Я смываю остатки вчерашнего ужина и встаю перед зеркалом. Впалые щеки, потускневшие глаза и волосы, бледная кожа. Не вынеся больше ни секунды от ужасающей картины, я отвожу глаза и быстро умываюсь. Выходя из ванной, сталкиваюсь с мужем.

— С Годовщиной, — мягко сказал Пит. Сказать, что я удивлена, ничего не сказать. И я выпаливаю самое глупое, что могло быть:

— Спасибо. — Слава богу, что тут же спохватилась: — Тебя тоже, — и, не удержавшись, поцеловала его в щеку. Секундный порыв, секундная слабость. Это максимум, что я могу позволить себе.

Дальше, будто это в порядке вещей, обошла его и двинулась вглубь спальни. Пит меня не видит, это и хорошо, потому что я залилась краской, а в сочетании моей бледной кожей это очень заметно.

— Китнисс? — окликает меня парень. Я не могу обернуться, не сейчас. — С тобой все хорошо? — но обернуться надо:

— Не знаю, — честно отвечаю я. Замечаю, что Мелларк начинает нервничать. «Неужели волнуется?» – так бы я подумала раньше, сейчас даже не надеюсь. — Не волнуйся, не заражу. Я записалась к врачу на следующей неделе.

— К какому? — нервозно выдает Пит. Что за интерес?! Любящий муж неожиданно проснулся? Я не знаю почему, но меня это вывело из себя:

— Терапевту, доволен? Или тебе ещё и имя назвать. Что ты так нервничаешь из-за этого? — в порыве чуть громче, чем надо, высказалась я.

— Просто интересно, — бормочет парень и тут же скрывается в ванной.

Быстро одевшись, я спускаюсь в столовую. Там уже завтракают Миссис и Мистер Мелларк. У меня не то настроение чтобы садится с ними, но из-за уважения приходится. Я уверена, что Миссис Мелларк не только поприветствует, но еще и начнет что-нибудь рассказывать мне. В принципе, я оказалась права:

— Китнисс, милая! У меня для тебя новость. — Я изобразила заинтересованность, но как же мне захотелось по скорее уехать отсюда. — Мы с отцом решили, что хватит вам самим куда-то ездить. Сегодня весь дом в вашем распоряжении! — А сюрпризы не закончились. Чувствую, утро еще не скоро закончится.

— А как же вы? Мы не хотели бы причинять вам дискомфорт. — Про сестру Пита я не спрашиваю. Так как они с Прим уехали в лагерь.

— О, мы решили навестить наших давних друзей. Так что ваши руки развязаны. — Она подмигнула мне, явно намекая не на руки. Я еле выдавила из себя улыбку. Но в душе меня передернуло. В этот момент заходит мой муж. Сейчас будет ежедневный мини-спектакль.

— Дорогая, — Мелларк целует меня в щеку, а я чуть наклоняю голову в сторону, позволяя ему сделать это. Потом блондин садится рядом со мной.

— Милый, — отвечаю я. А потом опускаю взгляд на свою тарелку с оладьями. Пока его мать рассказывает про ее «грандиозный план» я без всякого интереса съедаю свой завтрак. Краем уха слышу, как муж благодарит родителей за предоставленную возможность.

Не выдержав этой идиллии, я, сославшись на плохое самочувствие, покидаю их. Все так красиво выглядит, будто сошло с картинки. Этот дом. Свекровь, о которой можно только мечтать. Муж, который обнимает по утрам и целует в щеку, приветствуя. Нет, это даже больше похоже на кино. И в этом полнометражном фильме у меня есть все. Все! Но ничему из этого я не могу радоваться. Потому что это иллюзия. Потому что в кино играют актеры. Кино – полет фантазии. Жизнь – суровая реальность. Кино лишь кривое зеркало жизни.

Я замурована в этом «Зазеркалье». И должна была уже давно привыкнуть.

С каждым шаг я увеличиваю темп, и с каждым шагом голос, эхом отдающийся, в голове все сильнее причиняет боль:

«Я должна была уже привыкнуть», « Я уже привыкла».

«Привыкла».

«Привыкла».

«Привыкла».

«Нет, не свыклась!»

Я до сих пор пытаюсь разбить эту стеклянную перегородку и выбраться из моего личного кошмара.

Чуть ли не бегом влетаю в сад. Нахожу в глубине зелени скамейку и валюсь на нее. Я больше не могу! Закрываю лицо руками и начинаю плакать. С каждым всхлипом мой плач превращает в рыдание.

