***

- Не верю! Ни единому слову не верю! – взволнованный Теодоро де Кастело Бранко в гневе вскочил на ноги и выпрямился, всем своим видом выражая возмущение. Ни разумом, ни сердцем не мог принять он только что услышанную, непостижимую историю. – Неправда! Все неправда, и глупо верить в эту ложь.

- Выслушай меня, папа... послушай... Клянусь, первое, что я сделал – отчаянно закричал: “Нет, я не верю!..” Я не хотел верить в это.

- И потому единственное, о чем ты продолжаешь думать, что Вероника – распутница и вульгарная авантюристка!

- Это не так, папа, совсем не так, ведь она вполне могла угодить в сети любви…

- Любви?.. К кому?.. К этому глупцу Рикардо?..

- Раньше ты говорил, что он был незаурядным человеком. Ты отзывался о нем, как о благородном, обаятельном мужчине, истинном кабальеро.

- Да, конечно, не отрицаю, только при чем здесь это?.. Какая разница, из-за кого порядочная девушка из рода Кастело Бранко потеряла голову…

- Вероника – женщина из плоти и крови, и неважно, что она – Кастело Бранко. Она может любить как все, и, как все сходить с ума, если какой-нибудь мерзавец станет нашептывать ей на ухо завораживающие слова, от которых женщины обычно тают!..

- Никогда бы не подумал, что Рикардо окажется подлецом…

- Люди часто обманываются, думают одно, а на деле – по-другому... Ты много раз говорил о дружбе Вероники с этим человеком.

- Не стану отрицать, Рикардо был больше, чем друг, он был своим человеком в доме, почти членом семьи.

- Они всегда были вместе, и повсюду ходили вдвоем…

- Этого я тоже не могу отрицать. С ними почти всегда ходила Вирхиния, но она возвращалась вся в слезах и жаловалась каждому встречному и поперечному, что они не обращали на нее внимания.

- Куда уж яснее?.. У них были одни и те же увлечения: рисование, игра на фортепьяно, спорт… они читали одни и те же книги.

- Для обвинений всего этого мало. Где доказательства? Будь любезен, предоставь их… Уму непостижимо, как ты мог, не имея ни одного доказательства, поддаться на обман.

- Какие еще нужны доказательства, если и так все очевидно?..

- Кто их видел?..

- Вирхиния…

- Это – неправда!..

- Она не раз своими глазами видела, как Рикардо влезал в комнату Вероники через окно. Вирхиния плакала и клятвенно уверяла меня, что это правда. Она часто видела их, но молчала из жалости и еще потому, что Вероника вынуждала ее молчать!..

- Чушь! Чудовищная и смехотворная небылица.

- Эта чудовищная и смехотворная небылица порвала мне душу в клочья, к тому же она отлично объясняет последующее поведение Вероники…

- Какое поведение?..

- Вероника мне отказала. Она боится моих признаний в любви и взамен предложила сестринскую любовь, скрываясь за непонятным молчанием.

- Отказала?..

- Да, папа, совесть вынудила Веронику отказать мне.

- Ты не можешь строить домыслы.

- Это не домыслы, папа, это похоже на ужасную правду. Подумай сам: помнишь, ты говорил, что любишь Вернику, как родную дочь, но тебя не ослепляет отцовская любовь. Ты тысячу раз давал мне понять, что…

- Предположим, что Рикардо был влюблен в Веронику. Я тысячу раз видел, как он шептался о чем-то с Вирхинией, и предположим, что она была его жилеткой для слез, задушевной подружкой, которая выслушивала жалобы на муки безнадежно влюбленного…

- Безнадежно?..

- Порой Вероника была очень жестока с Рикардо: посмеивалась, что он недостаточно честолюбив, что он романтик… а он воспринимал ее шутки всерьез.

- Шутки?..

- Конечно… Вероника имеет привычку подшучивать над друзьями, но не считает себя лучше других; она достаточно прямолинейна, чтобы говорить открыто, и достаточно смела, чтобы выражать свои мысли, не заботясь о том, что это может кому-то не понравиться…

- Да, Вероника именно такая, но в этом чудовищном случае все сходится на том, что она ломала комедию. Вероника любила Рикардо, и ее шутки были маской, за которой она скрывала душевную правду. Она любила его и хотела заставить измениться, перестать быть ничтожным фантазером-бедняком… и он из любви к ней…

- Ш-ш-ш!.. За дверью кто-то есть. Если это – твоя мать, она ничего не должна знать. Слышишь?.. Ни единого слова!.. Молчи и притворяйся. Ступай, открой дверь…

Джонни послушно пошел к двери.

