Я растерялась.

– Что, правда?

Мысленно я сравнивала мистера Марли с худым и бледным Ракоци, который так пугал меня блеском своих чёрных глаз. Я, правда, так и не нашлась, что сказать. Следовало ли мне ответить что-то вроде «Да уж, радуйтесь, что вам посчастливилось выглядеть иначе, чем ваш мрачный предок с двумя фонарями вместо глаз», то ли намного хуже, на самом деле, быть таким вот рыжим, веснушчатым и круглолицым мистером Марли.

– Итак, мой дед по отцовской линии… – начал мистер Марли, но мистер Джордж поспешно перебил его:

– Ваш дед наверняка гордился бы вами», – уверенно сказал он. – Прежде всего, знай он, как отлично вы сдали экзамены.

– Все, кроме предмета «Полевые стрельбы», – сказал мистер Марли, – Тут мне досталась лишь оценка «Удовлетворительно».

– Ах, кому сейчас нужны такие знания, совершенно устаревшая дисциплина, – мистер Джордж протянул мне руку. – Я готов, Гвендолин, отправить тебя в 1956 год. Хронограф перенесёт тебя в прошлое на три с половиной часа. Будь внимательна, не забудь в комнате ничего из своих вещей, надеюсь, ты помнишь об этом. Мистер Марли будет ждать твоего возвращения.

Одной рукой я прижала к груди рюкзак, а вторую руку протянула мистеру Джорджу. Тот вставил мой указательный палец в крошечное отверстие хронографа.

Игла вонзилась в подушечку пальца, величественный рубин засветился, наполнив всю комнату алым светом.

У меня сильно закружилась голова, я закрыла глаза и почувствовала, что меня уносит куда-то очень далеко. Через секунду я нашла в себе силы снова осмотреться, но не увидела ни мистера Марли, ни мистера Джорджа, ни стола с хронографом.

Было темнее, чем прежде, комнату освещала одна-единственная лампочка, в её свете, на расстоянии всего метра от меня, стоял мой дедушка Лукас, недоуменным взглядом уставившись прямо на меня.

– Т.. ты… что, не получилось? – отчаянно крикнул он. В 1956 году ему было двадцать три года, и он совершенно не походил на восьмидесятилетнего старика, каким я знала его, когда была маленькой девочкой. – Ты исчезла там сзади и снова появилась здесь.

– Да, – гордо сказала я, чувствуя, как в горле появился ком.

Мой дедушка умер, когда мне было десять. Видеть его снова, через шесть лет после смерти, было одновременно чудесным и страшным переживанием.

Страшно было даже не то, что в этих встречах в прошлом он ещё не был дедушкой, которого я знала, а, в некотором роде, незаконченной версией дедушки. Страшным было ощущение того, что я для него была абсолютно чужим человеком. Он и понятия не имел о том, сколько раз я сидела у него на коленях, как он утешал меня историями, когда умер мой папа, как мы всегда желали друг другу спокойной ночи на нашем тайном языке, который никто кроме нас не понимал.

Он даже не представлял, как сильно я его люблю. А я не могла ему об этом рассказать. Люди не очень рады, когда незнакомцы говорят им такие вещи через пару часов после встречи. Я попыталась, насколько возможно, подавить это горькое чувство.

– Для тебя прошло, наверное, около одной минуты. Поэтому прощаю тебе то, что ты до сих пор не сбрил эти усы. Я за это время успела прожить два дня, в течение которых произошло ужасно много всего.

Лукас пригладил усы и улыбнулся.

– Значит, ты просто-напросто решила снова… Очень хитрый ход, внучка.

– Скажи?! Если честно, это идея моей подруги Лесли. Чтобы быть уверенными в том, что смогу снова тебя встретить. И чтобы не терять времени.

– М-да, ну у меня-то всё равно не было времени, чтобы подумать, что нам делать дальше. А я уже собирался передохнуть после твоего появления и поразмыслить обо всём, что случилось… – он изучающее смотрел на меня, склонив на бок голову. – Верно, ты выглядишь не так, как в прошлый раз. Этого обруча в твоих волосах раньше не было, и вообще ты как-то похудела.

– Спасибо, – сказала я.

– Это вовсе не комплимент. Ты выглядишь так, словно у тебя произошло что-то очень неприятное, – он приблизился ко мне на шаг, испытующе взглянув на меня. – У тебя всё в порядке? – нежно спросил он.

