Платьев было так много, что Гардения сбилась со счета. Потом начался разговор об аксессуарах. Из соседней с гостиной комнаты приносили шляпы, и месье Ворт сам решал, какая из них подойдет к платьям, которые он создавал для Гардении.
Прошел еще один час, и Гардения уже падала с ног от усталости. Она вспомнила, что ничего, кроме рогаликов и кофе, не ела с самого утра, но никак не могла решиться сообщить об этом тетушке. К ее облегчению, та взглянула на маленькие бриллиантовые часики, пристегнутые к браслету.
— Четыре часа, — объявила она. — Пора пить чай. Я пообещала своей подруге, что заеду к ней. Вам еще нужна мисс Уидон?
— Одно платье уже сейчас будет готово, — сообщил месье Ворт.
Он подал знак одной из помощниц, которая сразу же выбежала из комнаты.
— Вы уже успели что-то сшить за такое короткое время? — У Гардении от удивления перехватило дух.
— Я ни за что не сделал бы этого, если бы не ее светлость, — ответил месье Ворт. — Дамы всегда приходят и начинают требовать невозможного — платье на сегодня, платье на завтра — и я всегда говорю: мадам, бог создавал мир семь дней. Вы же не можете допустить, чтобы я бросал ему вызов.
— Но ведь платье готово, и всего за четыре часа! — воскликнула Гардения, увидев помощницу, направляющуюся к ним с платьем.
— Здесь, полагаю, мы немного схитрили, — объяснил месье Ворт. — Честно говоря, платье было почти готово, но маркиза де Сен-Круа ожидает его только к следующей неделе, а к тому времени мы приготовим ей другое, с некоторыми изменениями, конечно. Я никогда не создаю два совершенно одинаковых платья.
— Спасибо, — поблагодарила его Гардения. — Оно прекрасно, просто прекрасно!
Это платье для дневных выездов действительно было таким, о котором она мечтала: из мягкого бледно-зеленого крепа, расшитое тесьмой и драпированное шифоном. Оно делало ее прозрачной, свежей, как сама весна. Шляпа, которая полагалась к этому платью, была сделана из зеленой соломки в украшена крохотным венком из нарциссов. Весь туалет был простым, он придавал девушке очень юный вид, и у герцогини от восхищения перехватило дух, когда она перевела взгляд с платья на сверкающие глаза и приоткрытые губки Гардении.
— Юность, — с внезапной горечью проговорила герцогиня, — это то, что вы не способны создать, месье Ворт.
Портной взглянул на нее, заметил боль в сильно накрашенных глазах и все понял.
— Не забывайте, мадам, — сказал он, — что французы предпочитают опыт, а он всегда приходит только с годами.
Герцогиня улыбнулась.
— Какой же вы дипломат, месье Ворт, — заметила она, подбирая с дивана свое соболиное манто. — Ну а теперь, если ты готова, Гардения, пора ехать. Думаю, на сегодня хватит магазинов. Завтра тебе надо купить перчатки, сумочки, туфли и еще целую кучу вещей. Сегодня я уже устала, и мы можем спокойно оставить все на усмотрение месье Ворта. — Она встала и протянула ему руку. Он поцеловал ее. — Я пообещала своей племяннице, что вечернее платье будет готово сегодня к семи.
— Все будет сделано, — заверил ее месье Ворт, — и ваше платье для завтрашнего приема тоже будет готово вовремя. Уверяю вас, вы будете довольны.
— Надеюсь, оно произведет фурор, — сказала герцогиня.
— А для мадемуазель Уидон мы приготовим что-нибудь в стиле «юной девушки», — закончил месье Ворт.
— Именно такой стиль я и хотела, — согласилась герцогиня.
Подобно кораблю на всех парусах, она величаво выплыла из комнаты. Гардения последовала за ней, косясь на свое отражение в зеркалах, вся дрожащая, с трудом сознающая, что это юное элегантное создание с тонкой талией и плотно облегающим корсажем — она сама. Внизу, когда они подходили к двери, она остановилась, чтобы пожать руку месье Ворту.
— Спасибо, большое спасибо, месье Ворт, — еще раз повторила Гардения. — Даже не знаю, как выразить вам свою признательность.
