Мишка и Таня по утрам отправлялись заготавливать сушняк. По наставлению матери они периодически выкрикивали из леса: «Мама! Мы здесь!» Людмила Ивановна, заслышав голоса детей, улыбалась, но продолжала прислушиваться, и как только раздавался на всю округу звонкий лай, она одобрительно покачивала головой.

Ещё в период дождей к подворью лесничего прибился пёс. Он прятался под навесом, скрутившись калачиком и даже прикрывая нос хвостом. Первым его заметила Таня. Пробегая по мокрому дощатому настилу к туалету, она поскользнулась и, едва не упав, весело вскрикнула. Тут-то собака себя и обнаружила, выскочив из укрытия. Оба испугались ещё сильнее и рванули наутёк в разные стороны – Таня в дом, а шавка в лес.

– Папа, папа! – восторженно звала Таня. – Слушайте все! У нас завелась собака!

Всё семейство высунулось кто куда – в окно, в двери, стараясь разглядеть животное. Можайский выскочил на улицу и даже попробовал отыскать пса.

– Фьють, Фьють! Тц, Тц! – промокнув до нитки, Леонид Михайлович констатировал: – Наверное, удрал.

– Что ж ты, Танька, – укорил сестру Михаил. – Надо было ловить. Был бы у нас сторожевой пёс!

– Сам иди и лови, – огрызнулась та. – Видел бы ты этого сторожевого пса.

То, что во дворе есть собака, всех обрадовало, и разговору хватило на весь остаток дня. Нет-нет, кто-то подходил к окну, чтобы выглянуть и удостовериться – вернулась собака или нет.

С окончанием дождей, объявился и Танин беглец. В этот раз первым обнаружил пса Мишка. Выскочив рано утром во двор, он пулей влетел назад.

– Танька! Танька! Вставайте! – вопил на весь дом мальчишка. – Твоя собака вернулась.

Семейство посрывалось с кроватей и высыпало на улицу. Посередине двора сидел он, словно ожидая – когда же люди проснутся. Приблудившимся псом оказалась серо-пегая сука на коротеньких ножках и со странной вытянутостью туловища. Появление нескольких человек заставило собаку встать и приготовиться в случае опасности удрать, но даже по её морде было видно – она этого не хотела бы делать – и когда Леонид Михайлович протянул руку с кусочком варенной колбасы и просто сказал:

– Жучка, на, иди сюда.

Новоявленная Жучка, склонив голову, подошла и приняла ароматный, с корочкой от прожарки, ломтик колбасы. В благодарность, новый член семьи весело завилял хвостом. Так был налажен контакт с первым животным, и в семье появилась собака по кличке Жучка.

– Когда бог делал собак, по-видимому, на тебе Жучка, решил отдохнуть, – пошутил Леонид Михайлович, разглядывая несуразный облик дворняги.

Жучка тут же приняла на себя обязанности охранника. Ночью она располагалась на веранде, а днём – на крыльце, как настоящий сторожевой пёс. С какой бы стороны не доносились странные звуки, Жучка тут же схватывалась со своего места и неслась навстречу, чтобы облаять, но пределов двора не покидала. Сделав свою работу, с достоинством подняв голову и виляя хвостом, она возвращалась на место.

Сразу став верной спутницей, Жучка всех сопровождала, куда бы кто ни шёл. Особое удовольствие ей доставляло ходить по утрам с ребятами собирать дрова. Её лай доносился одновременно из разных мест.

Два раза в неделю Леонид Михайлович ездил в столицу за продуктами. Жучка провожала автомобиль до асфальтовой развилки. Она так ловко бежала впереди машины и перебегала из стороны в сторону, что Можайский притормаживал, боясь не задавить собаку, но та всегда оказывалась впереди и, остановившись, оглядывалась – мол, чего остановился? Когда же машина хозяина выезжала на асфальт, Жучка садилась на обочине и не уходила, пока машина не скрывалась из виду. Только тогда отправлялась обратно.

– Вы представляете, – изумлялся Можайский, вернувшись с покупками из города. – Жучка встречала меня у трассы. Неужели она всё это время просидела на обочине?

– Да нет, только что бегала по двору, – тоже удивилась Катя.