«Лучше и быть не может», – хотела ответить я, но, к собственному стыду, расплакалась.

– Лучше и быть не может, – всхлипнула я.

– О да, – сказал Лукас и неуклюже хлопнул меня по спине. – Что, всё так ужасно?

Около минуты я не могла выдавить из себя ни словечка, слёзы текли и текли ручьями по моим щекам. Я-то думала, что уже справилась с этими эмоциями. Мне показалось, что именно ярость может стать лучшей реакцией на поступок Гидеона, это будет так по-взрослому, так смело с моей стороны. Кроме того, хватит мне уже ныть и голосить, как героине романтических фильмов. К сожалению, Химериус очень точно обозвал меня маленьким фонтаном.

– Остаться друзьями! – пропыхтела я наконец. Мой дедушка имел право знать. – Он хочет, чтобы мы остались друзьями и чтобы я ему доверяла.

Лукас убрал руку с моей спины и наморщил лоб, пытаясь понять, что к чему.

– И ты так плачешь, потому что…?

– Ещё вчера он говорил, что любит меня!

Взгляд Лукаса выражал полное непонимание.

– Но разве это плохая основа для крепкой дружбы?

Мои слёзы иссякли, будто кто-то выключил этот фонтан.

– Дедушка! Не придирайся к словам! – крикнула я. – Сначала он меня целует, а потом я узнаю, что это просто тактический ход, манипуляция. И вот теперь он, значит, приходит с этим своим «давай-останемся-друзьями»!

– Ох, понимаю. Какой… э-хм… подлец! – вид у Лукаса всё ещё был очень неуверенный. – Прости, что я так подробно выспрашиваю, но ты ведь не имеешь в виду этого парнишку из де Виллеров, Номер одиннадцать, Алмаз?

– Именно его, – сказала я. – Мы говорим как раз о нём.

Мой дедушка застонал.

– Как? Неужели? Ох уж эти подростки! Мелюзга! Несмышлёные рыбёшки! Как будто не хватает проблем и без этих любовных историй. – Он бросил мне тряпичный платок, взял из моей руки сумку и энергично сказал:

– Хватит реветь! Сколько у нас времени?

– В десять часов вечера по твоему времени я прыгну обратно, – как ни странно, поплакав, я снова пришла в форму и чувствовала себя гораздо лучше, чем прежде, в яростной и такой взрослой роли.

– Что ты там говорил о рыбёшках? Мне, кстати, действительно, немного хочется есть.

Услышав эти слова, Лукас рассмеялся.

– Ну, тогда давай поднимемся наверх. Эти стены как-то давят на меня, что ли. Кроме того, мне надо позвонить домой и предупредить, что приду позже, – он открыл дверь. – Выходи, ты, моя маленькая рыбка. По дороге можешь мне всё рассказать. И не забудь, если кто-то тебя увидит – ты моя кузина Хейзл, которая приехала из деревни.

Прошло около часа, и мы уже сидели в кабинете Лукаса. Мы совершенно запутались в огромном количестве клочков бумаги, чаще всего на них были какие-то даты, круги, стрелки и вопросительные знаки, а также толстые кожаные фолианты (хроники хранителей за несколько веков) и, конечно же, тарелка с пирожными. Кажется, в каждом времени хранители располагали большим запасом этих самых пирожных. Насчёт рыбёшек Лукас, кажется, пошутил. А жаль.

– Слишком мало данных, слишком мало времени, – снова и снова повторял Лукас. Он носился по комнате как разъярённый тигр и рвал на себе волосы. Скоро, несмотря на бриолин, все волосы на его голове стояли торчком, как у бешеного профессора.

– И что я только мог спрятать в этом сундуке?

– Может, книгу со всеми данными, которые мне нужны, – сказала я. Мы без проблем прошли мимо стражника, который дежурил на лестнице, молодой хранитель всё ещё мирно спал, точно так же, как и во время первого моего визита.

Запах алкоголя, который от него исходил, бросался в нос каждому прохожему. Вообще в 1956-ом хранителям жилось гораздо привольнее, чем я думала. Никто не удивился, что Лукас остаётся допоздна, и что его кузина Хейзл из деревни разгуливает с ним по штаб-квартире хранителей. В это время, кажется, в здании почти никого не было. Молодой мистер Джордж тоже ушёл домой, жаль, я бы с удовольствием увиделась с ним ещё раз.