Когда я росла, казалось, что Бартли попросту скучный город. Вы и не поймете, что такое скука, пока не поживете в провинции.

Я не говорю про низкие, покатые холмы вокруг Шекспира. Я не говорю про мерзкие Рождественские украшения. Я не говорю про мой дом. Я не упоминаю тренажерный зал.

Я отдала бы все, лишь бы мне достало эгоизма запрыгнуть в свою машину и умчаться домой.

Я медленно, глубоко дышала, как перед поднятием груза, весьма и весьма тяжелого. Также я поступала перед спаррингом в классе каратэ.

Мама проехала мимо полуразрушенного мотеля Бартли, и я заглянула в его номера. Диво дивное, там припаркован автомобиль, и, похоже, что… мое сердце пустилось вскачь.

Я потрясла головой. Не может быть.

Мы припарковались на улице перед белым кирпичным домом, светящимся, как торт ко дню рождения. На парадной двери висел свадебный колокольчик из фольги. В холле стояла крепкая рыжеволосая женщина… Марджи Липском. Я помнила ее пухлой брюнеткой.

Мать похлопала меня, сестра обняла, а я заскрежетала зубами.

— О, Лили! Девочка, ты прекрасно выглядишь! — воскликнула Марджи. Она схватила меня и обняла. Я вытерпела это. Марджи моя ровесница, но никогда не была мне хорошей подругой; они сблизились с сестрой, когда стали работать вместе. Марджи всегда громко говорила и любила обниматься. Теперь она собиралась дополнительно суетиться надо мной, потому что чувствовала жалость.

— Разве она не стала еще симпатичнее, Фрида? — сказала Марджи моей матери. Суперкомпенсация за навязчивость.

— Лили всегда была прекрасна, — сказала моя мать спокойно.

— Ну, тогда пойдемте! — Марджи схватила меня за руку и повела в гостиную. Я прикусила щеку, оттого что немного паниковала и злилась. Нервный приступ, которого у меня не было долгое время. Долгое, очень долгое время.

Я натянула улыбку и постаралась удержать ее.

После того, как я покивала всем и пообещала «Рассказать позже» в ответе на почти каждый вопрос, то смогла сесть на стул, стоявший в углу переполненной гостиной. После этого все, что я должна была сделать — это нацелить приятный взгляд в направлении самого громкого оратора, и мне это удалось.

Это был девичник с дамским бельем, и я купила Верене подарок, когда совершала покупки в Монтроузе. От меня она подарка не ждала, а потому и не заметила, как я принесла его в дом. Она удивленно посмотрела на меня, когда прочитала карточку с подписью. Может мне и показалось, но она выглядела немного опасающейся.

В подарок я преподнесла длинную ночную рубашку с тонкими бретельками и кружевами на подоле и груди. Черную. И красивую. Да что там, она была сексуальной. Когда Верена сорвала обертку, мне внезапно показалось, что я совершила ужасную ошибку. Самый смелый предмет туалета, который Верена до сих пор получала — это рубашка с тигром Тедди и еще какими-то красными мордашками.

Когда Верена вытряхнула ночную рубашку и подняла ее, наступило минутное молчание, в течение которого я решила улизнуть через черный вход. Потом Верена сказала:

— Ничего себе. Это для брачной ночи. — Дальше последовал хор «О-о-о» и «О, ничего себе».

— Лили, это красиво, — сказала Верена напрямик. — И я думаю, что Дил тоже скажет тебе спасибо!

Раздался взрыв смеха, а моей сестре уже передали следующий подарок, чтобы она открыла его.

Я расслабилась и оставшуюся часть вечера двигалась на автопилоте. За пуншем и пирогами разговор обратился к уличному грабителю Бартли. Для Бартли это преступление громкое, а посему я обратила на это внимание. Марджи сказала:

— И он украл сумочку Дианы, вырвал у нее из рук и убежал с ней!

— Она разглядела его? — спросила жена священника. Лу О’Ши был приятной брюнеткой с носом, как лыжный трамплин, и умными глазами. Никогда не встречала ее прежде. Я уже годы не посещала церковь ни в Бартли, ни где бы то ни было.

— Темнокожего парня среднего роста, — сказала Марджи. — Под это описание подходит сотня человек.

— Она в порядке? — спросила моя мать.

— Ну, он толкнул ее на тротуар, так что она получила только царапины и ушибы. Могло быть намного хуже.

