На станции стояли безмолвные бронепоезда. На улицах валялись неубранные трупы...
Котовский выступал на городском митинге, когда снова послышалась стрельба. Оказывается, противник перешел в контратаку. Густые цепи шли по льду Буга. И снова бросились котовцы в бой. Заработали пулеметы. Перекрестным огнем был полностью уничтожен полк, состоявший из офицеров, студентов и гимназистов. Его сформировал одесский священник.
8
Вокзал станции Вознесенск-пассажирский безлюден. Вагоны, вагоны... На перроне битое стекло, припушенные снегом мертвецы... Белыми войсками при отступлении оставлен эшелон раненых. Теперь это эшелон трупов: все раненые замерзли в вагонах, брошенные на произвол судьбы. В буфете, на столиках, еще не убраны бутылки, которые опорожнили перед поспешным бегством господа офицеры.
Ольга Петровна развернула лазарет в бывшей еврейской больнице. У нее уже имеется перевязочный отряд. Но сразу же обнаруживается острая нужда в медикаментах, нет бинтов.
Ольга Петровна едет в сопровождении адъютанта Котовского в штаб дивизии. Начсандив встречает очень любезно, предлагает сесть. Но когда узнает, о чем хлопочет врач, прибывший из бригады Котовского, только разводит руками:
- Чего нет, того нет! И рад бы в рай, да грехи не пускают!
- Дайте хоть что-нибудь!
- Ни одного бинта сам не имею. Вот обрежу сейчас палец - и придется завязывать - хе-хе - носовым платком. Нет греха хуже бедности!
- Но как же работать?
- Шлем требования, звоним по прямому проводу. Обещают... Но, как говорится, обещанного три года ждут. На вербе груши не растут, как известно...
Выслушав еще несколько пословиц от начсандива, Ольга Петровна вернулась назад.
Котовский рассмеялся, выслушав ее жалобы:
- Не отчаивайтесь! Я уже обо всем позаботился. В Вознесенске взято много трофеев: склады продовольствия, бронепоезд, пулеметы, артиллерия и что вас особенно должно порадовать - санитарный поезд. Я сейчас уезжаю, а тут останутся наши люди - идите и берите все, что вам понадобится, а то и весь санитарный поезд забирайте целиком.
Котовский уехал. Из опросов крестьян, возивших белогвардейцев в Березовку, он установил, что в самой Березовке находится кавалерийская часть и какие-то пехотные части, что два пехотных полка и полк генерала Бредова на станции Березовка погрузились в вагоны, что в Вормсове пехотный полк при пяти орудиях, а в Колосовке стоит бронепоезд.
Котовский отправился брать Березовку.
Когда Ольга Петровна в сопровождении надежных людей пришла на станцию, из санитарного поезда вышел важный, с седой академической бородкой человек.
- Я главврач санитарного поезда, - сообщил он, не отвечая на приветствие. - Поезд находится под защитой Датского Красного Креста и пользуется неприкосновенностью. Требую немедленной отправки в Одессу. Все. Разговоры окончены.
- Вы правы, санитарный поезд пойдет скоро в Одессу, - сказала Ольга Петровна. - Ведь Одесса вот-вот будет взята Красной Армией.
- Ну, это бабушка надвое сказала, - ответил главврач, но уже менее уверенным голосом.
Ольга Петровна подумала:
"Странно, и этот изъясняется пословицами!"
- Мы все-таки осмотрим поезд, - твердо сказала Ольга Петровна.
- Не разрешаю. Это может взволновать тяжелобольных.
Однако при осмотре во всех вагонах оказались не "тяжелобольные", а здоровые белые офицеры, которых попрятал этот академический главврач, надеясь вывезти их под маркой Красного Креста в расположение белых.
Стали выводить офицеров, пересчитали и увели в штаб вместе с главврачом.
- Ну вот, - улыбнулся котовец Ольге Петровне, - теперь вы можете распоряжаться. Тут есть и санитары. У них, конечно, имеются ключи и прочее подобное. Заходите, товарищ доктор. Санитар? - строго спросил он меланхолика в белом халате.
- Так точно! - ответил тот.
