— Почему? — удивилась Гардения.

— Ты не поймешь, — ответила герцогиня. — Значит, нам нужно извлечь из этого максимальную выгоду. Но если я разрешу тебе остаться здесь, ты, Гардения, должна дать мне слово делать все в соответствии с моими указаниями. Если я говорю тебе, чтобы ты легла спать в определенное время, ты должна так и поступить. Если я говорю тебе не общаться с какими-то людьми, ты должна подчиниться мне.

— Обязательно, — заверила ее Гардения. — О, тетя Лили, это значит, что вы позволите мне остаться?

— Я не вижу другого пути, — призналась герцогиня и улыбнулась. — Да, девочка моя. Мне приятно, что ты будешь рядом, да и к тому же, хвала господу, хоть ты и молода, ты не настолько красива, чтобы затмить меня!

— Красива! — Гардения откинула голову и засмеялась. — Папа часто говорил, что я никогда не соответствовала своему имени и скорее выглядела как скромный шиповник, из которого делали живые изгороди, или как обычная английская садовая маргаритка, чем как экзотическая гардения.

— Как бы то ни было, — сказала герцогиня, — у тебя есть шансы. Нам придется заняться тобой и посмотреть, что можно сделать. Тебе нельзя так старомодно и неопрятно укладывать волосы, ну а что касается платья — нам придется съездить к Триумфальной арке, в салон знаменитого Ворта.

— Да, платье старое, — согласилась Гардения.

— И тебе нельзя носить черное, ни в коем случае, если ты собираешься здесь оставаться, — продолжала герцогиня. — Этот цвет давит. Ты выглядишь бедной родственницей, а этого достаточно, чтобы мгновенно оттолкнуть от тебя любого мужчину. Нет, Гардения! Уж если я взялась за то, чтобы найти тебе мужа, ты будешь одета и выглядеть так, как тебе подобает — как моя племянница и, без сомнения, из-за того, что у меня нет детей, как моя наследница.

— О, тетя Лили! Мне не следует рассчитывать на это, — запротестовала Гардения.

— Моя дорогая, это не так уж ценно, как кажется, — сказала тетушка. — Я могу быть герцогиней, я могу быть богатой, но в Париже есть масса людей, которые именно по этой причине не проявят особой радости при знакомстве с тобой.

— Но ведь как герцогиня, вы, тетя Лили, должно быть, ужасно важная персона, — проговорила Гардения.

Герцогиня искоса посмотрела на нее, и показалось, будто она хотела что-то сказать, но передумала.

— Мы поговорим с тобой об этом в другое время, — наконец произнесла она. — В настоящий момент нам следует заняться твоей внешностью. В таком виде я даже не могу взять тебя к месье Ворту.

Она дернула за шнурок звонка, который висел рядом с кроватью. Через несколько секунд дверь отворилась, и вошла камеристка.

— Ивонна, — сказала герцогиня, — моя племянница, мадемуазель Гардения, будет жить со мной. Ей понадобятся новые туалеты, модная прическа и масса всяких других вещей. Как только я оденусь, я отвезу ее к Ворту, но в таком виде она ехать не может.

— Нет, мадам, это невозможно! — по-французски ответила камеристка.

— Ивонна, найди для нее что-нибудь, — приказала герцогиня. — Может, какое-то из моих старых платьев, которые я носила, когда была потоньше. Она будет носить их, пока мы не купим новые.

— О, благодарю вас, тетя Лили! — воскликнула Гардения. — Не только за одежду, но и за то, что вы разрешили мне остаться. Не могу передать вам, как это замечательно. Я так боялась, что останусь одна, что у меня никого не будет. Когда мама умерла, я решила, что настал конец света, но теперь у меня есть вы — и жизнь выглядит по-другому.

— Потому что у тебя есть я, — странным голосом повторила герцогиня. Она наклонилась и подставила Гардении щеку для поцелуя. — Благослови тебя господь, девочка моя, я думаю, так или иначе, все наладится.

— Я сделаю все, что вы мне скажете, — заверила ее Гардения, — и надеюсь, смогу хоть немного отблагодарить вас за вашу доброту.

— А, вспомнила, — проговорила герцогиня. — Ивонна, отведи мадемуазель к месье Груазу. Она должна дать ему кое-какие указания. Пожалуйста, объясни ему, что я полностью одобряю ее действия!

