- Однако мама нас заждалась, - прервала его Люси.
В этот момент Гарри забрался ногами на старое бархатное кресло и внимательно изучал ковер на стене:
- Ты знаешь, это настоящий персидский, ему цены нет! Как это я его не заметил?
Но их уже звала княгиня.
По русскому обычаю все сели, прежде чем выйти из дому, молча посидели несколько минут, затем княгиня первая встала, перекрестилась и громко сказала:
- Пора. Поедемте, с богом. Прощайте, Рудольф, не поминайте лихом, обернулась она к управляющему. - А тебе, Маруся, мой добрый совет - уходи отсюда от греха подальше да выходи замуж, ты вон какая молодая да красивая.
- Комендант обещал охрану, - неуверенно произнес управляющий. - Может быть, обождете?
- Обещал! - засмеялся кучер. - Нашего Арсенья ждать до воскресенья! Поедемте-ка по холодку, не мешкайте.
Уже вечерело, когда экипажи тронулись.
Люси не плакала. Гарри молчал. Проехали двор, проехали мимо оранжереи, дальше шла широкая березовая аллея, а потом начинались поля.
Вдруг кучер обернулся и сказал, тыча куда-то в воздух кнутовищем:
- Никак, у нас зарево... Вон как полыхает!
Все оглянулись в ту сторону, где было Прохладное.
Сомнений никаких не было: горел ярким пламенем, почти без дыма только что покинутый дом...
Гарри заволновался и хотел уже повернуть обратно.
- Там ценнейшая библиотека! Музейная мебель! Это варварство! возмущался он. - Это дикость!
- Барин, - потрогал его за рукав кучер, - ваше благородие! Что с возу упало, то пропало. Огня не погасишь. А вы благодарите господа бога, что сами-то ноги унесли. Дело прошлое, а ведь сегодня ночью должны были вас всех порешить. Прикажите лучше погонять коней, так-то вернее будет!
Зарево все ширилось и охватило уже половину неба. Можно было различить даже отдельные вспышки и снопы искр, по-видимому, в тот момент, когда обрушивалась какая-нибудь балка.
Окрестные деревья и поля и те стали розовыми. И на лицах отъезжающих мелькали отсветы пламени.
- Мы присутствуем при страшной, мистической картине, - тихо произнес Гарри.
- Погоняй! - решительно сказала княгиня.
Люси испуганно прижалась к плечу Гарри.
Кучер ударил кнутом вдоль широкой спины коренника. Лошади рванули и пошли мчать по широкому полю.
Ч Е Т Ы Р Н А Д Ц А Т А Я Г Л А В А
1
Вагон был классный и даже с целыми стеклами, настоящий, красивый пассажирский вагон.
Несколько купе отведено для молодых, новоиспеченных врачей, только что окончивших медицинский факультет. Они отправляются из Москвы добровольцами на фронт, в полевые лазареты. Когда в вагон стучат, они отвечают:
- Вагон специального назначения. Едут врачи на фронт. Пройдите дальше, товарищ!
Крайнее купе вагона закрыто. Там тишина. Там только один пассажир, и первое время он из купе не показывается.
Однако веселье и смех молодежи привлекли его. Он несколько раз прошелся мимо. Он в синем военного покроя костюме, высокий, плотный. Молодежь тоже посматривает на него.
Настроение у врачей приподнятое. Что их ждет впереди?
Через некоторое время незнакомец вошел и попросил стакан кипятку. Женщина, к которой он обратился, прежде чем наполнить стакан, вымыла его.
- Вот вы какая, - улыбнулся незнакомец. - Сразу заметили, что стакан у меня грязный. Что значит женский глаз!
И затем обернулся ко всем:
- Весело у вас тут, товарищи. Вы, кажется, врачи? Едете на фронт? Это очень хорошо. Знаете, как мы нуждаемся в медицинских работниках! На фронте их очень-очень мало, совершенно недостаточно.
- А вы были на фронте? В каких местах?
- Как там с медикаментами?
- Какие условия жизни?
Незнакомого пассажира закидали вопросами. Еще бы! Он как раз мог обрисовать им общую картину. Ведь они ехали как в темный лес!
- В каких помещениях обычно развертывают лазареты? Приходится и в палатках?
- Много раненых?
- Как положение с тифом?
Незнакомый пассажир охотно отвечал на вопросы, потом увлекся и стал рассказывать о фронтовой жизни, о сражениях, о военных маршах, о военных дорогах...
Слушали его внимательно, с большим интересом. И уже перестали стесняться, снова начались шумные разговоры, снова раскатывался смех.
