Глава 22

Как оказалось впоследствии, несколько безмятежных часов в доме Эрика, проведенных мною в одиночестве и покое, пока он ездил за матерью, были единственным временем, когда я была предоставлена самой себе. Впереди меня ждал абсолютно другой ритм жизни.

Эрик бросил меня на ступенях дома наедине с мамочкой и ее невообразимым, неподъемным багажом, который мне предстояло самостоятельно затаскивать в дом под аккомпанемент нескончаемых жалоб пожилой дамы. Но я широко улыбнулась Эльспет и напомнила себе вполголоса: «Семьдесят тысяч долларов!»

— Осторожнее, — громко командовала она, — в той коробке у меня маленький бюст работы Родена!

Разумеется, ее ни капли не волновало, что я чуть не сломала ногу, оступившись на лестнице под тяжестью этой статуи.

Когда же я наконец одна-одинешенька перетаскала все тяжести в комнату для гостей, она рухнула на диван и нагло заявила, что чудовищно устала от всего этого. Она, а не я! Что ж, урезонивала я себя, в конце концов, женщина неизлечимо больна, надо проявить терпение. И я чуть ли не на руках отнесла ее наверх, в комнату, — миссис Нордофф желала видеть свои новые покои. Чего же мне стоило сохранить любезное выражение лица, когда она заявила, что ее не устраивает вид из окна («слишком много океана», как она выразилась), и мне пришлось отвести ее обратно на первый этаж! Ладно бы только ее, но мне велено было перенести всю небольшую, но почему-то весьма увесистую коллекцию картин, которые гостья привезла с собой, в другую часть дома!

Пришло время ланча. Вопреки обещанию Эрика, что любимый повар Эльспет из «Беверли-Уилшира» станет самолично готовить ей еду, которую будут привозить к нам на мотоцикле, старушка захотела перекусить простым домашним бутербродом.

— Простой маленький сэндвич, с яйцом и майонезом, — так она выразилась.

Что ж, это звучало не так уж и сложно. Я сварила яйцо — это был предел моих кулинарных способностей — и тут только заметила, что как раз майонеза-то у нас и нет.

— А ничего, если я сделаю вам бутерброд с яйцом, листиком салата, но без майонеза? — любезно спросила я.

— Даже речи быть не может, — последовал ответ.

Итак, я села в машину и поехала в ближайший супермаркет. На самом деле вряд ли его можно было назвать «ближайшим», потому что я плохо знала район, в котором жил Эрик, и мне пришлось проехать полпути до Сан-Франциско, прежде чем я нашла магазин, в котором помимо «настоящих американских» сувениров и купальников продавалась еще и еда. Когда я вернулась, Эльспет капризно сказала, что меня только за смертью посылать. Действительно, подумала я, что может быть проще, чем найти супермаркет, в котором продается ее любимый «домашний» майонез под названием «Волшебная легкость» с пониженным содержанием жира? Вареное яйцо к этому времени, разумеется, остыло, а Эльспет предупреждала меня, что оно должно быть обязательно теплым. Я сварила другое яйцо и яростно растерла его с майонезом — представляя себе, что это не яйцо, а ее череп.

— Хлеб не тот, — вот все, что я услышала, когда с лучезарной улыбкой подала Эльспет аккуратненькие сэндвичи со срезанной хлебной корочкой, тоненькие, украшенные маленькими листиками салата.

— Эрик специально для вас покупал этот хлеб, — заметила я. — Он сказал, вы предпочитаете зерновой.

— Да, но не с яйцом, — объяснила гостья. — Эти бутерброды надо делать с белым хлебом.

— Понятно.

Я подхватила тарелку и покорно отправилась на кухню.

— Старая карга говорит, что этот хлеб слишком черен, — пожаловалась я холодильнику.

— С кем это ты разговариваешь? — донеслось с противоположного конца дома.

Я отметила про себя, что впредь надо быть начеку — слух у Эльспет значительно лучше, чем я предполагала.

— Ни с кем, — крикнула я, — просто порезалась разделочным ножом!

— Смотри, чтобы кровь не попала на бутерброд! — донеслось в ответ.