- Переходите в распоряжение доктора. Где тут у вас всякие там касторки и перпетуум-мобиле?
- Третий вагон. Медикаменты и перевязочные материалы.
Через несколько дней в этом самом поезде Ольга Петровна отвезла раненых и больных в Одессу. Мрачный меланхолик-санитар оказался расторопным малым. Он старался понравиться Ольге Петровне изо всех сил.
- Чаек вскипятить? У меня есть на заварку настоящий, дореволюционный!
Иногда санитар пускался в рассуждения:
- Медицина в политику не вмешивается. Кто покалечил, кого покалечил нас это не касается, наше дело забинтовывать. К примеру, за что наш главный врач пострадал? Лез не в свое дело. А разве это хорошо? Не удержался за гриву, так за хвост не лапай!
Какие счастливые лица были у красноармейцев, попавших в лазарет на излечение! После ночевок где попало и на чем попало вдруг очутиться на белоснежной постели!
9
В Вормсово пришла делегация. Пробрались через все кордоны. У одного было спрятано письмо, конверт сильно помялся, провонял овчиной. Надпись на нем была, однако, разборчивая:
"Командиру, который наступает на Березовку".
Котовский прочитал надпись и сказал:
- Это мне.
"Господин командир, товарищ красный, - гласило письмо, - в нашем полку вынесено решение в вас не стрелять, а даже стрелять резолюция исключительно в воздух, хотя будем делать вид, что ничего подобного. Одно наше желание - прекратить братоубийство. При сем прилагаем расположение частей в Березовке, а также где какие заставы. Да здравствует рабоче-крестьянская власть!"
Дальше шли подписи.
Котовский побеседовал с делегатами и сказал им:
- Спасибо, дорогие друзья! И от моего имени и от всех, кто борется за народное счастье. Я верю, вы выполните обещанное.
- А как же? Разве мы не понимаем? Кто пойдет насупротив - разговор короток...
Кавбригада переправилась через Буг. Котовский двинул полки на Березовку.
Ничего не могли понять белые офицеры! Они приказывали не жалеть патронов. Солдаты не жалели патронов. Пули летели через головы наступающих, снаряды ложились далеко позади.
Впрочем, Котовский на случай провокации принял меры: батарея и пулеметчики были наготове.
Командовал воинскими соединениями в Березовке старый, опытный полковник, выросший в семье, которая из поколения в поколение давала военных.
Полковник Иванов, отутюженный, подтянутый, моложавый, хотя и требовал дисциплины, но был мягок и добр, а с солдатами придерживался такого обращения, которое, по его представлению, должно было особенно нравиться простонародью и которое чем-то напоминало повадки Суворова.
- Ну как, братец ты мой? - обращался он к часовому после соблюдения всех формальностей. - Приварок ничего? Не жалуешься? Из дому письма получаешь? Ты из каких мест сам-то? Ставропольский? Знаю, знаю эти края! Мука там хорошая.
Обычно солдат на все его реплики, выпучив глаза, отвечал "никак нет" и "так точно", но полковник оставался доволен собой и, уходя после такого собеседования, давал солдату "на табачок".
С господами офицерами Иванов позволял себе незамысловатые шутки и рассказывал в офицерской столовой одни и те же анекдоты, которые все давно уже помнили наизусть.
Военное дело полковник Иванов знал отлично, кроме того был распорядителен, храбр, в командных кругах пользовался заслуженным уважением и доверием, а с генералом Деникиным служил когда-то в одном полку.
Убеждения Иванова были несложны. Он говорил:
- Нам, солдатам, думать необязательно. На то есть устав и приказ.
Вместе с тем полковник часто принимал решения вопреки всем приказам и уставным положениям. Особенно любил он самолично отменять дисциплинарные взыскания и, вместо того чтобы отдать под суд, отечески журил провинившегося и отпускал с ботом.
Полковник безоговорочно верил, что "большевики - бунтовщики и каторжники", что "никогда кухарки не управляли государством и управлять не будут", что "народу нужна твердая власть" и что "мужик царя любит". Полковник Иванов ни на минуту не сомневался, что никакая красная воинская часть не сможет выдержать малейшего натиска его солдат.