Короткая стрижка, на лице ни единой морщинки, совершенно седые виски и – шрам. Профессиональный взгляд хирурга безошибочно идентифицировал последствия ранения холодным оружием.

Подойдя к письменному столу, он положил на столешницу несколько номеров свежих газет.

«А который теперь час, неужели уже утро?» – подумал Михаил Николаевич.

Словно отвечая на невысказанный вслух вопрос, ротмистр подтянул гири массивных напольных часов и выставил по карманному хронометру стрелки. При этом на эфесе шашки стал виден алый медальон Анны 4-й степени.

– Владислав Викторович, – обратился ротмистр к корнету, – прибыли срочные документы. Прошу вас изучить и доложить свои соображения как можно быстрее.

– Непременно, Петр Всеславович, разрешите идти?

Получив разрешение, корнет щелкнул каблуками и, попрощавшись, удалился.

– Ну-с, господа, ещё буквально полчаса, и вас доставят домой. – Очень быстро просмотрев протоколы, ротмистр отложил их в сторону и внимательно посмотрел на докторов. – Получается, нападение неизвестных. Причина не ясна, лиц не запомнили. Единственная зацепка: девица, одетая курсисткой, которая несколько нетрадиционно использует нюхательный табак. Я ничего не упустил, господа? Нет? Тогда не сочтите за попытку оскорбления, Михаил Николаевич, ибо господин Бартонд действительно ничего не мог видеть. Лукавите, а возможно, не хотите говорить или не можете. Боитесь?! Нет, нет, не спешите требовать сатисфакции, или же, как в русских сказках говорят, не вели казнить, вели слово молвить. Договорились? Тогда позвольте озвучить мои соображения, а засим вынесите свой вердикт. Вы уже почти год возглавляете прифронтовой госпиталь, то место, в которое не заманишь ни карьериста, ни мздоимца, ни просто бездельника. В Первопрестольной вы чуть более суток и почти сразу: с корабля – на бал, простите за каламбур, с поезда – на съезд. И, наконец, ваш неожиданный экспромт, сравнимый в некотором роде с разорвавшейся бомбой. Не стану скрывать, в соответствии с установленными правилами в зале присутствовал представитель МВД, отвечавший за контроль над порядком. И даже он, не будучи медиком, завороженно выслушал именно вашу речь, которую, кстати, высоко оценил сам академик Павлов.

В этот момент побледневший Михаил Николаевич вскочил со стула. От возмущения он даже не мог сразу подобрать слова:

– Милостивый государь, да вы… Как вы осмелились подслушивать приватные беседы?!

– Ну что вы, уважаемый доктор, за кого вы нас принимаете?! Вот извольте взглянуть на ночной выпуск… – И протянул ему одну из принесенных им газет. В глаза бросился заголовок на первой странице: «Нобелевский лауреат и академик Павлов рукоплещет речи патриота, прибывшего с фронта. Интервью нашего специального корреспондента».

– А после разговора с Павловым наш сотрудник случайно услышал слова гардеробщика о студентах-кокаинистах, которые назойливо пытались встретиться с вами, и сделал профессиональные выводы. Не буду посвящать в детали, но от здания университета вас с другом на расстоянии сопровождал сотрудник полиции в штатском, который, между прочим, первым и подал сигнал тревоги, помните свист? Он же слышал и состоявшийся разговор, в общем, был свидетелем от начала и до конца. И вы и сейчас продолжите утверждать, что не запомнили нападающих и не подозреваете о причине сего инцидента?

Теперь доктору пришел черед покраснеть, он не знал, что ответить, и осторожный стук в дверь показался ему спасительной отсрочкой от этой невольной, но вполне заслуженной пытки. В кабинет вошел давешний корнет, за которым последовал вахмистр с большой коробкой, прикрытой крышкой.

– Всех забрали, всё собрали, Петр Всеславович, разрешите предъявить?

И на столешницу письменного стола поочередно выложили три студенческие фуражки, два кастета, старинный, по-видимому, двуствольный пистоль и, отдельно, – завернутую в пергаментный листочек гильзу от пистолетного патрона.