И это было только начало. В тот день до самого вечера Эльспет вела себя, как девочка из сказки про трех медведей, только привередничала в два раза больше и не по-детски. Чай оказался слишком горячим. Потом слишком холодным. Потом слишком теплым… В спальне, на которой она наконец остановила свой выбор (и куда я на собственном горбу в очередной раз перетащила ее вещи), гостье сначала показалось слишком темно, потом — после того как я собственноручно отцепила крючок за крючком шторы, оставив только тюль, — слишком светло. Подушки были слишком мягкими, а постель — слишком жесткой.

— Удивляюсь, зачем я вообще приехала? — сказала старуха, в то время как я взбивала ей подушки.

— И зачем? — спросила я не без скрытого ехидства.

— Хотела побыть с сыном, хоть немного. И узнать поближе тебя, — добавила она с удивительно обезоруживающей улыбкой. — Надеюсь, утром я буду чувствовать себя лучше. Трудно приспособиться к жизни в незнакомом доме. Ах, если бы только Эрик был здесь!

Да, хорошо бы, подумала я. Хотя теперь я начала догадываться, почему он свинтил на две недели. Я кивнула, всем своим видом выражая сочувствие Эльспет, — в конце концов, за это мне и платили — и протянула ей стакан воды, теплой, «не выше и не ниже тридцати двух градусов», как и было велено. Только потом я смогла наконец отправиться в «свою» комнату. Я ведь тоже впервые ночевала в этом доме. Ладно, сказала я себе, это ведь только на пару недель. Потом Эрик вернется, а я притворюсь, что мне надо в Англию к родителям. Ну и, в конце концов, я же не бессердечная тварь: сделаю все, что от меня зависит, чтобы скрасить последние недели жизни Эльспет Нордофф.

А в это время, на другом конце города, Брэнди тоже укладывалась спать в незнакомом месте. Ее первая встреча с личным врачом в клинике Святого Экспедитора в Санта-Монике была назначена на следующее утро. А пока что первый же осмотревший ее врач решил, что будет очень хорошо, если ночь перед консультацией она проведет в клинике. Выглядела она действительно ужасно — после посещения бесплатной клиники, где ей грубо вынесли приговор, она ничего не ела и почти не спала.

Но когда Брэнди позвонила мне из клиники, прямо из своей отдельной палаты с видом на океан, ее голос дрожал от возбуждения, и я поняла, что она вняла наконец словам Георгины.

— Я решила, что так просто не сдамся, — радостно сообщила мне Брэнди, — я прямо чувствую, как мне уже становится лучше!

— Возможно, это на самом деле так. Как-никак, ты выбралась наконец из нашего мерзкого дома, а там даже я чувствовала себя больной. Как тебя кормят?

— На ужин дали обалденный салат из морепродуктов, — сказала Брэнди, — давно я не ела с таким удовольствием. А ты как?

— Я съела сэндвич с яйцом и черным хлебом.

— Что-то не очень соблазнительно звучит. Я думала, у Эрика есть собственный повар.

— Есть. Я. А настоящий повар сбежал еще вчера — и правильно сделал.

— А ты сегодня еще не звонила Джо?

— Нет.

— Он привез меня в клинику и сидел здесь со мной, пока его не выгнали, чтобы я могла поспать. Мне показалось, что он не хочет возвращаться домой один.

— С радостью пригласила бы его сюда, но боюсь, на Эльспет его мини-юбочки произведут слишком сильное впечатление.

— Как она тебе?

— Сложный человек. Знаешь, учитывая, что я вроде как ее будущая невестка, она ведет себя странно. Обращается со мной хуже, чем с прислугой в «Билтморе». Мне приходится все время напоминать себе, что она больна. Представляешь, старуха заставила меня достать градусник и на полном серьезе измерить температуру воды в ее стакане!

— Здесь у меня тоже спросили, какую температуру питьевой воды я предпочитаю.

— В следующий раз спросят, хочешь ли ты, чтобы она была мокрая, — вздохнула я.

— Когда ты сможешь приехать сюда посмотреть, на что уходят деньги, которые ты зарабатываешь с таким трудом?

— Не знаю. Когда Ее Величество соизволит меня отпустить. Она не хочет, чтобы ее оставляли дома одну.