— Кажется, я понял, Трис. — «Трис» в его исполнении звучало шипяще, словно и не человек он, а змей. И скользкий, острый под стать змее язык, медленно провел дорожку от подбородка по шее до ключиц и ниже, в разрез обычной черной майки, как носят все вокруг, оказавшейся вдруг чересчур откровенной. Одна его рука всё еще держала меня за запястья, вторая же медленно скользила по ребрам, вызывая почему-то желание не смеяться, как в детстве, а часто-часто дышать.

Его пальцы казались холодными, когда он достиг края майки и провел по бледной коже вдоль пояса штанов. От этого на теле мурашки начинали отбивать чечетку, но холод внизу живота резко контрастировал с жаром его губ, неспешно, лениво ласкающих скулы. От этого контраста хотелось бежать, но ноги предательски подгибались, и мне вдруг показалось, что если он сейчас и отпустит, то я просто упаду на пол, словно мешок картошки. И Эрик, кажется, это тоже понимал — он усмехался мне прямо в губы, но я чувствовала кожей лишь холодную сережку, смешанную с теплотой дыхания. Его пальцы умело, почти незаметно расстегнули пуговицу штанов, а потом скользнули внутрь, успешно минуя тонкую ткань трусов, когда я резко вскочила на кровати и постаралась отдышаться. За окном светало, а я понимала, что больше просто не смогу сомкнуть глаз.

Тори всё еще не спала — только отпустила последнего клиента и теперь собиралась отдохнуть, когда я постучалась в её дверь. Она распахнула её, явно ожидая увидеть кого-нибудь из подвыпивших бесстрашных и послать куда подальше, но при виде меня её лицо смягчилось. Девушка сделала шаг в сторону, пропуская меня в просторную комнату, увешанную эскизами татуировок. Когда я была здесь впервые, глаза разбегались от обилия всей этой красоты — теперь, правда, тоже ничего не изменилось. Тори провела меня в свой маленький кабинет и усадила на стул, впихнув в руки стакан с чем-то пахнущим крепче обычного чая. Она сразу поняла, что я явилась вместе с рассветом не ради нового рисунка на теле.

— Что стряслось?

Я хлебнула для храбрости и тут же скривилась — к алкоголю я всё еще не привыкла, ведь в Отречении его не было, хотя, попав в Бесстрашие, я уже пробовала его пару раз.

— Меня пугает Эрик.

Тори понимающе усмехнулась и плеснула янтарной жидкости и себе.

— Понимаю. Он многих пугает.

— Нет, не понимаешь. Он… — Я знала, как сказать о том, что меня действительно ужасает. Но выговориться мне нужно было, а Тори была единственной, кому я могла рассказать. Даже Крис не поняла бы меня. Но в Отречении было не принято говорить о таких вещах, потому я долго не могла подобрать слов. — Недавно он прижал меня к стене возле столовой.

— Он любит девушек-неофитов. А ты красавица. Неудивительно, что ты привлекла его внимание. Да еще и Фор тобой интересуется, а они давние соперники. — Тори, видимо, и правда не видела всего трагизма ситуации. А я не знала, как объяснить ей, что со мной происходит. — Ты боишься, что это может повториться и зайти куда дальше?

Она наклонилась ко мне, и мы оказались лицом к лицу. Глядя в её искренние и полные заботы карие глаза было легче сказать то, что прежде я никак не могла сформулировать:

— Я боюсь, что если это повторится и зайдет дальше, мне понравится.

Тори понимающе улыбнулась и взъерошила мне волосы. Я чуть скривилась от такого покровительственного жеста, но не стала акцентировать на нём внимание — в конце концов, она готова меня слушать и давать советы. Даже если они мне не нравятся.

— Это и есть твой страх?

— Да. Скорее всего, он появится в симуляторе. А я не хочу, чтобы Фор это видел.

Вырвалось. Искренне, прямо, до тошноты остро. Тори чуть усмехнулась, как умеют лишь бесстрашные — весело и, одновременно, с насмешкой над всем миром. У правдолюбов и эрудитов вместо таких улыбок — горделивые ухмылки, стремящиеся тебя унизить и поставить на место. В Дружелюбии и Отречении вообще не принято так усмехаться — в моей родной фракции даже смеяться громко не принято, если уж говорить откровенно.

— Ты будешь бояться этого, пока не преодолеешь.

— Как?