- Вирхиния?! – удивленно воскликнул он.

- Джонни… Дядя Теодоро… Простите меня, но, проходя по коридору, я услышала ваши голоса. – Вирхиния со страдальчески-печальным, кротким лицом стояла в дверях. – Дядечка, миленький, я не хотела, чтобы ты узнал об этом. Джонни не сдержал слова, но я его не виню. Он так страдает.

Теодоро с трудом сдержался, чтобы не выплеснуть в словах неудержимый гнев, клокочущий в душе. Перед этим кротким смущенным личиком и синими, вечно заплаканными глазами любое, даже самое безобидное возражение кажется неоправданно грубым…

- Я очень плохо поступила, Джонни. Мне не нужно было говорить тебе об этом. Я знала, что ты не сдержишь клятву, не сможешь сохранить в секрете мой рассказ. Но я была в отчаянии, видя, как ты страдаешь из-за Вероники… Я знала, что этот кошмар когда-нибудь случится… Теперь об этом узнают все, узнает тетя Сара… Вероника никогда не простит меня!.. Мне не следовало прощать тебя, Джонни, потому что ты поклялся молчать… О, господи!..

- Тебе незачем так убиваться, Вирхиния. И незачем упрекать Джонни, у него на душе и так всего предостаточно. К тому же, я тоже дал слово молчать, и первый воспротивлюсь тому, чтобы Сара узнала что-то об этом скандале…

- Конечно, ты хочешь защитить Веронику. Ты такой добрый, дядечка… Тетя Сара очень справедливая и честная, но ее не проведешь. Твоя любимица не смогла ее обмануть, тетечка никогда не заблуждалась на ее счет…

- У меня нет любимчиков!.. И я не согласен с тем, что Сара честней и справедливее меня. Однако, именно для того, чтобы быть честным и справедливым, нужно знать всю правду до мелочей, на которых основаны обвинения.

- Я никого не обвиняла, дядечка. Если вы не хотите верить мне – не верьте. Если думаете, что я солгала, я уйду из этого дома… Буду просить милостыню или пойду в услужение. – Дрожа всем телом, Вирхиния закрыла лицо руками.

- Ты – самый справедливый в мире, папа, это я виноват, – потрясенный Джонни вплотную подошел к отцу. – Вирхиния не хотела говорить, но я ее заставил.

- Тебе не нужно кого-то защищать, сынок. Мы – семья, а не суд. До сих пор наш домашний очаг был чистым и добропорядочным, и всем нам одинаково важно, чтобы тень позора и бесчестья не упала на наше незапятнанное имя. Даст бог, и о только что раскрытой нами гнили и моральной проказе не узнают ни друзья, ни слуги. А тебя, Вирхиния, больше всего нужно упрекать за то, что ты до сих пор молчала, и никому ничего не говорила. Ты должна была рассказать мне, когда это только что случилось. Тогда было время предотвратить эту пагубную дурь. Я поженил бы Рикардо и Веронику, потворствуя их слабости, и исправил их безрассудство…

- Но, папа…

- Я говорю так, чтобы вы знали: никто не уйдет из этого дома опозоренным, и не будет ни единого слуха, который может оскорбить, или запятнать нас. Одним словом, никто из вас не останется без денег. А чтобы я знал, как мне вести себя в дальнейшем, и что делать, я должен понять: то ли Вероника – распущенная женщина, то ли ты – ничтожная клеветница!

- Нет, дядечка, нет! – испуганно вскрикнула Вирхиния.

- Правда не просочится за пределы этих стен, но она необходима, и я требую ее. Пойди, поищи Веронику, Джонни…

- Что ты хочешь, папа?

- Дядечка, миленький! – взмолилась Вирхиния.

- Пусть Вероника немедленно придет сюда, Джонни, но без твоей матери. А ты, Вирхиния, повторишь при ней слово в слово то, что рассказала Джонни!..

- Дядечка, родненький, я уже поклялась тебе, что это – правда… что я своими глазами видела того мужчину, как он залезал в окно ее комнаты. Я много раз слышала, как он выходит из двери ее спальни, видела, как они целуются в парке, на верховой прогулке… Зачем только я сказала?.. Разве я могла придумать такую чудовищную ложь?.. Я рассказала об этом только для того, чтобы спасти Джонни от женщины, которая недостойна его… Жизнью своей клянусь и памятью моих родителей!..