего, сынок, ничего, – Анасташа присела рядом, гладя его по плечу.
– Оставим их, – тихо шепнула Крэгу Кира и взяла за руку, увлекая на улицу. Защитник попутно прихватил с вешалки куртки и шапку.
– Стой! Куда разогналась? – придержал он охотницу в сенях. – Надевай!
Помогая надеть куртку, курсант развернул Киру к себе лицом и принялся бороться с застежками.
– Эй! Я и сама справлюсь, не маленькая.
– Позволь мне эту малость, пожалуйста, – его голос внезапно стал хриплым. – Я думал умру, когда тин Хорвейг ее с тебя снимал. Можно, я хотя бы надену? – Кира судорожно сглотнула, а Крэг продолжил: – Этот сон… В нем есть хоть частичка правды?
Очень хотелось ответить «нет» и рассмеяться, но в золотистых глазах не было и тени улыбки, только затаенная надежда. Кира молча опустила руки, чувствуя, как непривычно сладко сжимается сердце. Крэг тем временем покончил с курткой и, шутя, нахлобучил ей на голову меховую шапку. Голубые и золотистые глаза встретились. Защитник глубоко вздохнул и осторожно выпростал косы на грудь. Кира, не думая, что творит, шагнула ближе и приподнялась на цыпочки, обвивая руками его шею. Курсант заключил ее в объятья, с жадностью умирающего от жажды, завладевая губами.
