Да. Подписи под всеми картинами явно намекали, что передо мною автор полотен и хозяин выставки. Я слегка ошиблась на счет его внешности и принадлежности к готической субкультуре. Взяв себя в руки, я поняла, что просто высказала хозяину свое мнение, и не обязана лицемерить ему в глаза так же, как это делают другие. А если мужчину это не устраивает, то мне его искренне жаль.

— Так вам есть что сказать в ваше оправдание? — пытаясь разрядить обстановку и убедиться, что все в порядке, спросила я.

Александр посмотрел на картину, и, глотнув шампанского, подарил мне насмешливый взгляд:

— По-моему ваш мир попросту лишен романтики, моя дорогая. Либо вы в чем-то обманулись. Мне кажется, что вы разочарованы в мужчинах и не верите, что ради женщины, ради ее любви, ради ее жизни, кто-то готов отдать свою. Наверняка вас окружают лишь те, кто видит в вашей неземной красоте исключительно объект похоти, — он поднес руку к моему лицу и, едва касаясь тыльной стороной ладони моей кожи, прочертил невидимую линию до подбородка. Его ладонь была приятно прохладной. Внизу живота защекотало, отчего, казалось, я в очередной раз покраснела. Этот жест не был похотливым и не вызывал рвотный рефлекс, как приставания других мужчин. Скорее, им он преподнес изысканный комплимент. — В этом нет ничего постыдного, потому что плотская любовь, жажда телесного удовлетворения неизменный спутник духовной любви и дань красоте, носителем которой вы являетесь. Желая вас, люди хотят прикоснуться к прекрасному, — его глаза вновь стали черными и бездонными, и на этот раз мне было сложно списать этот факт на свою усталость.

— А в чем, по-вашему, выражается духовная любовь?

— В приятной беседе. Порой она приносит не меньшее удовлетворение, чем с толком проведенная ночь.

Казалось, он хотел еще что-то сказать, но нас прервали. Александру сообщили, что подошло время произносить речь.

— Был очень рад нашему знакомству, — он вновь учтиво прикоснулся губами к моей ладони.

В момент прикосновения, меня словно поразило током, сознание выкинуло в какое-то неизвестное место, а перед глазами всплыли странные картины. Александр стоит на мраморной лестнице и произносит речь, подняв вверх бокал с шампанским. Отчего-то у меня внутри все заклокотало, и покрылось холодом. Вот ему все аплодируют, он делает глоток, еще раз поднимает бокал и падает, схватившись за горло, а из его рта сочится бардовая пена.

Я пришла в себя и, выдернув руку из его ладони, ошарашено уставилась на Александра. Не знаю, что только что со мной произошло, но могу поклясться, ничем хорошим это не обернется. Меня не покидало предчувствие надвигающейся беды.

— Все в порядке? — насторожился он. Не дождавшись ответа и не имея возможности остаться, мужчина кивнул головой в знак почтения и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Не зная, что делать и думать, я решила держать мужчину в поле зрения. Не хотелось выглядеть ненормальной, хотя бы потому, что Нефрит был прав и в этом мужчине действительно что-то есть. Конечно, я поняла, что у меня было видение, и чуть позже мне придется это тщательным образом обдумать, но откуда знать, что я просто не схожу с ума после удара молнии? Может это галлюцинации, как та обнаженная женщина в моей комнате, что изменила мое мировосприятие? Или это то, о чем она говорила? «У Господа на счет тебя великие планы?». Может, я наделена даром? Как в тех сериалах, видеть беду и предотвращать ее? Впрочем, после молний с людьми часто случаются сверхъестественные вещи.

Наблюдая за ситуацией, я заметила, как помощник, что позвал Александра произнести торжественную речь, подал ему бокал шампанского. На всякий случай, я пробиралась сквозь толпу, поближе к хозяину выставки, лихорадочно соображая, как поступить, что бы убить трех зайцев — не вызвать паники, не выглядеть идиоткой и возможно спасти жизнь милому парню. В конце концов, если я выбью из его рук бокал, меня попросту отсюда выпихают и, возможно, правильно сделают, а если этого не сделаю, он может умереть прямо у всех на глазах. Несомненно, это будет мне на руку, ведь «Время Мелфрид» может сделать статью на первой полосе и одними из первых красноречиво сообщить о происшедшем. Но ведь он может и не умереть. Столкновение двух интересов… я не хочу выглядеть глупо, но также не хочу, чтобы Александр погиб.