— Я просто хочу, чтобы вы всегда оставались такой очаровательной, как платье, которое я отошлю вам, — ответил месье Ворт. Это замечание удивило Гардению, и она с недоумением посмотрела на него. — Париж может испортить человека. Не дайте себя испортить, — пояснил портной. — Помните, одежда, как бы шикарна она ни была, только оболочка. Я не имею возможности переделать или вновь создать самого человека.
Гардения догадалась, что у него были какие-то причины так говорить, к тому же его голос звучал очень тихо, так, чтобы тетушка, уже вышедшая на улицу, не услышала.
— Я запомню, — ответила Гардения, — и еще раз спасибо вам.
— Да поможет вам бог, — тихо пробормотал он вслед Гардении, бросившейся догонять тетушку.
Девушке трудно было объяснить себе, почему последние слова месье Ворта в некоторой степени испортили хорошее настроение, царившее в ее душе с того момента, когда она надела новое платье. Теперь будущее пугало ее. Возможно, приемы не будут такими уж веселыми. Возможно, не так уж легко, как кажется, будет угодить тете Лили, делать то, что та потребует. Гардения не понимала, что угнетало ее. Она только ощущала грусть вместо возбуждения.
В машине тетя Лили откинулась на подушки и прикрыла глаза.
— На самом деле мы никуда не собираемся, — сказала она, — просто я знала, что он никогда не отстанет и мы не сможем отвязаться, если я не сошлюсь на встречу. Жан Ворт полагает, что весь мир вращается вокруг его салона. Он не очень ошибается, но покупка одежды такая утомительная штука.
— Какой же он молодец, что так быстро сделал мне платье, — заметила Гардения.
— Он никогда не может устоять против чего-то нового: нового лица, нового приема, нового состязания — вот образ его мышления, — объяснила герцогиня. — А теперь сядь прямо, Гардения, и оглядись. Ты должна запоминать всех, кто в это время дня прогуливается по Елисейским Полям. Мы поедем медленно, и я хочу, чтобы они увидели тебя.
Герцогиня взяла приделанную сбоку к сиденью переговорную трубку и по-французски приказала шоферу ехать медленнее. По всей видимости, он давно привык к подобным приказам. Они так медленно продвигались вдоль тротуара, что могли разговаривать с прохожими, которым легко удавалось поспевать за машиной. Герцогиня опустила стекло, и вскоре Гардении стало казаться, что она знает всех.
На улице можно было увидеть дам в летних платьях и с кружевными зонтиками. Дамы сидели под деревьями и разговаривали с мужчинами, одетыми в брюки с боковыми складками, которые ввел в моду король Эдуард. Мужчин украшали широкие атласные галстуки, заколотые булавками с драгоценными камнями.
Гардения заметила, что все обращали внимание на ее тетушку, а несколько человек кивнули в знак приветствия, совершенно явно приглашая ее присоединиться к ним.
— Новое лицо в Париже — всегда событие, но я не намерена удовлетворять их любопытство сейчас. Они наперегонки бросятся ко мне в гости завтра вечером.
— У вас приемы каждый вечер? — спросила Гардения, вспомнив замечание экономки.
— Не каждый вечер, — ответила герцогиня. — В начале недели большинство уезжает, поэтому по понедельникам и вторникам я не принимаю, а в среду, пятницу и субботу я всегда рада видеть своих друзей.
— А как сегодня? — спросила Гардения.
— Сегодня я устраиваю ужин для узкого круга, — сообщила герцогиня, — а потом мы отправимся к «Максиму». Но только не ты, моя дорогая девочка. Ты должна будешь лечь спать. Это неподобающее место для юной девушки.
— Как жаль! — воскликнула Гардения. — Я много слышала о «Максиме». Там весело, да и в «Веселой вдове» поют песню об этом ресторане.
— Полагаю, даже в «Веселой вдове» они ясно дали понять, что это не место для девушки.
— Естественно, я не видела оперетту, — сказала Гардения. — Но в газетах печатали ноты, и мама наигрывала музыку оттуда на пианино. Вы помните, как замечательно она играла?
— А ты играешь? — поинтересовалась герцогиня.
— Немного, — ответила Гардения, — но не так хорошо, как мама. Хотите, я поиграю вам?
— Как-нибудь, когда мы будем одни, — поспешно проговорила герцогиня. — В Париже, в противоположность Англии, не интересуются любительскими концертами после ужина.
