-- Да, -- ответил я. - И вот в этом главное проблема. Население недовольно британцами. Но рано или поздно каждый задаст себе вопрос: - а что будет после того, как мы их прогоним? Присоединимся к Российской Империи? Не вариант после выходки царя Александра. Испанская Империя? Она трещит по швам и уже практически не контролирует колонии, в частности Новую Испанию. Достаточно одного сбежавшего со службы офицера, как владения испанской короны станут новой страной.
В этом месте мне пришлось прикусить язык. Совершенно незачем всем и каждому демонстрировать своё знание будущего.
-- Не надо им империй. И республик тоже. Не надо ни к кому присоединяться. Тем более уж к Североамериканским Штатам. Те же англосаксы, только без царя.
-- Вот и Рылеев, и Резанов считают так же, -- задумчиво сказал Кусков. - Наверное, вам виднее. Я уже стар, привык, что есть царь... а вы молоды...
-- Ну, Резанов не так уж и молод, -- и снова пришлось прикусить язык, но капитан не обратил внимания на мои слова.
Пока Кусков рассуждал об империях и республиках, я погрузился в свои мысли. Получается, что в этом мире граф Николай Петрович Резанов не умер в 1807 году, а чувствует себя вполне бодро и уверенно. Вполне вероятно, что женился на Консепсьон Аргуэльо и... любопытно, какую роль он играет в партизанской войне в Калифорнии? Ещё из удивительных новостей: дон Диего де ла Вега здесь вполне реален. Из плоти и крови, так сказать, а не вымышленный персонаж. Вот серьёзно. То, что жив Резанов, который в моём мире умер лет за десять до этой даты, в порядке вещей. Что-то изменилось, чего-то не произошло, и жизнь его продлилась. А вот с де ла Вегой было совсем непонятно. Ведь его придумали же!
Впрочем, миров много, люди в них проживают разную жизнь, а писатели иногда могут заглядывать и туда.
За разговорами и моими размышлениями время пролетело незаметно. Тем более что иногда Иван Кусков меня просто экзаменовал, прерывая наше общение вопросом о своём послании.
Так что я вздрогнул, когда за дверью вдруг послышался звон ключей.
-- Я же сказал - тихо, -- раздался холодный и уверенный голос, говоривший по-английски.
В ответ послышались сдержанные оправдания. Дверь открылась, а Иван Кусков сделал мне знак рукой, чтобы я выходил.
В коридоре царил мрак, так что фигуру в тёмном костюме, которая деловито связывала охранника, я разглядел не сразу. Мои глаза за долгие дни пребывания в камере уже привыкли к темноте, так что мне не составило труда следовать за моим освободителем в кромешном мраке коридоров крепости.
Дорога была практически свободна, так как загадочный спаситель её расчистил, пробиваясь к камере. Однако у выхода нас ожидал неприятный сюрприз. Проходящий мимо темницы офицер заметил отсутствие часовых и попытался поднять тревогу. Но человек в чёрной маске выхватил шпагу и атаковал его. Тому ничего не оставалось, как принять рукопашный бой, потому что винтовку пришлось отбросить в сторону. Сабля и шпага со звоном скрестились, и Калифорнийскому Лису понадобилось не более минуты, чтобы выбить саблю и потребовать сдаться. Перепуганный офицер поднял руки и Лис, чтобы не терять время на связывание рук, просто оглушил его эфесом сабли.
-- К конюшне! - бросил он мне по-английски. Время стремительно уходило, звон оружия около темницы наверняка был услышан. Честно говоря, я ему мало чем мог помочь: шпагой и саблей я владел посредственно, да и не было их у меня.
Мы рванули к конюшне, но явно опоздали. Из караулки напротив уже выскочили красные мундиры, на ходу заряжая винтовки. Лис лишь выругался, а я стрелой метнулся назад, к винтовке незнакомого офицера. Так и есть: "Браун Бесс" со штыком. Отлично.
Я вернулся к укрывшемуся за бочками Лису. Тот, увидев, что я вооружён, снял шляпу и, не высовываясь, бросил её в сторону солдат. Раздалось два выстрела, и мы, не теряя ни секунды, выскочили и атаковали красномундирников. Не знаю, как Лис справился со своим противником: шпага всё-таки не очень подходящее оружие против штыка, я же был занят доставшимся мне солдатом. Вообще техникой штыкового боя я владею неплохо, но несколько месяцев в тюрьме изрядно ослабили меня, и потребовалось несколько минут, чтобы воткнуть штык в грудь британца.