После секундной заминки несколько взглядов метнулись в мою сторону. Я была худшим, что он мог сделать.

Но я привыкла к этому, сохранила лицо безучастным, и неловкость исчезла. Кража сумочки не казалась поразительнее того события несколько лет назад. Сейчас, когда в каждой дыре есть банды и наркотики, вверх и вниз по автомагистрали, между штатами и на всех параллелях, случай с Дианой Дикмен, продавщицей из местного магазина одежды, не казалось таким ужасным. Казалось, ей повезло остаться невредимой, но не повезло лишиться сумочки.

После утомительных двух с половиной часов мы поехали домой, на сей раз следуя другим маршрутом: мы подвозили Лу О’Ши, которую завез муж по пути на мальчишник. Дом пресвитера был из того же красного кирпича, из которого была сложена стоящая рядом церковь. Я вполуха слушала разговор с заднего сиденья, просидев между Вереной и Лу достаточно, чтобы заключить, что у Лу, как и у Мередит Осборн, были восьмилетняя дочка и другой ребенок помладше. Когда мы свернули к дому, Лу, казалось, не хотелось выходить.

— Боюсь, что Криста не в восторге от Люка, потому что он так сильно плачет, — сказала Лу нам с тяжелым вздохом. — Она и сейчас не слишком радуется по поводу своего маленького брата.

— Криста ровесница Анны, они вместе играют, — напомнила мне Верена.

— Все наладится, — сказала моя мать успокаивающим тоном. — Рано или поздно ты поймешь, отчего Люк плачет всю ночь, и он успокоится. А потом Криста забудет обо всем этом. Она — умница, Лу.

— Ты права, — сказала Лу немедленно, снова становясь женой священника. — Спасибо за то, что подвезли. Увидимся завтра после обеда!

Когда мы отъехали, Верена пояснила:

— Лу придет вечером на репетицию обеда.

— Разве не принято репетировать обед ночью перед свадьбой? — Я не хотела казаться критически настроенной, но мне было не очень любопытно.

— Да. Дил первоначально запланировал его на этот вечер, — сказала мама. Мне тонко напоминали, что семья жениха несла ответственность за репетицию обеда. — Но ресторан «Сара Мей» уже был забронирован на эти два вечера перед свадьбой! Поэтому мы просто передвинули его на третий, и пара, устраивающая ужин для Дила и Верены, перенесла его к ночи перед свадьбой, благослови их Господь.

Я кивнула, едва обращая внимание. Я абсолютно уверена, что мне скажут, что делать и когда. Мне чрезвычайно хотелось оказаться одной. Когда мы добрались до Верены, я как можно скорее выгрузила подарки с вечеринки, потом мы поехали домой к родителям. Я пожелала спокойной ночи маме и направилась в свою комнату.

Мой отец еще не вернулся с мальчишника. Я надеялась, что он не пил и не курил сигары. Иначе его давление сильно подскочет.

Я села в низкое кресло и надолго погрузилась в чтение биографии, привезенной с собой. Потом я зацепила ноги за кровать и начала качать пресс, затем легла и стала делать отжимания, а вдобавок сделала еще и восемьдесят приседаний. После настало время для расслабляющего душа. Я заметила, как пришел отец и выключил оставленный для него свет.

Но даже после горячего душа чувствовался зуд. Я не могу гулять в Бартли. Люди будут талдычить о моей семье. Полиции я незнакома. Они могут остановить меня, если кто-нибудь из полицейских попадется мне на встречу. Полиция Бартли не была многочисленной.

Я задвинула искушение и вынудила себя забраться на кровать. Разгадала три кроссворда в книге, найденной в ящике ночного столика. Попытка придумать слово из пяти букв, означающее землю с индийским жилищем, сделала свое дело. Наконец, я смогла опустить занавес после очень длинного дня.

К сожалению, дальше, было то же самое и в большем количестве.

В полдень я решила, что все в моей семье должны пойти на работу, чтобы вернуться за час до свадьбы.

Отец взял двухнедельный отпуск у электроэнергетической компании, в которой он работал. Мать была домохозяйкой, дома она как на работе находилась в постоянных раздумьях о том, что необходимо сделать. Верена только что взяла трехнедельный отпуск в больнице, и даже Дил часто оставлял аптеку на помощницу, которая работала неполный рабочий день, молодую мать-фармацевта.