Никчёмность их жизней отсылала несчастных на периферию сознания добровольного смертника.

Смех прозвучал снова.

Олжас позволил звуку притянуть внимание и недоуменно уставился на молодого парня в самом конце прохода.

Небрежно привалившись к спинке ближайшего кресла, он поигрывал его, олжасовским (!) пультом и нагло, не скрываясь, рассматривал террориста.

Презрительная полугримаса чуть искажала тонкие черты восточного лица.

Эта неуместная перед лицом смерти, наигранная (как ему показалось) аристократичность отозвалась в перенапряжённом, вошедшем в пике стресса Олжасе взрывом неконтролируемой ярости.

В два длинных прыжка он настиг мерзавца.

Аромат свежего весеннего ветра ощутимой волной коснулся лица.

Мотнув головой, Олжас размахнулся и нанёс удар.

Пол выскользнул из-под ног, и боль огненной вспышкой пронзила голову шипами внутреннего нимба.

Лавровый венец для неудачника.

Распростёршись вдоль кресел, террорист стонал, схватившись за расшибленный, истекающий кровью нос.

Тихий смех поманил вновь.

Вскочив, Олжас повернулся и злобно уставился на преспокойного парня в дальнем конце прохода.

Сжав крепче кулаки и стиснув зубы, смертник помчался к врагу.

И снова – порыв ветра, напоённого ароматами новорождённых дождей и цветов.

Встреча собственной агрессии с физическим отсутствием противника.

Потеря равновесия.

Болезненный удар лбом о стену туалетной кабинки.

– Ты намерен играть со мной до твоего полного поражения?

Вопрос застал Олжаса, бьющегося в лихорадке ненависти и гнева, врасплох.

Так же, как и невидимая стена, внезапно выросшая на его пути.

С размаху врезавшись в незримое препятствие, террорист прочувствовал его всем телом.

Остановившись, он тяжело дышал.

Противник, расположившись в расслабленной позе около ближнего кресла, уже не нарочито, а по заезженной и поднадоевшей привычке поигрывал пультом.

Презрение на его лице смешалось с откровенной скукой.

– Отдай пульт, сволочь! – истерический крик Олжаса взорвал могильную тишину салона.

– Ну почему сразу сволочь? Ведь ты меня совсем не знаешь.

Спокойствие тона этого странного парня неимоверно раздражало. Зарычав от ярости, Олжас остервенело заколотил по невидимой стене:

– Отдай пульт! Отдай пульт! Гад, ненавижу! Я вас всех убью!

– Если докажешь мне необходимость взрыва данного самолёта, то я сам нажму на кнопку.

Парень уселся на свободное кресло, явно готовясь выслушать долгую речь.

– Доказать?! Сволочь, что я ДОЛЖЕН тебе доказать?! Ты кто такой вообще?! Отдай пульт!

Полезная мысль не всегда приходит после сражения.

Перестав колотить незримое препятствие, Олжас торжествующе оскалился.

Распахнув куртку, он демонстративно развернулся к врагу.

– Вот! Тут тоже есть красная кнопка, видишь?! Вы все покойники!

– Валяй, жми.

Его переполненные жаждой смерти слова, казалось, не произвели на парня никакого впечатления.

Равнодушно отвернувшись, тот принялся вдумчиво чистить ногти.

Олжас нажал красную кнопку.

И… ничего не произошло.

Опять НИЧЕГО!!!

Он хотел ничто и получал ничто, но разница между этими двумя формами пустоты воспринималась катастрофически огромной.

Смерть словно играла с ним в прятки, выдавая за желанное земное небытие примитивные пародии на саму себя.

Рука, положенная на пояс шахида, онемела и была как чужая.

И отнюдь не внешнее воздействие было тому причиной, а внутренний голос, неожиданно раздавшийся в глубине души.

«Зачем?» – отчётливо услышал Олжас в собственном сознании.

– Зачем?

Эхом повторил вопрос странный парень.

А может быть, и не повторил, а произнёс вопрос на долю мгновения раньше, чем Олжас отразил его в своём сердце?

Или же оба вопроса, внешний и внутренний, прозвучали одновременно?

Или это был ОДИН вопрос?

