ТОК715 проверив все свои встроенные и конторольные системы, просто отключилась, впав в кибернетический заторможенный сон. Введя себя в состояние спящего режима. Это можно было назвать тоже в некоторой степени сном. Но сном самих машин.

Машина могла и не спать, причем годами бодрствуя и ведя свою запрограммированную в центральном ее процессоре работу.

Но ее попросил спать человек. Очень добрый по отношению к машине так похожей тоже на человека. И она, подчинилась его просьбе и сделала так, как заложено, было в ее разведывательной познавательной и поисковой самим хозяином программе.

06 мая 2032 года.

Восточная Сибирь.

Бывший Красноярск.

Территория Скайнет.

Лагерь S9А80GB18 «TANTURIOS».

Левый берег. Цитадель А.

Медицинский центр Х50.

Сектор В-12.

04:50 ночи.

— Алексей, тебе знакомы такие слова, Красноярские столбы — спросил Белов Андрей.

Он, чуть приподняв свою мокрую от жара и в испарине голову больного раком и умирающего постепенно человека. Терпящего внутри боль, посмотрел пристально в глаза Егорову Алексею и продолжил — Бобровый лог, Казачья горка, Парк «Роев ручей», Краеведческий музей, Театр «Оперы и балета», Академгородок? — спросил как бы, между прочим, в разговоре с соседом по палате Белов Андрей. Перечисляя то, что Алексей просто не мог знать.

Алексей, недоумевая на больного солдата Белова Андрея, смотрел своими широко открытыми вопросительными мальчишескими синими глазами.

— Ты и не можешь этого знать, Алешка. Просто не можешь — как бы сам за него отвечая, произнес Егорову Алексею Белов Андрей — Ты родился уже в эпоху истребления, в эпоху самой ядерной войны. Как многие твоего приблизительного возраста. Вы дети ядерной войны. И вы невидели своей страны до ядерного удара. А ты, Алешка, даже не видел своего Красноярска. От него ничегошеньки совершенно не осталось, как и от всех окресностей и от всех в нашей стране городов по обе стороны Урала. Даже села от Красноярска в сторону такого же стертого города Дивногрска все повымерли и исчезли. И теперь даже карт не найдешь с этими всеми обозначениями. Ничего уже нет. Ничего. Что бы напоминало о городе Красноярск, как о городе Новосибирск, Вдаливосток и Уссурийск. Ничего…

Он смотрел на ошеломленного услышанным Алексея, и отвернувшись и уставившись пристально вверх в белый из пластика потолок больничной палаты, продолжил — Даже здесь, где мы с тобой находимся. Там, где сейчас пять бетонных мостов, соединяющих эту базу Скайнет на двух берегах, были острова.

Он снова, посмотрел на удивленного Алексея.

— Остров Татышева. Знаешь такой? — спросил Белов Андрей — Он как раз, почти под нами. Там под теми пятью мостами. Там, когда-то стояли спортивные стадионы. И вообще, были городские парки отдыха и спорплощадки.

Белов Андрей отвернул в сторону голову и произнес — Теперь ничего этого уже лет двадцать нет. Все исчезло, словно не было. Доигрались дяденьки в войну. Эта водородная мегатонная ракета разнесла и перепахала и перемолотила здесь все в радиактивную пыль и стерла тех, кто тут еще все помнил и жил. Две тысячи девятый год Алешка. Будь он проклят, этот чертов год. Если бы достать сейчас карту местности, то ты бы много узнал о том городе, который тут лет двадцать назад стоял. Водордная ракета изменила своим ударом даже местность. Ударной волной, вырвав целые котлованы по сторонам от самого города. Это уже сам Скайнет отблагоустроил все здесь, где теперь нет ничего, что напоминало бы хоть как то об этой местности.

— А вы, дядя Андрей — произнес Алексей — Вы как оказались в плену?

Он стал его так называть потому, что так захотел сам рассказчик и сосед его по палате Белов Андрей. Он запретил ему называть себя пленным. За столько лет, здесь проведенных, это слово ему осточертело. И он не хотел, чтобы Алексей стал звать сейчас и здесь в больнице блока Х50 его военнопленным, равно как и себя. Он также не захотел, чтобы Алексей стал называть его по званию, товарищ полковник, как все пленные в блоке Х19. Он просто так захотел, потому, что Алешка как он сам стал его звать, словно родной отец и Алексей больше походил теперь на просто мальчишку. И тянул скорее на сына. Молодого двадцатилетнего мальчишку, а не бойца лесного ракетного сопротивления.