– Как же она почувствовала, что я сейчас приеду? – ещё сильнее озадачился Леонид Михайлович, но с этого дня Жучка стала авторитетом в семье. Каждый старался подбросить ей лучший, лакомый кусочек. Людмила Ивановна тоже припасала ломтик колбасы, откладывая его на краешек стола. Жучка, как привязанная следила за ним, от нетерпения потявкивая или повизгивая, но было видно по её пучеглазой морде – ей по душе такая хозяйкина забава. Завершив еду, Людмила Ивановна двумя пальцами поднимала лакомство и подавала команду:

– Жучка, иди сюда, – и похлопывала себя по колену.

Едва сдерживая прорывающийся от восторга лай, Жучка вскакивала на задние лапы, а передними на указанное место и замирала, ожидая, когда хозяйка поднесёт к её пасти ароматное кушанье. Принимала Жучка еду так, словно она была обжигающая, с только что шкварчащей сковородки и, вмиг проглатывала.

– Ох, проказница, – корила шавку Людмила Ивановна, а той этого только и надо было. Она устремлялась по большому кругу вдоль всего двора, звонким лаем оглушая всю округу.

– Вот оно собачье счастье, – наблюдая за происходящим действом, с улыбкой говорил Леонид Михайлович.

Иногда по вечерам, особенно в выходные дни, из долины, слышалась музыка. По-видимому, горожане выезжали в лес отдохнуть компанией. Бывало, взлетали ракеты и потом лопались под самыми звездами. Но обитателям домика лесника не было дела, ни до этого шума, ни до людей, производивших его. Правды ради, все выходили во двор, чтобы посмотреть на салют.

Обычно Людмила Ивановна вставала рано и ложилась сейчас же после захода солнца вместе с детьми. Иногда к ней присоединялась и Екатерина, но, проворочавшись пару часов, снова одевалась и выходила на крыльцо.

Услыхав знакомые шаги, Можайский сначала глядел на Катю через открытое окно, а потом брал накидку и шёл к ней. Они садились рядом на качели и долго разговаривали, тихо покачиваясь. То он задавал ход качели, отталкиваясь ногой, то она, едва коснувшись земли носком, ускоряла темп качельному маятнику.

– Ты вот о моих детях и жене заботишься, словно они тебе самые близкие существа, и читаешь много, но на селянку ты совсем не похожа.

– Почему?

– Да так. Манеры у тебя хорошие, ты ни на кого не шипишь, со вкусом одеваешься, и даже духами от тебя пахнет приличными, – Можайский умолк, чтобы выровнять эмоции, он боялся выдать свой восторг к этой девушке. – Я не люблю селянок.

– Я это заметила, – улыбаясь, сказала Катя.

– Они словно цепные собаки, бросаются на человека за каждое несогласное с ним слово. Всегда угловатые, – Леонид Михайлович взглянул на Катю и, увидев её улыбающиеся глаза, запнулся, но всё-таки продолжил. – Угловатые во всём – в поступках, в словах, в мыслях. Всегда с искривленными каблуками и пахнет от них скверно. Даже не пахнет, а прёт вонючей мешаниной пота, дезодорантов и несвежих блузок.

Екатерина рассмеялась. Её блестящие глаза лучились теплом и искренностью. Леонид Михайлович увидел в её взгляде, – Катя догадалась о его не совсем равнодушном отношении к ней, и ему стало неуютно, даже по-мальчишески стыдно. Он отвернулся, пряча залившееся краской лицо.

– Ты не понимаешь, в чём дело. Это совсем не потому… – украдчиво начала Катя отвечать на его тайные чувства и сама испугалась. – Я лично, – неожиданно громко произнесла она, и Можайский обернулся. – Например, из дома, от родителей получаю каждый месяц тысячу гривень, плюс стипендия шестьсот. Мама собирает огромную сумку с продуктами, а это значит, не надо тратиться на еду. Я могу себе позволить не думать о достатке и учиться. У большинства наших студентов и половины таких возможностей нет. Если и есть, очень небольшая, доля правды в твоих словах, то потому что не только нравственные мещане, но даже доктора ходят с такими «ароматами», что можно упасть рядом с ними. А сельский человек всегда бьётся активнее за жизнь в городе. Вы так их бедных «затюкали», что они в каждой пустой фразе ожидают нападения, но сами они ни на кого не бросаются, я в этом тебя уверяю. Многие наши девочки хотели бы стать женами и матерями, и поверь, они могут ими быть не хуже, чем ваши городские, а может и лучше. Сельскому человеку трудно беспристрастно разобраться в таких вопросах, как любовь, личное счастье… – Катя умолкла и наступила тяжёлая пауза. Можайский обдумывал последние слова. Он был уверен – это она ответила на его симпатии.