– Это ответ на вопрос, идиот.

Парень был или плохо воспитан, или, что вероятнее, не считал Олжаса достойным вежливого обращения.

Ослепительная молния обретённых впечатлений пронзила сознание Олжаса.

Раскрыв рот, несколько секунд он тупо смотрел на тщательно ковыряющегося в ногтях парня.

Придурок, он забавляется с самым святым, с правом человека на выбор!

Ярость вновь овладела его духом.

– Зачем?! Зачем?! Да затем, чтобы выполнить мою миссию! Мой святой долг!

– И попасть в рай? – меланхолично, не поднимая головы, предположил странный собеседник.

– Да!

Террорист с силой пнул невидимую стену, заскрежетав зубами от впившейся в ногу боли.

Ненавидящим взором он обвёл перепуганных людей.

Надежда, появившаяся было в их глазах после изъятия у безумца смертоносного пульта, сменилась глубокой безысходностью.

Совсем маленькие дети данным рейсом не летели, и приглушённый плач девочки и мальчика лет десяти, уткнувшихся в мамину кофту, почти не нарушал непроницаемой могильной тишины.

Прожить ещё несколько дополнительных мгновений, пока длится этот непонятный спор…

Успеть попрощаться, хотя бы мысленно, с любимыми людьми и взлелеянными, но несвершёнными мечтами…

Ещё хотя бы несколько минут…

– Кретин, ты планируешь попасть в рай после убийства трёх сотен неповинных людей?

Гнев с новой силой захлестнул сознание террориста.

Полусознательно Олжас удивился самому себе.

Очередная стычка с непонятным врагом наполняла душу яростью до жизненного предела. Но всякий раз этот предел обнаруживался иллюзорным…

И следующее столкновение привносило нешуточную долю гнева в бушующий океан ненависти.

Сколько же ярости он сможет унести с собой в потусторонний мир? Или её тяжесть придавит душу к земле и заставит гнить в её поганом мире вечно?!

– Да! – он выкрикнул, выплюнул комок чёрной жгучей ненависти в сторону врага.

Приличный такой комок.

Обычно после подобного выплеска ярости становилось легче.

Обычно, но не сейчас.

Гнев утратил всякое сходство с человеческим чувством.

Он стремительно превращался в монструозного мутанта и с целенаправленной безжалостностью душил Олжаса изнутри.

Что происходит, чёрт побери, что происходит?!

– Вы все попадёте в ад, все до одного! А я буду наслаждаться в раю! Я выполню свою миссию!

– Так выполняй. Давай, жми на свою кнопку.

Олжас вздрогнул.

Парень непостижимым образом оказался прямо перед ним.

А ведь он всё это время, несмотря на сражение с сорвавшимся с цепи личным безумием, глаз с него не сводил (не зря прошла подготовка в лагере смертников) и готов был поклясться, что противник даже с места не поднялся!

Попятившись, Олжас чуть не заскулил от неконтролируемого животного ужаса.

Ненависть в его душе сжалась в трясущийся ком густой тьмы.

Ненависть, его родная, тщательно взращённая ненависть… боялась!

Боялась нечто, исходившего от непобедимого в своей непостижимости незнакомца.

– Нажимай! – глядя на террориста в упор, сцепившись с ним взглядом, парень размеренно вёл наступление.

Отступая, Олжас зашёлся в нервной икоте.

– Нажимай! И посмотрим, где ты окажешься, убив этих людей! Думаешь, в рай попадёте только вы, ты и сторонники твоей веры? А все остальные люди на Земле отправятся в ад? Исключительно потому, что они придерживаются иного мировоззрения? Не из-за плохих дел, а по факту рождения и непринадлежности к твоей системе ценностей, я правильно понимаю? Миллиарды людей, отличных от тебя! Не великоват ли ад у тебя, трусливая бестолочь?

Путь отступления внезапно и категорично закончился.

Олжас безнадёжно упёрся спиной в стену позади себя.

Глаза странного парня оказались в паре сантиметров от его собственных глаз.

Удивительный синий свет невыносимо ярко сиял в устремлённом на террориста взгляде.

Словно само небо, да что там, сам его исток был сутью души этого непонятного субъекта.

Страх сменился гневом.