Воскресную школу я, честно говоря, просто терпеть не могла. Занятия там вели страшные, бородатые, до ужаса похожие на ведьм старухи. Они были настолько противными, что их, по всей видимости, не подпускали даже к тому сборищу нечистой силы, которое представлял собой преподавательский коллектив начальной школы, куда ходили мы с Колином. Сами воскресные занятия были еще скучнее, чем те проповеди, которые приходилось слушать вместе со взрослыми непосредственно в церкви. Даже яркие открытки с изображением библейских сюжетов, которые раздавали нам в конце каждого занятия, не могли убедить меня в том, что очередное воскресное утро я потратила не зря. То ли дело моя лучшая подруга Сиана — по воскресеньям родители водили ее в бассейн.
«Когда-нибудь, дочка, ты еще скажешь нам спасибо за эти уроки», — не раз говорила мне мама.
Тогда, в начале восьмидесятых, я лишь презрительно фыркала, слушая эти, как мне казалось, дурацкие прогнозы. Но теперь, двадцать лет спустя, я была вынуждена признать, что воскресная школа, по крайней мере, оставила в моей голове хотя бы общее представление о библейской истории и вполне четко сформированный список святых, которым нужно молиться в случае тех или иных неприятностей. Едва прочитав, что клиника, где лучше всего в мире лечат рак, названа в честь моего любимого святого, я сразу поняла, что это знак свыше.
В XIX веке католическая община Нового Орлеана собрала некоторую сумму на покупку в Риме церковных статуй. В первой же партии гипсовых скульптур, полученных из Италии, была обнаружена фигура молодого человека в форме римского центуриона. Одной ногой он попирал какую-то птицу; некоторые считали, что это голубь, но она с таким же успехом могла относиться и к любому другому отряду пернатых. В руке этот воин сжимал древко знамени, на котором было выведено слово «hodie», что по-латыни значит «сегодня». Никто из местных священников не знал имени этого святого воина, бравого и красивого. Никто и понятия не имел, за что его причислили к лику святых. На ящике, в котором эту статую доставили в собор, среди прочего было крупно написано слово «экспедитор». Так за этой статуей и закрепилось имя Святого Экспедитора.
Святой Экспедитор вскоре стал очень популярен: у него появилась слава святого, который исполняет желания и являет чудеса, не откладывая это дело в долгий ящик. Если чудо требовалось «hodie», то обращаться следовало именно к нему. Уж кто-кто, а Святой Экспедитор не испытывал веру и долготерпение людей, моливших его о чуде. В общем, все были довольны до тех пор, пока на адрес руководства церковной общины не поступило письмо из Ватикана: «Насколько нам стало известно, в вашем приходе совершаются молитвы, адресованные некоему Святому Экспедитору, — говорилось в послании. — Такого святого в папских списках нет, равно как и нет такого имени в святцах». Выяснилось, что слово «экспедитор» обозначало итальянского перевозчика.
В послании также содержалось распоряжение немедленно убрать из храма статую самозванца. Но к тому времени этот не скупившийся на чудеса святой успел сделать столько добрых дел, что прихожане попросту взбунтовались. В итоге Ватикан был вынужден оставить римского легионера в покое, и с тех пор на Святого Экспедитора никто не покушался.
В последний раз, когда я молилась этому святому накануне свадьбы Мэри, он не внял моим просьбам. Тем не менее я решила сделать еще одну попытку. В ближайшей лавке старьевщика я нашла открытку с изображением Святого Экспедитора, и мы с Джо, дождавшись момента, когда Брэнди все-таки заставит себя выйти из дому и прогуляться по берегу океана, встали на колени перед открыткой с изображением Экспедитора.
— Яви нам чудо, нам срочно нужна твоя помощь, — попросили мы.
После этого мы сели и стали ждать.