Пока я соображала, что сделать, речь Александра подошла к концу, он чуть приподнял бокал, со словами «выпьем за это» и стал подносить его к губам. Судорожно соображая и пытаясь перебороть соблазн пустить все на самотек, я крикнула:

— Стойте! — Александр остановился и, пока он и присутствующие не пришли в себя, я взбежала по лесенкам и впилась губами в губы мужчины, сделав при этом так, чтобы бокал упал на пол и разбился. Поначалу поцелуй был чистым актом спасения, но я почувствовала, что мужчина мне отвечает, и что его язык нежно прикоснулся к моему, а руки обвили мою талию и осторожно пробежались по спине, прижав меня совсем вплотную к мужчине. Сердце затрепетало от неизвестных мне эмоций, а в коленях родилась предательская слабость. Мне хотелось, чтобы этот момент длился вечно… Но, сообразив, что я выполнила то, чего добивалась и совсем не собиралась в этот вечер заводить романы, а так же заметив активизировавшиеся вспышки фотоаппаратов, я отстранилась и, окинув взглядом зал, заметила, что люди с открытыми ртами и не пригубленным шампанским пялятся на нас. Усмехнувшись, я в полной тишине спокойно вышла из зала.

Очутившись на улице и вступив в лоно темноты и прохлады, я спустилась к небольшому водоему, расположенному в живописном саду у Октавианского дворца. Да, Катилина, натворила ты дел. Вот что называется, пусти козла в огород. С другой стороны, я всего-навсего поцеловала хозяина выставки, который, судя по реакции, был весьма не прочь. И бог ты мой, как он целуется… Как бы то ни было, у меня есть дела поважней…

— Катилина, — я вздрогнула от неожиданности. В абсолютной тишине сада был слышен даже взмах крыла бабочки, но как подошел мужчина, я не слышала.

— Ох, лучше не спрашивайте, — надевая перчатки, усмехнулась я, — вообще-то я не имею привычки целовать незнакомых мужчин у всех на виду, но это был исключительный случай. Правда.

— Шампанское было отравлено… — присаживаясь рядом со мной, промолвил он.

— Что? Так вы знали?

Он пристально смотрел на водоем и о чем-то размышлял. Его лоб стал морщинистым, а взгляд вновь затуманенным и черным.

— Благодаря тебе знал, — он взвешивал каждое слово, чтобы не сказать лишнего. Я поняла без особых трудностей, что он скрывает вещи куда более серьезные, чем причину, по которой знает об отравленном шампанском.

— Потому что я выбила из ваших рук бокал или потому что… — я осеклась. До конца сама не знаю, как назвать этот проблеск и почему у меня случилось подобное.

— У тебя в первый раз видения? — я не заметила, как он перешел со мной на ты, но не знала, могу ли сама переступить эту грань, чтобы не стать фамильярной. Впрочем, я ему жизнь спасла, думаю, тут не до фамильярностей.

— Я сама до конца не уверена, что это было. Как вспышка. Но откуда ты… — я понимала, что лишние слова ни к чему. Так же, как понимала по выражению лица Александра, что ничего хорошего это не сулит нам обоим.

— Понимаешь…. теперь тебя воспринимают как мою девушку… — казалось, он сменил тему разговора по непонятной мне причине.

— Думаю, это не самое страшное последствие сегодняшнего вечера. Все могло быть гораздо хуже, — ободряюще улыбнулась я, коснувшись его руки.

Вновь это жгучее чувство прострелило мое тело насквозь и отдалось болью во всех мышцах сразу. На этот раз оно сопровождалось сильнейшим головным спазмом, отчего я вскрикнула и согнулась, закрыв лицо руками. Такое чувство, что я смотрела глазами другого человека. Я видела нас, сидящих около водоема, только со спины. Александр обернулся, и, толкнув меня на землю, получил в грудь пару пуль, которые тут же задымились, прожигая плоть человека и заставляя ее плавиться, как от серной кислоты. Запах горящей плоти вызвал непреодолимый приступ тошноты, и меня вырвало на лакированные ботинки Александра. Боже мой. Вырвало наяву… неловко-то как.