— Как преодолеть страх высоты? Подняться на самый верх и не спускаться, пока не станет плевать на сотни метров под ногами. Страх воды? Лежи в ней, пока практически не растворишься. Страх замкнутого пространства? Проведи неделю в маленькой комнатке без окон и, если не сойдешь с ума, справишься. Любая борьба со страхом граничит с безумием. — Видя непонимание в моем взгляде, Тори закатила глаза и объяснила более доступно: — Если боишься получить удовольствие с Эриком, переспи с ним. И либо тебе не понравится, либо всё же понравится, но страх перед неизвестностью ты преодолеешь.

Я вспыхнула, словно сухая спичка, которой чиркнули об серу. То, что предлагала Тори, не лезло ни в какие рамки. Переспать с Эриком и забыть? Я так не могла. Может, на то они и бесстрашные, чтобы не бояться ничего, но я во мне всё еще жив сухарь, для которого и разговор подобный кажется дикостью.

— Спасибо. Я, пожалуй, пойду, — пробормотала я и поспешила прочь, прежде чем девушка, однажды спасшая меня, не потащила на дно со своими идеями.

В столовой во время завтрака было как обычно людно. Я опустилась возле Крис и протянула руку за тостами.

— Где ты была утром? — подруга доедала четвертый кекс и, кажется, не собиралась останавливаться на достигнутом.

— С Тори виделась.

— Видимо, хорошо виделась, — хихикнула она, втягивая воздух поглубже, и я сообразила, что от меня, наверное, пахнет алкоголем. Прежде я не опускалась до того, чтобы заливать свои слабости. — В любом случае, нам скоро на симуляцию. Лучше выпей кофе, — она подтолкнула ко мне кофейник, но её последних слов я не слышала. О симуляции я совершенно забыла, но я просто не могла позволить Фору увидеть то, что творилось в моей голове. Я лихорадочно соображала, что же предпринять, когда Крис толкнула меня локтем: — Ты чего застыла? Говорю, времени…

Моя подруга осеклась и вжала голову в плечи, явно стараясь выглядеть меньше. Я с недоумением обернулась на неё, а затем проследила за взглядом, чтобы заметить вошедшего в столовую Эрика. Во рту предательски пересохло, а все мысли слились с отчаянной барабанной дробью в моей голове. Лидер Бесстрашных даже не повернул головы. Он сел на свое обычное место и принялся завтракать, пока я пыталась вспомнить, как дышать.

— Передай Фору, что я себя плохо чувствую, — хрипло пробормотала я и едва ли не бегом бросилась из столовой.

Половину дня я пролежала на своей кровати в общей спальне, а затем, не в силах ни уснуть, ни успокоиться, потуже зашнуровала ботинки и побрела в Яму. Сейчас там было почти пусто: старшие бесстрашные на патрулировании или еще где, неофиты — на симуляциях. Я раз за разом била тяжеленную грушу, отрабатывая удары, когда за спиной послышался знакомый голос:

— Крис сказала, ты плохо себя чувствуешь. Тебе стало легче?

Я обернулась и взглянула в полные волнения глаза Фора. Он замер в полуметре, скрестив руки на груди и всем своим видом выражая недовольство моим прогулом, но ему не хватало актерского мастерства, чтобы скрыть прорывающиеся переживания. За меня. Это показалось мне таким подлым с моей стороны, что я отвернулась и со всей силы ударила грушу, едва не вывихнув кисть.

— Выбиваю из себя эту дурь.

Фор положил свои руки мне на плечи и заставил прекратить сыпать ударами, и обернуться.

— Тебе правда лучше? Может, стоит отлежаться? Мы бесстрашные, Трис, но не бессмертные. — Его «Трис» было теплым и воздушным, а моё сердце сжалось от боли, которую я могу причинить. Действиями, мыслями — любым способом. Мне едва удалось сдержать слезы.

— Мне правда лучше. Но спасибо за поддержку.

Мне хотелось бежать как можно дальше, но Фор так и не отпустил мои плечи и не дал совершить самый трусливый в моей жизни шаг.

— Ты в порядке?

Я слабо улыбнулась, рассматривая его волевое красивое лицо. Теплые руки так удачно грели озябшие плечи — в Яме всегда прохладно.

— Да, всё хорошо. Пожалуй, ты прав, мне просто нужно отлежаться. Завтра буду лучше всех.