Обернувшись на своего спасителя, я увидел, как он надевает свою шляпу, кажется, всё-таки пробитую пулями. Всё также молча мы бросились к конюшне, причём как Лису удалось завести своего легендарного чёрного коня в конюшню британцев, я не представляю.
-- Я не очень хороший наездник, -- сообщил я ему. Лис недовольно поморщился и кивнул головой. Мы забрались на андалузского жеребца, и только хозяин слегка пришпорил своего верного друга, как тот, оправдывая свою кличку "Торнадо", словно вихрь, вылетел из конюшни. Он промчался по двору и, направляемый умелой рукой всадника, вылетел за ворота, заставив шарахнуться примерно трёх солдат, точно сказать не могу. Я так просто мёртвой хваткой вцепился в круп коня, и только одна мысль была у меня: "Лишь бы не упасть." Вслед нам раздались выстрелы, но солдаты промазали.
Остановились после получаса бешеной скачки. Лис легко соскочил с коня и снял меня с моего мустанга. Я обессиленным кулём растянулся на земле.
-- Теперь уже не догонят, -- сказал он. - Сейчас отдохнём немного и пойдём пешком до моей гасиенды.
-- Рад вас приветствовать, дон Диего де ла Вега, -- сказал ему я.
-- Эмма тебе уже сказала? - лишь спросил калифорнийский аристократ.
-- Нет. Я догадался.
-- Неприятно... раз догадался ты, значит, могут догадаться и британцы.
-- Это уже от вас зависит, дон Диего.
-- Справедливо, -- помолчав, сказав Лис. - И кстати, называй меня просто Диего.
Мы помолчали какое-то время.
-- Кстати, ты неплохо владеешь штыком, -- сказал калифорниец. - А как у тебя со шпагой и саблей?
-- Гораздо хуже.
-- Ничего, я тебя немного подучу. Я думаю, сабельный бой будет для тебя в самый раз. Шпаги, к сожалению, уходят в прошлое.
Я поднялся и, наконец, вдохнул полной грудью воздух свободы.
Глава 3 (XIX век)
На север!
Гасиенда дона Веги, окрестности Анхелеса, 1819 год
Вот я и сбежал из тюрьмы и даже покинул Анхелес. В этом помог мне мифический в моём мире, а здесь вполне себе реальный, Диего де ла Вега. И я уже почти неделю жил в его гасиенде, тренировался с хозяином в фехтовании, а его слуги обучали меня верховой езде. Так что ещё вопрос, где было хуже, в тюрьме или на свободе: после всех тренировок в бешеном темпе тело болело, а мозг норовил отказать, но я буквально силой заставлял себя повторять указания Кускова.
Наконец дон Диего смилостивился, но не потому, что посчитал моё обучение законченным, а потому, что мне надо было набраться сил перед долгой дорогой на Аляску. Нет, это не значит, что тренировки прекратились, -- просто снизилась интенсивность. Ещё я, уже в добровольном порядке, затребовал огнестрельное оружие, с которым дружил лучше. Кстати у Диего был просто прекрасный выбор пистолетов. Среди них я отыскал дуэльные "Лепажи", а также кремневый пеппербокс неизвестного происхождения. К сожалению, стрелять было не очень удобно мне, привыкшему к немного другим пистолетам, но до появления "Кольта" оставалось ещё семнадцать лет, а сам я, увы, не мог собрать его на коленке. Приходилось привыкать.
К концу второй недели, когда уже всё было готово к моему отбытию на Аляску, появилась взволнованная Эмма, которую ни я, ни Лис не видели со дня побега. Как сообщил Диего, она отбыла в Новую Вологду, довольно крупное русское поселение к северо-западу от Анхелеса. Для англичан Эмма сопровождала в поездке генерала Шербрука, а для нас она, естественно, ездила пообщаться с графом Резановым. Да, Эмма Хэдли чуть ли не официально считалась его любовницей (Шербрука, а не Резанова, само собой). Разумеется, с поправкой на традиционное лицемерие англичан. Это позволяло ей мотаться по всему Побережью, сопровождая генерала, что было только на руку нам.
