Я вышел из здания аэропорта, и пошёл к охраняемой стоянке. Вчера вечером я оставил здесь свою малышку, потому как среди толпы туристов тащиться в поезде мне совершенно не хотелось. Выбирая себе новую игрушку, я оказался в какой-то степени патриотом своей родины. Мою девочку зовут Alfa Romeo Duetto. Я хоть и стопроцентный гей, но к машинам отношусь именно как к капризным красивым девочкам. Я настолько привязался к ней, что в последнее время предпочитаю всем другим своим автомобилям. Прекрасная малышка красного цвета с 4-х цилиндровым турбированным мотором мощностью в 250 «лошадок». Не машина ‒ песня! Я забросил свои вещи на пассажирское сиденье, устроился за рулём, наслаждаясь запахом отличной мягкой кожи салона. Закрыл глаза от удовольствия и вновь увидел, словно наяву, необычные серо-зелёные глаза с коричневыми мелкими крапинками в обрамлении густых длинных ресниц под чёткими дугами тёмных бровей. Колдовской насмешливый взгляд. Похоже, образ этого парня надолго останется в моей памяти. Но… я верю в судьбу, как многие итальянцы. Если нам суждено встретиться вновь, мы встретимся. Или, в конце концов, я просто его найду. Как его назвала эта блондинистая курица? Марик? Забавное имя.
Я повернул ключ, и мотор довольно заурчал. Доставлю себе удовольствие и прокачусь до города с ветерком. Поездка в Лондон оказалась более чем успешной. Новый магазин будет открыт вовремя. Свежая коллекция «Ювелирного Дома Нерри» уже готова к началу рекламной кампании. Осталось встретиться лично с Чезаре-Доменико Астари и всё будет прекрасно. Особенно, если этот неординарный человек согласится взяться за создание каталога новой коллекции. Ничего, я его обязательно сумею уговорить.
========== Глава 3. ==========
Встал я довольно рано и при этом чувствовал себя абсолютно выспавшимся. Принял душ и решил немного разобраться в маминой мастерской. Если мне удастся покинуть семейный террариум, в этот дом я вряд ли вернусь и мне очень хотелось увезти с собой что-нибудь на память. «Странный человек всё-таки мой отец», ‒ думал я, перебирая и раскладывая по папкам рисунки и наброски. Он был обижен, уязвлён, но мамину шкатулку с драгоценностями Гале не отдал, хотя она не раз намекала ему на это. Спрятал в сейф и всегда делал вид, что намёков не понимает. В то, что эта шкатулка некое НЗ, мне совершенно не верилось. Да, Гале удалось женить его на себе, получилось влить в его сердце яд, но полностью вытравить воспоминания о жене… Не думаю. Слишком сильно он любил. Моей мачехе нельзя отказать в некоторых вещах: она достаточно умна, чтобы втереться в доверие к нужному человеку и убедить в том, в чём хочет; и она достаточно хитра и терпелива, чтобы выждать нужный момент и ударить точно по больному месту. Мой отец любил и ревновал Бьянку Росси, но если во время их брака небольшая доля ревности была острой приправой, то после маминой смерти стала ложкой яда, испортившей нашу жизнь. Я ведь вижу, насколько он «счастлив», став машиной для производства денег, которые с успехом тратит Гала и её семейство. Хотя должен признать, что денег хватит ещё на десяток, а может, и больше, таких же Гал.
‒ Марко, ты не спишь уже? ‒ раздался тихий голос Никки. В мансарде был лишь один недостаток ‒ она не запиралась.
‒ Я в мастерской!
‒ Ой, как здесь замечательно! Столько света, ‒ с восторгом прошептала Никки, входя в мою обитель.
‒ Ты разве здесь никогда не была? Вы же приезжали сюда каждый год? ‒ удивился я. Ну да, они приезжали, только без меня.
‒ Нет, не была. Мы всегда бывали здесь с дядей Антоном, а он настоятельно рекомендовал сюда нос не совать, ‒ вздохнула Никки, с любопытством осматривая всякие кисточки, тюбики и прочую необходимую художнику мелочёвку.
‒ Понятно. Его сейчас здесь нет, и, если хочешь, можешь приходить сюда и рисовать. Всё необходимое здесь есть. Кстати, не желаешь мне помочь?
‒ А что делать?
‒ Проверь краски, некоторые наверняка засохли или закончились. Их надо выкинуть. А я пока разберу картины у стены.
‒ А что это за папка? ‒ Никки бросила взгляд на стол, куда я отложил понравившиеся мне работы.
