— Не шутишь? Тебе это понравилось?

— Ну-у-у-уу.

— Может быть, он просто не тот парень, — сказала я, и мы улыбнулись друг другу.

Потом мама и Верена сказали Анне, что им пора и поинтересовались, почему она до сих пор сидит за столом, уж не провели ли мы за ним весь день.

— Ты справишься у Дила самостоятельно, да? — спросила Верена с тревогой. Она отвезла Анну вместе с подарком на вечеринку и вернулась. — Тебе не нужно этого делать, если ты не хочешь.

— Справлюсь, — мой голос был плоским и холодным. Мне понравилось разговаривать с Анной, но теперь я снова чувствовала себя опустошенной.

Мать пристально следила за мной.

— Тебе не очень хорошо спалось, — сказала она. — Дурные сны? — Она, Верена и отец уставились на меня с беспокойством.

— Я в полном порядке, — я попыталась быть вежливой, ненавидя их за то, что они снова думали о моем мытарстве. Испытывала ли я к себе отвратительную жалость? Скорее просто была дома.

Впервые мне пришло в голову, что если бы я была в состоянии дольше оставаться здесь после нападения, если бы я пережила его, они, возможно, уже привыкли бы ко мне снова и увидели бы мою жизнь как продолжение, а не ломаную линию. Но я чувствовала себя обязанной уйти, и их четкие последние воспоминания обо мне были как о женщине со всевозможными болячками, которой снились кошмары во время бодрствования и во время сна.

— Теперь я пойду убираться. — Я натянула пальто.

— Дил на работе, у него инвентаризация, — сказала Верена. — Не знаю, как долго она продлится. Мы заберем Анну и отвезем ее к Пенни сразу же после вечеринки. Потом вернемся сюда. — Я кивнула и пошла за своей сумочкой.

Мать и Верена все еще выстраивали планы на день, когда я вышла за двери. Мой отец разгадывал кроссворд, слегка улыбаясь, когда ловил обрывки их обсуждения. Он не ненавидел это свадебное безумство, как большинство мужчин, и даже не притворялся. Ему это нравилось. Он прекрасно проводил время, беспокоясь о стоимости приема, о том, надо ли сходить в церковь одолжить еще один стол для всё еще поступающих подарков, надо ли написать от имени Верены благодарственные записки.

Проходя мимо, я коснулась плеча отца, он потянулся и схватил меня за руку. Через секунду он мягко похлопал ее и позволил мне уйти.

Дил владел непримечательными тремя спальнями, тремя ванными в стиле ранчо в новейшем районе Бартли. Верена дала мне ключ. Все еще казалось странным найти запертую дверь в крохотном городе. Пока я была маленькой, никто ничего не запирал.

По дороге к дому Дила я увидела другую бездомную, это была белая женщина. У нее были седые волосы и цепкий взгляд. Она проехала мимо на древнем велосипеде, нагруженном всякими странными вещами, связанными нейлоновой веревкой.

Ранее вечером друзья моих родителей говорили о бандитской деятельности в средней школе Бартли. Банды! В Дельте Арканзаса! В унылом, провинциальном, захудалом Бартли.

Предполагаю, в каком-то уголке своего разума я ожидала, что Бартли останется неизменным потоками мира, сохранит свою безопасность и уверенность небольшого городка. Дом изменился. Я приезжаю сюда снова, но его характер постоянно меняется.

Мне уже осточертели проблемы и я сама. Пора вернуться к работе.

Я люблю начинать работу с обзора предстоящих дел. Свежевыкрашенный и устланный коврами дом Дила был довольно чист и незатейлив, но, как и у Осборнов, носил в себе следы недавнего запустения. Не одна Верена подверглась затянувшейся свадебной лихорадке.

Здесь у меня не было помощника, подсказывающего мне, где что лежит. Стало интересно, могла ли Анна быть столь же полезной помощницей, как Ева позавчера.

Это напомнило мне о цели моего предложения помочь с уборкой. Я обыскала комнату Анны на предмет школьного альбома, пока ничего не мешало. В поисках дневника я прибралась в комнате, в которой царил сущий беспорядок. Я забросила грязную одежду в корзину, стопку бумаги для школы и давно забытые куклы положила в чистую коробку с пометкой «Куклы и одежда для кукол».

Школьный альбом я обнаружила под кроватью. Двадцать третьей страницы в нем не хватало.