— Хорошо, ваша светлость, — ответила камеристка и, шурша платьем, направилась к двери в полной уверенности, что Гардения последует за ней.

Гардения сделала несколько шагов и обернулась.

— Спасибо, большое спасибо, тетя Лили, — сказала она. — До настоящего момента я не понимала, как я боялась, что вы выставите меня.

— Догоняй, детка. Все будет в порядке, — уверила ее герцогиня.

Когда дверь за Гарденией и камеристкой закрылась, герцогиня откинулась на подушки и закрыла глаза.

— Бедная девочка, — прошептала она. — Как я ей смогу все объяснить? Без сомнения, она рано или поздно сама все узнает.

А тем временем окрыленная Гардения спустилась за камеристкой в холл, где прошлым вечером с ней произошли такие позорные вещи. Когда они проходили мимо большой гостиной, там убиралась целая армия слуг. Занялись также и лестницей, оттирая щетками ковер, на котором остались пятна от еды и выпивки. Слуги в халатах полировали мрамор, и Гардения увидела, что в ведрах, в которые они стряхивали пыль, лежали осколки хрустального канделябра.

Странно, подумала она, что у тети Лили такие бурные приемы, но, как она объясняла сама себе вчера ночью, французы очень эмоциональны, они не такие чопорные и солидные, как англичане.

Ивонна провела ее через холл к комнате, расположенной напротив той, куда вчера ее отнес лорд Харткорт. Камеристка постучала. В ответ раздалось «Войдите!», Ивонна открыла дверь, и Гардения увидела седого мужчину средних лет, сидящего за огромным столом, заваленным бумагами.

Ивонна передала указания герцогини и представила Гардению месье Груазу, но говорила она слишком быстро, так что Гардения почти половину не поняла.

Месье Груаз встал из-за стола и протянул руку.

— Рад вас видеть, мадемуазель, — начал он по-французски, а потом продолжил на плохом английском: — Камеристка объяснил, что вы иметь то, что вы хотеть делать, и это одобрять ее светлостью.

— Несколько счетов, которые надо оплатить, — объяснила Гардения, чувствуя себя несколько неловко. Она вытащила из кармана черной юбки листок бумаги. — Боюсь, их слишком много, — проговорила она.

— Напротив, — возразил месье Груаз, — очень маленький список. Вы совсем уверен, что включить всех?

— Не думаю, что кого-то пропустила, — ответила Гардения, — но, если я что-то вспомню, можно я сообщу вам попозже?

— Конечно, мадемуазель, — сказал он. — К вашим услугам. Чеки быть отослан сегодня. Этим людям будет послан почтовый перевод, по которому им платить деньги в ближний почте. Им это облегчит дело, не правда ли?

— Действительно, так будет лучше, — согласилась Гардения. — Я вам крайне признательна.

— Рад быть вам польза, мадемуазель, — ответил он.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила Гардения.

Ивонна ожидала Гардению, стоя около двери в холле. Гардения вышла к ней.

— Теперь мы поднимемся наверх, мадемуазель, — сказала камеристка.

Но в этот момент лакей распахнул входную дверь, и Гардения услышана знакомый голос:

— Ее светлость дома? Передайте ей, пожалуйста, что ее спрашивают лорд Харткорт и господин Бертрам Каннингэм.

— Ее светлости ни для кого нет дома, — по-французски ответил лакей.

Через открытую дверь Гардения увидела стоявшего на ступеньках лорда Харткорта и, догадавшись, что он уже успел заметить ее, поняла, что ей ничего не остается, как выйти к нему навстречу и поприветствовать. Охваченная смущением, порозовев от волнения, она повернулась к нему и протянула руку.

— Доброе утро, лорд Харткорт, — сказала она. — Я должна поблагодарить вас за то, что вы вчера были так добры ко мне.

— Надеюсь, сегодня вы хорошо себя чувствуете, — проговорил лорд Харткорт, снимая шляпу. — Должно быть, вы очень устали после путешествия.

— Я действительно чувствовала себя очень уставшей, — призналась Гардения.

— Неудивительно, — вмешался чей-то голос, и она взглянула на сопровождавшего лорда Харткорта мужчину.