Молодые лица. Невероятное количество острот, анекдотов и кипятку. Есть даже свечи. Есть староста вагона. Они получили дипломы, литеры, и каждый вместо золотой медали - буханку хлеба. Хлеба много, его даже предлагают незнакомому пассажиру.
Молодая женщина-врач с серьезными серыми глазами и приветливым лицом рассматривает его внимательно:
- Болели? Тифом? Ах, крупозным воспалением легких? Вылечили? Вот как! В петроградском госпитале? Да вы садитесь с нами чай-то пить. Дайте-ка ваш стакан, я вылью и нового налью, погорячей.
Женщину-врача зовут Ольга Петровна, товарищ Леля. Она снова наливает ему чаю. Чай из поджаренных сухарей, сахару нет, но есть сахарин и даже лимонная кислота. Лимонной кислотой гордятся все обитатели вагона.
- Так крупозным воспалением легких? - переспрашивает один из врачей. - А не тифом? Вид у вас довольно сыпнотифозный... Очень подозрительный вид!
- Вы не удивляйтесь, - мягко поясняет товарищ Леля, - наш Дима очень боится заразиться тифом. Он пересыпан нафталином, как лисья доха в сундуке хорошей хозяйки. И все время опрыскивает себя дезинфекционным раствором.
- Да, боюсь и не скрываю этого. Мне двадцать пять лет, я вполне могу прожить еще лет пятнадцать, а то и все двадцать, и я не могу допустить, чтобы какое-то насекомое...
- Дима! - кричит один из юношей. - Осторожнее! Вошь!
Дима бледнеет, вскакивает, осматривает одежду, скамейку, выхватывает флакон и брызгает вокруг себя.
Это вызывает дружный хохот. Оказывается, подшучивать над этим паникером стало общим развлечением.
К удивлению всех, незнакомый пассажир не разделял общего веселья. Он сострадательно смотрел на Диму.
- Зачем вы смеетесь над ним? - спросил он огорченно. - Нехорошо, товарищи. Вы видите, как он переживает! А вы знаете, - обратился он к Диме, - вы боритесь прежде всего с мнительностью. Страх - плохой спутник жизни! Это опасно, я знаю по себе.
И пассажир стал приводить различные примеры, а потом объяснять мнительному Диме, как ему трудно будет работать на фронте, если он в корне не перестроится.
- Когда летят пули на-ад головой... - с воодушевлением рассказывал он один за другим боевые эпизоды, и сам удивился, почему так легко говорилось в присутствии этой милой докторши.
Он заметил, что и другие в ее обществе становятся лучше или стараются быть лучше. Врач с богатой шевелюрой принимается усиленно острить, а этот, в пенсне, говорит особенно умные вещи.
- Ольга Петровна, с точки зрения медицины...
- Ольга Петровна, хотите, принесу кипятку?
Она выслушивает философа в пенсне, охотно смеется, когда острит врач с богатой шевелюрой, и так мило протягивает чайник:
- Пожалуйста, принесите! Все будут пить. Только не опоздайте, поезд трогается без предупреждения.
Ольга Петровна тоже только что окончила учебное заведение, и тоже выразила желание ехать на фронт, и тоже получила буханку хлеба. И теперь она с интересом расспрашивала этого большого и необычного человека о фронтовой жизни, о раненых, о боях.
- И вы вот сами, вот этот вы - тоже мчались на коне и разрубали людей на две части?!
- Крошил врагов. И буду крошить, пока не покончу со всеми. Разные, Ольга Петровна, у нас профессии: вы лечите, мы калечим. А задача у нас одна - победить.
Когда незнакомец после этого разговора ушел в свое купе, кто-то сказал вполголоса:
- А вы знаете... этот пассажир... кажется, это знаменитый Котовский.
2
В Брянске была пересадка. Вокзал был переполнен. Прямо на полу, сложив в кучу свой скарб - мешки, баулы, чайники - спали измученные люди.
Врачи в помещение вокзала не попали и расположились на перроне. Был мороз. По бесконечным рельсовым путям двигались фонари сцепщиков вагонов. Затем подползал, шипя, испуская облако пара, маневровый паровоз, захудалый, весь обросший сосульками. Он пронзительно свистел, в ответ далеко у стрелки размахивали фонарем, машинист высовывался из паровоза, крепко ругался и кого-то называл "черти полосатые". Паровоз начинал пятиться и задним ходом уползал в темноту, чтобы через некоторое время появиться с длинным хвостом цистерн, платформ, груженных лесом, платформ, груженных какими-то колесами, вагонов, идущих порожняком, и вагонов, наполненных углем...