Он падал вечно.

Дрейфуя. Просачиваясь. Вниз, вниз, сочась сквозь холодную каменную тьму в смутном, полубессознательном состоянии, пока его прах отдельными тропинками прокладывал себе путь вниз сквозь землю, скалы, каменную пыль, в… открытую пустоту среди холодных камней. Это была пещера Подземья, часть сети — Эльминстер понял это по лёгкому, но непрекращающемуся потоку сырого, насыщенного запахами минералов воздуха, проникающего откуда-то издалека.

Снова собравшись воедино — ну, насколько может быть «единым» клубящееся облако пыли — он повернулся к источнику этого ветерка. Он снова оказался в Подземье, и странным образом в этот раз ему грозила куда меньшая опасность, чем во время предыдущих визитов. Путешествие по Подземью в одиночку — отчаянное и чаще всего обречённое предприятие, но сейчас он находился здесь без тела, не представляя собой привлекательную жертву. Так он надеялся.

Он дрейфовал в поисках тела — и многочисленные незримые охотники в глубинном мраке вокруг без сомнения занимались тем же самым. «В бесконечном танце смерти во тьме», пропел про себя Эльминстер, вспоминая одну из своих любимых баллад Шторм. Ах, как долго он и она занимались этим…

Служили Мистре. Нашей Госпоже Тайн, богине магии. Пропавшей во время Волшебной Чумы, но возвратившейся. Точнее, «возвратившейся» в некоторой степени. Ослабевшей, бесспорно. И всё же она, как и прежде, оставалась его возлюбленным тираном, а её заповеди до сих пор были картой, по которой Эльминстер прокладывал свой жизненный курс.

Каким бы сложным или бессмысленным этот курс временами не казался, без Неё его жизнь окончилась бы очень, очень давно — хотя это могла оказаться куда более простая и более счастливая жизнь. И всё же… без неё весь прошлый век он чувствовал себя потерянным. Подчинение Мистре стало не просто привычкой, это было целью его существования.

Мистра приказала Эльминстеру завербовать кормирских боевых магов к ней на службу, так он собирался это сделать. Она сказала ему работать в союзе с Мэншуном, и он попытался. Хотя основатель Зентарима по-прежнему страстно желал уничтожить Мудреца Долины Теней, Эл не мог — и не хотел — пытаться его убить. Неважно, насколько старый дурак заслуживал быть испепелённым… или разорванным на части, чтобы умирать от долгой агонии. Неважно, как сильно Эльминстер хотел сломать его, унизить его, а затем уничтожить его навсегда.

Он обнаружил, что в памяти возникли воспоминания о напуганном, яростном и искажённом от боли лице Мэншуна в тех случаях, когда Эл унижал или убивал его… и эти образы потекли в его разум долгим и разнообразным потоком, и его вспышка злости сменилась чувством удовлетворения. Прежде он разбирался с основателем Зентарима должным образом, и скорее всего, когда наступит время, сделает это снова.

Но сейчас его приказы требовали иного. Они с Мэншуном должны были собрать предметы синего пламени, а кроме того, Мистра хотела, чтобы Эльминстер обучил свою правнучку Амарун Белую Волну как преемницу и, со временем, Избранную богини.

В памяти возникло её юное, упрямое лицо. Уверенное, безрассудное, красивое. Эл попытался вздохнуть, и его прах взметнулся от усилия. Его наследница; он слишком хорошо знал, какую жизнь это означает для Амарун. Эл очень хотел защитить Рун, спрятать её и охранять изо всех сил, чтобы уберечь даже от самой малой доли того, что довелось пережить ему… но это была бы ошибка, и скорее всего — смертельная. Избранная, которую так опекают, будет слабой и хрупкой. Рун должна быть способна справится с тем, что бросят на неё такие, как Мэншун.