– Вы, вероятнее всего, не в курсе, уважаемый Михаил Николаевич, что в Москве вот уже несколько лет действует кабинет научно-судебных экспертиз? К слову, еще перед войной, французские криминалисты объявили о возможности идентификации огнестрельного оружия по гильзе. Аналогичного мнения придерживается и тайный советник Сергей Николаевич Трегубов. Именно поэтому я настоятельно рекомендую вам, в случае утери по любым причинам пистолета, зафиксировать сей факт документально. Ибо неизвестно, в какие руки он сможет попасть. Имея эти вещественные доказательства, показания гардеробщика и нашего сотрудника, мы обратились за помощью к одним из лучших сотрудников Московской полиции и задержали двоих из нападающих, а уж они сдали своих товарищей. Кстати, разрешите вам их представить: околоточный надзиратель Дмитриев, профессиональный проводник, и его Треф.

И в кабинет, дружелюбно помахивая обрубком хвоста, зашел ведомый хозяином красавец доберман-пинчер, подойдя, деликатно обнюхал докторов, затем, усевшись возле стола, по-приятельски протянул ротмистру лапу, которую тот пожал с дружеской улыбкой. Появление красивой и добродушной собаки разрядило обстановку, тем более что Треф был любимцем москвичей и героем многочисленных криминальных хроник.

– Прошу вас, Владимир Дмитриевич, присаживайтесь и расскажите, как прошла операция? – спросил ротмистр проводника.

– Как обычно, ваше… – но увидав, как укоризненно покачал головой хозяин кабинета – поправился, – Петр Всеславович. Прибыли на место происшествия, взяли след и прошли по нему до лежбища. А дальше уже работали ваши молодцы. Тем более что – весна, мостовая сухая, да и наследили эти архаровцы изрядно.

– Великолепно, просто великолепно, Владимир Дмитриевич. Буду ходатайствовать о вашем награждении. А вот это пока для нашего общего любимца. Треф, ты не возражаешь? – ротмистр достал из ящика стола конверт и показал его собаке. Дождавшись радостного и одобрительного «гав», передал конверт хозяину.

Когда проводник с ищейкой вышли, хозяин кабинета мгновенно согнал улыбку с лица:

– Господа, вы не являетесь сотрудниками МВД Российской империи и не состоите под следствием. Я не вправе требовать от вас подписку о неразглашении информации, которую можно отнести к секретной, прежде чем ознакомить с некоторыми фактами, но прошу дать слово чести, что всё услышанное останется между нами.

Дождавшись согласия, ротмистр обратился к Бартонду:

– Простите, Николай Петрович, а что сейчас в медицинской среде говорят о деятельности академика Павлова? Не упоминают ли в этой связи профессора Ижевского?

Бартонд вначале нехотя, а затем более увлеченно повторил то, что давеча уже рассказывал Михаилу Николаевичу.

– Так-с, значит работы в интересах обороны страны, электромагнитные поля и полное отсутствие отражения полученных результатов в научных изданиях, я ничего не упустил? Нет? Отлично, то есть очень плохо. Где-то мы допустили утечку информации, но, слава богу, без конкретики. Ничего – разберемся. Господа, дело в том, что академик Павлов возглавляет одно не совсем обычное научно-исследовательское учреждение, и если и дальше работа пойдет успешно, то это сразу почувствуют и наши войска, и тевтоны. Только вот ощущения будут противоположными. Но катастрофически не хватает времени и специалистов. Иван Петрович, как бреднем, прочесал обе столицы. Война – многие в армии или вот, как вы, Михаил Николаевич, – в прифронтовой зоне. И вот, что знаменательно, стоит найти нужного человека, так буквально из ниоткуда возникают проблемы. У профессора Ижевского в кабинете кто-то проводку испортил. И если бы не внимательность ассистента, то несколько пациентов (а среди них была очень высокопоставленная особа), могли бы отправиться в мир иной, а Павел Иванович – в Сибирь. Естественно, что все его методики мгновенно были бы объявлены вредительскими и лженаучными. Тем более что, исцеляя без лекарств, он ударил по карману фармацевтических фирм, которые чаще всего, увы, имеют немецкое происхождение. По оперативным данным уже были подготовлены разгромные публикации, запросы в Думе, но, волею Божьей, да и нашими стараниями – не вышло-с! Но не всегда всё так благостно заканчивается. Михаил Николаевич, вам знакома печальная судьба профессора Пильчикова?