- Да, и одновременно десант во Владивостоке, интервенция на Кавказе... Еще в декабре был разработан этот секретный план, причем Россия разбита на сферы действия. Французская зона - Украина, что вполне справедливо, учитывая, что французские капиталисты в одну только металлургическую промышленность Украины вложили более ста миллионов. Представляете?
Некоторое время молчали. Оба были одинаковых убеждений, обоим казалось, что их желания и предвидения безошибочны. Им нисколько не мешало то обстоятельство, что были они разных поколений: и старый и молодой веровали в одних богов.
Кабинет Скоповского был удобен, красив. По стенам стояли темного дуба шкафы с фолиантами, висели портреты каких-то внушительных и важных людей, на большом письменном столе было много бумаг и различных блестящих предметов: чернильниц, пресс-папье, хрустальных стаканов. Над огромной тахтой, которая, по-видимому, чаще привлекала хозяина, чем письменный стол, находился ковер, увешанный старинным оружием: кривыми саблями с ножнами чеканного серебра, пистолетами, которые не стреляют... И было очень приятно после сытного обеда беседовать здесь и пускать сизые кольца дыма, накапливая светлый пепел на конце сигареты.
Капитан Бахарев перечислял мероприятия для удушения революции, называл громкие фамилии лиц, принявших командование над войсками, посылаемыми в Россию, называл цифры: семьдесят тысяч штыков японской армии... десять тысяч американцев...
- Боюсь, что это не конец, - говорил задумчиво Юрий Александрович, еще предстоит всемирная драка. Шутка сказать - делить Россию! Это вам не африканские колонии!
А на следующий день Люси снова очутилась в оранжерее. Садовник Фердинанд, увидев, что вслед за красивой княжной пришел полюбоваться орхидеями рослый капитан, тотчас прекратил повествование о клубнях, о сортах виктории и скромно удалился, предоставив молодым людям наедине любоваться тропическими растениями.
- Мама уснула, - сказала смущенно Люси, - мне стало скучно, и я вызвала вас... Вы не сердитесь? Вы не подумаете, что я легкомысленна?
- Я должен завтра уехать, Люси. Сейчас идет сражение, в котором не может быть перемирия, пока не будет уничтожена одна из дерущихся сторон... я в этом сражении участвую. И сражаюсь за вас, Люси, за то, чтобы вы жили так, как того достойны...
Юрий Александрович замолчал, подыскивая слова и не замечая, что его рука отыскала робкую руку девушки и что слов было уже не нужно: Люси не отняла руки и только прятала взгляд и смущенно молчала.
- Вам может показаться это диким, даже оскорбительным. Но вы разрешите все вам сказать...
- Говорите... - прошептала Люси. Она была воспитана на французских романах, и обстановка как нельзя лучше соответствовала этому объяснению в любви: влажный воздух, стеклянные стены, странные сочные листья цветущих зимой растений...
- Мы почти не знакомы, но я полюбил вас... полюбил, как только увидел... Это трудно передать, все эти ощущения... Но я вас как будто давно знаю, всегда знал... и вот... нашел...
- Как же это так... быстро...
Люси говорила, но сама не сознавала, что говорит. Не должна ли она его остановить? Не должна ли отнять руку? Это нехорошо, он может подумать, что она ветреная... Но все равно, пусть что хочет думает! Она любит его!
Садовник Фердинанд отлично понял свою задачу: он должен охранять эту встречу и в случае надобности предупредить об опасности. Фердинанд стоял на страже у входа в оранжерею, пыхая коротенькой трубкой и чуть-чуть усмехаясь каким-то игривым мыслям...
Сквозь запотевшие стекла можно было наблюдать, как они там стояли около орхидей, потом приблизились, потом прогуливались взад и вперед...
- Вы понимаете, - говорил Юрий Александрович, волнуясь, - это было что-то необычайное... Я совершенно случайно очутился в этой веренице, движущейся на Кишинев... Случайно, но теперь-то я понимаю, что это моя судьба, мой рок! Я верю, что в нас есть - не знаю, как назвать, - инстинкт или ангел-хранитель, который безошибочно решает за нас в самые ответственные моменты, как поступить...
