- Скажите Дитеру, что его хочет видеть Ёбаный Пигмеец.
Урелы несколько опешили, но, как было видно, Дитеру (да, это был он, только, в отличие от себя осеннего, сверкающий во всю пасть золотыми зубами) какую-то информацию передали. Сначала было похоже, что тот и бровью не повёл. Но через пять минут Конрада относительно вежливо взяли под руки и отвели в сторону.
Сельпо как раз закрылось. А может, кошатина кончилась. По народу прошла волна негодования, воздух заискрился от вспышек ненависти. Выстроенная с таким трудом продолговатая очередь вновь сбилась было в кучу малу, сжалась было в кулак.
Отрезвила неудачников, как водится, стрельба. Толпа пустилась наутёк, оставляя тяжело раненых на площадке перед магазином. Но масштабы очередного кровопускания Конрад заценить не успел - его подвели к главному распорядителю.
Дитер словно бы даже рад был видеть здесь Ёбаного Пигмейца. Он дал ему два кисета махры и мясную вырезку, может быть даже говяжью - по внешности сорта мяса Конрад не различал.
Мы помним, что знакомец Конрада был словоохотлив. Вот и сейчас он долго впаривал Конраду пространный текст о перипетиях своей судьбы за последнее время. Конрад вроде бы ухватил основную канву: приняли Дитера к себе конкретные пацаны и, после некоторых испытаний, нашли для него конкретное занятие: служить опекуном и пастырем перспективного молодняка в посёлке N, наставлять уму-разуму и растить пацанам достойную смену. Но об этом абстрактный пацан Конрад скорее догадался, чем непосредственно уяснил из слов Дитера. Дело в том, что последний изъяснялся на совсем мало понятном языке, лишь отдалённо напоминавшем сволочной. За вычетом государственного языка оставалась какая-то хитроумная феня. Она изобиловала весьма смелыми и свежими оборотами, даря Конраду надежду, что великий и могучий сволочной язык не умирает, а лишь стремительно видоизменяется. Но понять бóльшую часть из того, что говорил Дитер, было решительно невозможно.
Конрад вспомнил, что не предъявлял Дитеру своей красной корочки, но так и не сориентировался, стоит ли это делать вообще. Вместо этого он сообщил ему, что с недавних пор служит в частном центре по изучению молодёжного досуга и получил от начальства задание побеседовать по душам с его, Дитера, подчинёнными.
Дитер, как показалось, не возражал.
- Знакомься, Ёбаный Пигмеец, - подвёл он Конрада к урле, как раз занимавшейся остужанием перетруженного оружия. - Это Дрищ. Это Волчий Хуй. Это Шиша.
Урла - её лучшая и наиболее сознательная, восемнадцатилетняя часть, ранее не знакомая с Ёбаным Пигмейцем, недоверчиво, но с готовностью приветствовала протеже командира.
Конрад даже сумел задать несколько интересующих его (а точнее - Поручика) вопросов. Он даже получил ответы, не совсем, впрочем, его устроившие, поскольку изъяснялись урелы на том же птичьем языке, что и Дитер. Конрад очень надеялся, что понял главное: всю осень и зиму ребята активно мародёрствовали, а теперь вернулись в родной посёлок, чтобы взять его под железный контроль и навести в нём железный порядок.
Чем дальше вёлся разговор, тем меньше понимал Конрад. Но постепенно в нём росло убеждение, что может, оно и к лучшему: он передаст Поручику не ту информацию, что на самом деле, а ту, какую понял. Пусть шеф на себя пеняет, что толмача ему не предоставил. И зело досадовал Конрад: почему же он не сообразил этого раньше? Можно было, в принципе, и вовсе от непосредственного интервью воздержаться. Не вступая в контакт, изобрести голимую отсебятину. Кто, в конце концов, проверит-то?
Наконец, Конрад и урла устали друг от друга. Внештатный осведомитель Органов остался наедине с Дитером. И тут он собрался с духом, чтобы задать последний вопрос, интересующий лично его. И никого другого.
- Послушай, Дитер, - улыбчиво сказал Конрад. - Раз уж мы вновь встретились... Скажи пожалуйста... а мы в самом деле были с тобой однополчанами и несли службу в вэчэ пятьдесят один - ноль три?