‒ Это я хочу забрать с собой, ‒ машинально ответил.
‒ Куда?
‒ Пока не знаю. Быть может, я останусь в Италии.
‒ Ты не собираешься возвращаться с нами? ‒ тихо спросила Никки, но я расслышал в её голосе нотки страха.
‒ Я не собираюсь возвращаться к вам, Никки. Отец решил меня отпустить в вольное плаванье, ‒ не поворачивая головы и продолжая перебирать картины, ответил ей.
‒ Я понимаю, но…
‒ Никки, я не могу быть всю жизнь мостом между тобой настоящей и миром. Пора взрослеть и брать собственную жизнь в свои руки. Ты довольно умна, достаточно красива и вполне талантлива, чтобы не пропасть. Наберись только смелости.
‒ Они же меня со свету сживут, ‒ жалобно хмыкнула Никки. ‒ У меня нет твоего характера, Марко. Это ты воюешь, а я… Мне проще сделать так, как хочет мать. Я боюсь остаться одна. Без средств к существованию, без помощи, без друзей.
‒ Деньги можно заработать, а помощи от таких родственников, какие имеются у тебя, вряд ли можно дождаться. Да и друзей в вашей с Летти тусовке попросту нет. Иногда мне кажется, что я твой единственный друг.
‒ А ты мой друг?
‒ Когда я впервые увидел тебя, маленькую девочку в кружевных пелёнках на руках моей мамы во время твоих крестин, мне захотелось иметь такую сестрёнку, ‒ усмехнулся я.
‒ Только я потом так разочаровала тебя.
‒ Есть немного, ‒ признался. ‒ Но я понимаю, что тебя просто некому было поддержать. Летти задавила своей напористостью, а Гала властностью. Ты никак не можешь понять, что ты ‒ Ника. А она…
‒ Богиня Победы, ‒ улыбнулась Никки.
‒ Вот когда сумеешь победить собственные страхи, тогда поймёшь, насколько мир прекрасен и огромен. Он не заканчивается за пределами золотой клетки, в которой предпочитают обитать твоя мать и сестра. Он безграничен для того, кто хочет найти в нём своё место, ‒ назидательно произнёс я и перевернул очередную картину в простой, но изысканной раме. ‒ О Боже!
‒ Что? ‒ испугалась Никки и огляделась с опаской по сторонам.
‒ Думал, что отец его в порыве гнева продал. Раньше портрет висел в гостиной, ‒ я аккуратно поставил картину у стены так, чтобы на него падал солнечный свет. Никки выдохнула восхищённо.
‒ Мама Бьянка! Как красиво!
‒ Не только красиво, но и очень дорого, ‒ подмигнул я ей.
‒ Почему? ‒ спросила Никки, присев перед портретом и проведя пальчиком по овалу нарисованного лица. Она любила свою крёстную и мою маму.
‒ Это работа Этторе Мериди, знаменитого и ныне покойного художника. На тот момент его звезда только восходила. Маме здесь семнадцать лет. Такая молодая.
‒ Ты хочешь его продать?
‒ Никогда! Я заберу его, раз отцу он не нужен.
‒ Марик! ‒ раздался откуда-то снизу ультразвук, заставивший скривиться не только меня, но и Никки. Наше наказание соизволило проснуться.
‒ Она когда-нибудь запомнит, что меня зовут Марко? ‒ задал я риторический вопрос.
‒ Не знаю, ‒ пожала плечами Никки, уходя в сторону двери. ‒ Зато она прекрасно знает, насколько тебя бесит имя Марик. Пойду, отвлеку это невыспавшееся чудовище. У тебя есть полчаса.
‒ Спасибо!
Как только Джанни подбросил нас к центру города, с Летти слетела вся сонливость, и проснулся азарт шопоголика. Пробегав час по близлежащим бутикам и практически ничего не купив, она возжелала попить кофе в новомодном кафе, совсем недавно открывшемся в Милане. Ну, что сказать? Мне не понравилось. Ощущение было, будто нахожусь в аквариуме, а на меня смотрят прохожие. Конечно, всё было не так, и прохожим до нас почти совсем не было дела, некоторые бросали лишь мимолётные взгляды и бежали по своим делам. Хотя само по себе новое кафе, носящее название Liberty Bar, очень даже неплохое. И сравнение с аквариумом ко мне пришло не просто так. Дело в том, что оно построено в виде стеклянного куба, внутри которого и сидят посетители. Пока Летти пила свой кофе без сахара, я же соблазнил Никки поесть домашних чипсов и солёных орешков. Летти дулась, но молчала.