Я присела на корточки, меня словно ударили в живот.

— Нет, — сказала я вслух, от меня не ускользнули нотки отчаяния в собственном голосе.

После нескольких минут обдумывания я закинула школьный альбом Анны в ящик маленького стола и продолжила уборку. Ничего поделать я не могла.

Я столкнулась с тем фактом, что страница, с большой долей вероятности, была отправлена Рою Костимиглиа и перешла к Джеку из школьного альбома Анны. Но я осадила себя: это не означает, что Анна была Саммер Дон Макклесби.

Книга в доме Дила повышала вероятность того, что кто-то помимо Мередит Осборн мог отправить страницу по почте Рою Костимиглии. По крайней мере, именно это я и думала. Но мне было жаль, что я нашла ее здесь, а не где-нибудь еще.

Если Анна была тем похищенным ребенком, то Дила могло рвать на части от желания согласовать все с семьей Саммер и желания сохранить свою любимую дочь. Что, если его жена с неустойчивой психикой похитила ребенка Маклесби, а Дил сейчас узнал это? Он воспитывал Анну как родную в течение восьми лет.

И если первая жена Дила похитила Саммер Дон, то что же произошло с их биологическим ребенком?

Когда я поставила обувь Анны на полку в шкаф, то увидела знакомую синюю обложку, выглядывающую из-за пары резиновых ботинок. Я нахмурилась и присела на корточки, выуживая ее оттуда. Я вытащила книгу и перевернула ее, чтобы прочитать надпись на обложке.

Это была другая копия памятного альбома.

Я открыла ее, очень надеясь, что Анна написала свое имя в ней. Его не было.

— Вот дерьмо, — выругалась я вслух. Когда я была подростком, у нас тоже были школьные альбомы или памятные книги, или как вам еще заблагорассудится их назвать, и первое, что мы делали, это вписывали в них свои имена.

Одна из этих книг должна принадлежать Анне. Вдруг основное предположение Джека было правильным, что человек, который отправил страницы из памятного альбома Рою Костимиглиа не полный сумасшедший, к тому же другая книга принадлежала либо Еве, либо Кристе, и кто-то очень близкий к одной из них прислал фотографию. Кто-то из их дома. Один из родителей.

Дил использовал третью спальню в качестве кабинета. В рамке висела фотография Дила, держащего ребенка, которым, как я предположила, была Анна. Снимок, очевидно, был сделан в палате. Но для меня все младенцы выглядели более или менее одинаково. Дил смотрел на младенца с такой любовью. Возможно, это была Анна, а возможно, это был другой ребенок. Малышку запеленали в одеяльце.

Я убирала, чистила и задавалась вопросами. Я приводила в порядок, чистила, пылесосила, полировала и мыла шваброй, и деятельность приводила меня в чувство. Но я ничего не решила.

Когда я вошла в комнату Анны еще раз, чтобы вернуть Барби, найденную в кухне, то посмотрела более внимательно на оформленную коллекцию снимков Анны. На одной из них была женщина, должно быть, первая жена Дила, мать Анны. Она была симпатичная, как Верена; и как у Верены у нее были каштановые волосы и голубые глаза. Кроме этого, ничем другим она не была похожа на мою сестру. Я смотрела на фотографию, пытаясь прочитать женский характер в этом сходстве. Виделось ли что-то напряженное, что-то отчаянное, в том, как она сидела, стиснув руки с маленькой собачкой на коленях? Ее улыбка была напряженной, неискренней?

Я покачала головой. Ни за что не задумалась бы над фотографией, если бы не знала, что женщина в конечном счете покончила с собой. Много отчаяния и так хорошо скрыто. У Дила была сумасшедшая мать, и он женился на сумасшедшей женщине. Я испугалась, что он увидел что-то в глубине Верене, о чем мы не подозревали, какую-то внутреннюю слабость, которая привлекла его. Но Верена казалась нормальной и сильной, а у меня есть встроенный счетчик Гейгера на ненормальность в других.

Странно было видеть одежду Верены в половине шкафа Дила, ее фарфор. Она по-настоящему переехала в дом Дила. Сколько Верена потеряет, если Анна окажется не его дочерью, конечно, будет скандал, а все скандалы заканчиваются… освещением в СМИ, неудержимым и накрывающим с головой. Я вздрогнула, понимая, как это может повлиять на жизнь.