Люси слушала, рассеянно теребя листы орхидеи. Она смутно улавливала смысл его речи. Она ждала, когда он произнесет еще раз одно только слово "люблю". Все остальное, что он говорил, казалось ей милым предисловием, без которого можно было бы обойтись.
- И вот, - продолжал Юрий Александрович, хватая ее руку и крепко сжимая ее, - вот я увидел экипаж...
Юрий Александрович рассмеялся:
- Экипаж и феноменальное сооружение на голове вашей maman - что-то такое из перьев, вуалей, ленточек... в общем, что-то очень изящное, элегантное... Я увидел вас, Люси, нежную, милую, прелестную... единственную, какая есть в мире!..
- Уж будто я такая! - прошептала Люси. А сама хотела, чтобы он еще и еще говорил о ней, какая она красивая, как ему нравится, и опасалась, что он перейдет от этой темы к другим предметам.
- Вот когда я понял, почему ради женщины совершают подвиги и преступления... решаются на самые отчаянные вещи! Ставят на карту все!
Люси глубоко вздохнула. Как она хотела сейчас, чтобы он поцеловал ее! И он поцеловал ее... И шептал ей, что полюбил ее на всю жизнь, и что они должны повенчаться, и что он просит ее руки и будет умолять княгиню отдать ему дочь...
Фердинанд понял, что созерцание орхидей этой молодой парочкой может затянуться на неопределенное время, и потому подумывал, не набить ли табаком еще одну трубочку.
Но в это время одна из многочисленных тетушек примчалась в оранжерею. Тетушка была расстроена, бледна, лица на ней не было. Она спросила встревоженно, не видел ли Фердинанд княжну, которую повсюду разыскивают и очень беспокоятся.
Фердинанд решил, что во всяком случае в оранжерею он ее не пустит.
- Где же я мог видеть вашу княжну? Впрочем, шел кто-то вон туда. Наверное, это была она...
Когда тетушка исчезла, Фердинанд, настойчиво кашляя, вошел в оранжерею:
- Прошу прощения... Я бы, конечно, не осмелился...
Но ни капитан, ни Люси нисколько не рассердились на Фердинанда.
- Спасибо, дорогой! - негромко произнес капитан и сунул в руку Фердинанда ассигнацию. - Ты первоклассный садовник!
Затем они, не скрываясь, рука об руку направились к дому.
Там в самом деле был переполох, все были подняты на ноги, проснувшаяся княгиня нюхала спирт, Александр Станиславович пространно уговаривал ее, чтобы она не волновалась, и уверял, что девочка найдется.
Вскоре было обнаружено, что кроме Люси куда-то потерялся капитан. Престарелые тетушки были заинтригованы до крайности. Они так любили скандалы и всякие пикантные истории!
Когда вошла Люси, все еще под руку с капитаном, княгиня вскрикнула, расплакалась, должна была произойти нежная сцена.
Но Люси как-то странно шла к матери, медленно-медленно, как в полусне...
И невольно воцарилось молчание, и среди наставшей тишины прозвучал голосок Люси. Она внятно, отчетливо сказала, так, что слышали все:
- Мама! Юрий Александрович... это мой жених... Мы с ним объяснились...
4
В одну январскую ночь 1918 года в доме рабочего железнодорожного депо Маркова, в глиняной мазанке на окраине города, вблизи вокзала, состоялся семейный совет.
Стремительный, всегда говоривший скороговоркой, черноглазый и худощавый Миша Марков прибежал со службы и сообщил, что началась эвакуация. Слово было непривычное, непонятное и страшное.
- Эвакуация? А зачем эвакуация?
- Мама! Неужели непонятно? Они приходят, мы уходим. Мы - это кто за Советскую власть.
Марина пристально вглядывалась в лицо сына и старалась определить, опасно это или неопасно. Да, было очевидно, что настали тяжелые испытания.
Миша, захлебываясь, рассказывал, что Отдел народного образования выехал еще вчера, что воинские части покинут Кишинев сегодня ночью, что заведующий внешкольным отделом забрал и семью, а Василенко остается, но будет жить нелегально.
- Нелегально? - переспросила Татьянка, и у нее были вытаращены от любопытства и страха глаза.