— Я устала, — заглушая крик души ладонями, сама себе признаюсь я. Это нереально. Три года в золотой клетке, играя и притворяясь. Ничего святого. Я устала скрывать чувства, я просто опять ломаюсь. Да я и не смогла восстановиться с прошлого раза… Для других у меня идеальная жизнь, но я одна. Одна в этой «идеальной жизни». И одиночество — худшее, что может испытывать человек. Он сходит с ума, теряясь рутине рабочих будней.

Но еще хуже становится, когда я понимаю, что было бы, если бы я осталась с Гейлом. Знаю, это в прошлом и сейчас он готовится к свадьбе (вчера вечером, разбирая почту, я нашла приглашение «семье Мелларков» на торжество). Но такова натура человеческая. Мы вспоминаем прошлое, думая «а что, если бы?», чтобы хоть на мгновение забыть то, что происходит сейчас. А потом испытать боль от того, что все не так. То же самое происходит и со мной. Но легче не становится ни на мгновение.

Может я какая-то не такая, но от боли мне легче. Это хоть что-то. Впервые за долгое время я чувствую что-то. На этих мыслях постепенно успокаиваюсь, и теперь только по щекам стекают очередные доказательства моей слабости.

— Пора вновь играть свою роль, Китнисс, — напоминаю я себе. Ни больше, ни меньше. Сценарий написан, и пока здесь нет места для импровизации, возможно, и не будет.

После того, как родители Мелларка покинули особняк, я начала собираться уходить тоже. Уверена, Пит найдет чем заняться. Либо поедет в клуб и заманит в свои сети какую-нибудь блондинку-модель. Либо позвонит одной из своих постоянных… Без разницы, закончится все одинаково – скрипом кровати и еще одной трещиной в моем сердце. Я не слепая, знаю, что изменяет.

Понимая, что слезы могут вновь пролиться, я запрокидываю голову и провожу по щекам, всхлипывая. Беру сумку и собираюсь выйти за дверь.

— Китнисс, ты куда?

— Ухожу. Раньше тебя это не волновало, — безразлично бросаю я.

— Раньше ты не чувствовала себя плохо, — взволновано парирует парень.

— С чего такая забота, Пит?

— Мы же семья, Китнисс.

— Семья?! Ты серьёзно?! — Я горестно усмехаюсь. Его слова одновременно поражают меня, заставляя сердце биться чаще, и вызывают злость. — Да, ладно. Мы оба понимаем, что мы не семья, даже не друзья. Но знаешь что, Пит? Ты пытаешься вывести меня на эмоции. Впервые за три года тихой, спокойной и размеренной жизни ты хочешь внести сюда хоть какие-то краски? — Мне стало будто бы легче, едва я высказала все это.

На что парень молчит, но в следующую секунду вновь удивляет меня:

— У меня есть для тебя кое-что в подтверждение моих слов. Закрой глаза. — Я хмурюсь, но спустя минуту все же смыкаю веки.

Слышу шаги мужа по плитки, чувствую его руки у шеи, его запах, тепло, его власть надо мой. Страх. Я боюсь.

Это подвеска. Чувствую как прохладный металл касается моей оголенной кожи. И снова вспоминаю, как боялась его «подарков». Я не думаю, что эта его метка — я знаю это. Но чертова надежда все еще теплится глубоко внутри…

Пит поворачивает меня и я открываю глаза. Надежда ломается, раскалывается о скалы «реальности».

В зеркале я вижу этот подарок. Птица в клетке с маленьким синим камнем… Его камнем! Я трясущейся рукой дотрагиваюсь до цепочки и до боли сжимаю ее в кулак.

— Почему? — еле шепча, спрашиваю я. Но уже знаю. Это я та птица. И я в его клетке. И теперь мне уже не вырваться. Семья… Для Мелларка носит другой смысл, по крайней мере, «наша семья».

Я устала сегодня плакать, но ком в горле душит, я задыхаюсь. Начинаю царапать ключицу. Хочу сорвать эту цепь. Я смотрю на отражение рук, слабо пытающихся что-то сделать. Перевожу взгляд на свои глаза, они отражают безумие и отчаяние.

— Зачем? — вновь шепчу я.

— Китнисс, послушай. — Блондин нежно берет меня за плечи и вновь разворачивает к себе. — Мы теперь семья, пора привыкнуть. И у Гейла скоро будет своя. Я видел то приглашение и… И видел тебя в саду… — После его слов все встает на свои места.

Он думал, что я плакала из-за Хоторна. Ведь приглашение было распечатано мною вчера поздно вечером, и Мелларк решил, что я нашла его сегодня. Неужели он забыл, как мы некрасиво расстались с Гейлом?