Они познакомились, когда Алексей сам зашел к нему из простого любопытства. Ему надо было хоть с кем-то здесь общаться. Ему было здесь одиноко, если не заглядывала долго Юлия. Робот врач, поставивший Алексея после тяжелой контузии на ноги, хотя еще не целиком. Правое его ухо так толком не слышало. И иногда подергивалось мальчишеское лицо, и левый, слезясь глаз. Юлия сказала, что этот тик пройдет, как и иногда возникающие в мышцах судороги. Особенно тянуло ноги Алексея. И он заходился в диком стоне, пока Юлия колола обезболивающее. И еще какие-то уколы для регенации тканей и улучшения кровообращения в оргнанизме. Название на ампулах было «Тантауол». Причем на русском.

Он даже не знал, что его тогда оглоушило, но вот, последстия еще оставались. И появился сосед по больничной палате. И иногда сюда к нему заглядывали маленькие, вырвавшиеся из-под надзора воспитателей из совмещенного с больцей в блоке Х50 детского садика. Розовощекие от трех до пяти лет упитанные и полненькие писклявые малыши время от времени заглядывали в его палату, а тут появился еще и больной раком сосед. Причем не простой сосед, как сказала ему Юлия. Военный тоже и ценный для Скайнет. И Алексею было интересно, что да как? И он зашел в палату к соседу. И они вот так и познакомились.

Белов Андрей не ответил Алексею на вопрос о его плене, но продолжил дальше.

— Я не знаю, как дальше жить, Алешка — произнес ему Белов Андрей — Я видел и жил в самой красивой и счастливой стране на свете. И работал на нее в разведке еще до войны. И вот, я теперь здесь и болею. Я медленно, но верно умираю, Алешка. Просто умираю. Но, не жалею ни о чем. Я жил когда-то в счастливой стране, пока ее не угробили.

Я ее помню еще с самого своего детства. С самых шестидесятых лет. Когда был, еще, таким как те вон бегающие по коридорам нашей тюремной больницы карапузом. Помню, как учился и где жил. И как работал. Помню, самые счастливые периоды своей жизни и года моей страны. Семидеятые и восьмидесятые. Потом девяностые, когда я шпионил за рубежом для КГБ в Америке за океаном. Это были как раз Горбачевские времена.

Алексей слушал в полной тишине рассказ Белова Андрея, развесив уши как некую красивую и жутко интересную сказку. Сказку о том, что он не видел никогда в жизни и не увидит, но будет хотя бы знать. В положении Алексея весь этот рассказ, что он слышал от пленного военного солдата, можно было принять за бред умирающего больного. Если бы это не было горькой правдой.

— Гребанный, Горби — произнес Андрей Белов и замолчал, глядя в потолок своей белой больничной ночной палаты.

— Кто такой, Горби? — спросил его Алексей, вообще мало чего из услышанного понимая.

— Горби, Рейган, Буш — Андрей добавил и перевел взгляд больного раком пленного офицера Советской разведки на сидящего на стуле рядом у его постели Алексея.

Андрей замолчал и только смотрел на Алексея, а потом произнес — Вот к чему все пришло и закончилось чем Алешка. У тебя отняли все. Отняли страну и отняли целый мир. Просто отняли у всех. И привели на грань войны, и она случилась. Только не так как планировали все власть имущие по обе стороны океанов. Не так как они сами, даже того хотели. Он обманул их всех.

— Кто обманул? — спросил удивленно Алексей.

— Скайнет — произнес Андрей — Он провел всех вокруг своего пальца и всех поимел. И в первую очередь всех власть имущих, которые хотели обогатится. И все время жаждали войны и обогащинеия. Которым все было мало. Они все время развязывали войны по всему свету. И эти войны не прекращались, а только нарастали. Миллиардеры и хапуги грабили все кругом. Приведя все к упадку. Они и угробили мою и твою страну Алешка. Разворовали все, но что получили?