Впрочем, прямо сейчас Эльминстер всё равно не мог должным образом её защитить. Он снова лишился тела. Безумный, слабый тупица, каким стал сейчас Мэншун, с лёгкостью одолел его. Эльминстер почти утратил способности Избранного Мистры, его собственное Искусство осталось бледной тенью того, каким было прежде… а Волшебная Чума разрушила и исказила любую магию. Многие заклятья стали почти бесполезными, сложными на короткой дистанции и невозможными издалека — и к тому же опасными для разума заклинателя. Каждое заклинание, которое позволяло заглянуть в чужой разум или взять его под контроль, телепортироваться или находить вещи, стало ненадёжным и опасным, и большая их часть оставалась недосягаемой для Эльминстера до тех пор, пока у него не было тела, чтобы выучить, произносить и запоминать магию, которая перестала быть знакомой.

Да, разрушение Плетения — Мистры, которая и была Плетением — принесло в Искусство огромные перемены. Точно так же изменились и сами Королевства — целые земли исчезли, а на их месте возникли другие. Но изменилось не всё. Подземье, к примеру. Обычные опасности здесь по-прежнему оставались… обычными.

Эльминстер дрейфовал, держась поближе к каменистому полу, чтобы его не разметало по сторонам, если поток воздуха вдруг усиливается. Тут и там мерцало пугающее сияние — едва заметные аметистовые тона каменных излучений и более яркая, разноцветная люминесценция дюжин грибов — некоторые были съедобными, другие ходячими и полуразумными, и все они были опасны. Тот стоячий корень был смертельно ядовит при употреблении внутрь, а этот поближе — вызывал смерть от одного прикосновения, а вон те шершавые бело-зелёные и коричневатые поросли высасывали телесное тепло у любого живого существа, подошедшего слишком близко… да, отсутствие тела обладало своими преимуществами. Спасибо извращённому юмору богов за такие мелкие поблажки.

Эльминстер струился дальше, вытянув своё облако пыли в длинную извилистую линию, надеясь, что если его заметят — а человек, который искал себе тело, рисковал быть замеченным — то примут за ниточку паутины. Здесь внизу наверняка хватало бдительных патрулей дроу.

Ага! Как говорится, вспомни о враге — и он тут же объявится. Из бокового тоннеля на полной скорости показались стройные чёрные тела в тяжёлых доспехах, около дюжины или больше. Боевой отряд дроу, готовый к битве, но марширующий с поспешностью, а не с осторожностью; воины заслоняли собой паучьих жриц. На стройных спинах последовательниц Лолс сидели почтовые пауки, а рядом с отрядом и по каменным сводам над их головами ползли многочисленные дрессированные клинковые пауки… восемь, нет, десять… двенадцать, а среди них — другие породы пауков, подобно жадной стае боевых псов. Это определённо был боевой отряд,.

Эл не надеялся узнать, откуда они пришли, но то, что вынуждало их так спешить, могло оказаться… интересным. Битва означала тела, и дроу или враг дроу ослабленный или оглушённый может стать прекрасным новым телом для превратившегося в пыль старого архимага. Он не стал тратить время на раздумья и поспешил за дроу, которые торопились вниз по тоннелю, навстречу воздушному потоку, следуя очевидно знакомым им маршрутом.

Он сначала почувствовал их цель, и только потом увидел. Те, кто долгое время работал с Плетением, привыкали чувствовать приливы и отливы естественных сил, и даже сейчас, лишившись своей силы, Эл ощущал странную, неуютную пульсацию, повторяющееся эхо, треск разрывов…

Разрывов, да, это слово подходило лучше всего. Волна за волной… слабости, моментальной сосущей пустоты, за которой следовал импульс энергии, затем опять слабость, снова и снова накатывающая на него, как волны на песчаный пляж. Разрывы становились сильнее по мере продвижения отряда дроу, который направлялся к источнику беспокойства. Это было нечто виднеющееся вдали, пульсирующее в унисон с теми разрывами, что он ощущал. С каждой волной на камни падали блики фиолетово-белого сияния, затем угасали, когда накатывался новый поток энергии, затем снова вспыхивали, опять и опять.

Эльминстер уже видел такие цвета. Эти конкретные оттенки обозначали разлом. Дроу спешили к планарному разлому, к трещине, где его собственный мир и другой соединялись неконтролируемой брешью, которая, очевидно, росла или изменялась… и вряд ли это было к лучшему. Отсюда и чувство слабости; сама ткань Фаэруна натягивалась или исчезала поблизости, где-то впереди.