Глава 21
Я отработала очередную смену в «Ледибойз» и ждала Антонио, который обещал подбросить меня домой. Я ждала, пока он закроет кассы и пересчитает выручку, и курила мерзкую ментоловую сигарету, которую стрельнула у Аталанты. Глядя на пачки банкнот в несколько дюймов толщиной, я все думала, как бы попросить у Антонио дать мне в долг. Я даже не знала, сколько именно денег потребуется для лечения Брэнди в клинике Святого Экспедитора, но догадывалась, что сумма будет немалой. Кстати, если уж вообще брать в долг у Антонио, делать это надо именно сейчас. Дела клуба шли хорошо как никогда. «Ледибойз» вдруг стал модным местом среди голливудской «золотой» молодежи, а уж эти ребята умели прожигать деньги. В буквальном смысле слова: я своими глазами видела, как один парень прикуривал сигарету от стодолларовой купюры.
Брэнди уже назначили дату, когда ей следовало лечь в больницу на операцию по удалению опухоли и, по всей видимости, правой груди целиком. За последние две недели она превратилась в бледную тень себя самой. От той Брэнди, которую я знала, — веселой, жизнерадостной, уверенной в себе, — не осталось и следа. Она стала похожа на привидение, потому что ничего не ела. Вообще-то врачи посоветовали ей питаться перед операцией как следует, но ей было не до того. Я притащила Брэнди целую груду видеокассет с программами о том, как заставить себя взглянуть на жизнь под другим углом и найти силы бороться с бедой. Но Брэнди к ним даже не прикоснулась.
— Похоже, она уже сдалась, — шепотом сказал мне Джо.
Поначалу я пыталась отвлечь подругу от грустных мыслей всякой болтовней. Вскоре стало понятно, что это не помогает. Когда Ричард бросил меня, я не верила никому, кто говорил мне, что со временем боль утраты утихнет. Брэнди точно так же не верила в то, что у ее истории может быть счастливый конец.
— Ты хоть сама себя слышишь? Неужели ты думаешь, что меня это может утешить? — оборвала меня как-то Брэнди, когда я цитировала ей ту самую статью из журнала, где Шерри Либерти говорила, что рак груди изменил ее жизнь к лучшему.
Как-то вечером к нам в гости заехала одна женщина, у которой лет десять назад тоже обнаружили рак груди. Ее к нам направила медсестра из больницы, где должны были оперировать Брэнди. Звали эту милую женщину Георгина. Мы предложили ей чай, и она стала рассказывать о своей жизни. Брэнди выслушала все, что касалось сердечных дел нашей гостьи, но наотрез отказалась участвовать в обсуждении ее здоровья. Более того, очень скоро Брэнди ушла к себе, сославшись на усталость, и мне пришлось выслушивать советы Георгины в одиночестве.
— Если врач говорит тебе, что в девяноста девяти случаях из ста эта болезнь оказывается смертельной, нужно обязательно поверить в то, что ты попадешь в тот самый единственный процент выживающих. Как только мне сообщили диагноз, я сразу же сказала себе, что у меня все будет не так, как у других. Мне в жизни еще было чем заняться. И за те полгода, что оставались у меня до мастэктомии, мне с этими делами было никак не управиться.
Георгина говорила обо всем этом с уверенностью в собственной правоте — как проповедник. Я выслушала долгий и подробный рассказ о пути, пройденном ею от порога смерти до порога нашего дома. Я узнала, что, среди прочего, она недавно участвовала в благотворительном забеге в пользу больных раком. Пробежать ей пришлось целых пять километров. При всем желании помочь Брэнди я просто физически не смогла бы преодолеть такое расстояние бегом, пусть даже за мной по пятам гнался бы лев.
— Внутренний настрой имеет не меньшее значение, чем лекарства, — веско сказала Георгина. — Все дело в ПОПе.
— Позитивном отношении к проблеме? — осторожно предположила я.
Кстати, в свое время этот девиз Брэнди написала на стикере и прилепила к зеркалу в ванной.
— У меня такое ощущение, что ваша подруга не хочет бороться с болезнью, — высказала Георгина свое мнение.
Когда она ушла, я решила поговорить с Брэнди всерьез.
— А какой смысл бороться? — сказала подруга. — Борись не борись, грудь уже все равно отрежут. Предположим, опухоль дальше не пойдет, но мне-то что с того? Какой смысл жить дальше, если я не смогу заниматься любимой работой?