Дитер, доселе также улыбавшийся, стал непроницаем ликом. Он молчал.
- Нет, ты вспомни... как бычки о мою кожу гасил... как портянки твои стирать заставлял... как сказки тебе на ночь просил рассказывать ...
- Сяо бие, - ответил Дитер после долгой паузы. - Незяк гугняэ комбиторо. Уницы-вэ.
И после ещё более долгой паузы лишний раз стукнул по шляпке уже забитый гвоздь:
- Вот так-то, бля.
И замотал шею шарфом. Сине-коричневым.
Но шарфом не простым - фанатским. Из газет знал Конрад, что в Стране Сволочей кое-где проводятся спортивные состязания, на потеху населенью, чтобы ввиду бесхлебья не оставить его заодно ещё и без зрелищ. Знал Конрад названия всенародно любимых футбольных и регбийных клубов, фамилии знаменитых бойцов без правил - каждого щедро подкармливала власть, и "альтернативные структуры" соперничали за влияние на них и на стоящие за их спинами внушительные армии фанатов. Но буквы, пропечатанные на всём протяжении шарфа дали весьма неожиданную комбинацию: "Столичный спортивный клуб "Стрела".
Конрад вспомнил, что именно так именовался клуб, которому якобы было продано оборудование лучной секции Землемерного училища. Он сразу ощутил неодолимый позыв спросить Дитера, известно ли тому что-то про давнее убийство на участке Клиров, но быстро понял, что собеседник - не охотник ворошить прошлое. Однако ж, Дитер первым спросил:
- "Розой" интересуешься? Хочешь, такую же добуду?
- Нет, зачем... - ошибочно ответил Конрад. - Только скажи: это же столичный клуб... Вы что же, и в столице бывали?
- Бывали.
- И там этот клуб популярен?
- Да не так чтобы, бля... Совместный бизнес.
Выведывать секреты бизнеса - моветон и опасно. Разговор был кончен.
Пришед домой, Конрад чувствовал несказанное облегчение: мало того, что жратву с куревом добыл, так ещё и материал для отчёта Поручику собрал. И он сел писать этот самый отчёт. Писал о том, как урелы нападали на арьергарды враждующих сторон, на обозы с ранеными и больными, на деревни и сёла, где не осталось мужчин, и поживлялись спиртом и пищей. Спирт выпивали, пищу съедали, а то, что не влезало, меняли у авангардов воюющих на новые спирт и пищу. В деревнях и сёлах, где не осталось мужчин, портили всех без исключения девок, а пацанов уводили с собой - на радость голодающим матерям. Ну и так далее. Обычные проделки шпаны из маленьких посёлков. Конраду даже скучно стало. Он ума не мог приложить, зачем это нужно было Поручику - тот с таким же успехом мог написать это сам. Видать, по жизни читатель он, не писатель. А вот Конрад - тот и то, и другое. Всю ночь читал алхимиков, а под утро взялся за "Книгу Легитимации". И опять ничего сенсационного в неё не заносил, сплошь выношенные, выстраданные мысли.
Из "Книги легитимации":
ПИСЬМА НИКОМУ 2
Читаю чужие книги от страха написать свою.
Человек, которому неинтересна квантовая механика, не выносит суждений о квантовой механике. Я никому не интересен, но все имеют обо мне суждение. Несправедливо.
Я очень благодарен одной писательнице, женщине неслабой и небедной, которая снизошла до рецензии на мою книгу. Пусть ровно в двух словах (в других рецензиях слов - ноль).
- Злости нет.
Вот что им нужно.
Уточняю: злости не на себя и не на них, а при защите себя и их плюс при нападении на всех прочих. Защитить ни себя, ни их я не могу, а нападаю так, что объект нападения за живот хватается, и не от боли, а от смеха. И то, когда уж очень достанут, раз в пятилетку. Можно сказать, вообще не нападаю. Я очень мирный.
Но если неспособность защитить - однозначный грех (никогда не видел, чтобы кто-то ланиту подставлял), то вот насчёт неспособности напасть мы с ними расходимся. Кабы мы жили не в Стране Воинов, меня бы любили за эту способность.
