Некоторое время стояла тишина. В стройных пиниях прошелестел ветерок. С моря долетали ритмичные выкрики легионеров, по команде передвигавших тяжелые грузы: они ремонтировали пристань, разоренную завоевателями и опустошенную оборонявшимися. Консул Марцелл сделал несколько шагов, его кольчуга тихонько позвякивала; вернувшись на прежнее место, он неожиданно опустился на сиденье из слоновой кости - знак того, что он приступил к своим служебным обязанностям: уже никаких шуток, любезностей, никакого разговора на равных.
- Архимед, - холодно заговорил консул, - ты обвиняешься в том, что в боях за Сиракузы нанес нам огромный ущерб, что своими изобретениями способствовал двукратному продлению осады, чем сорвал всю нашу кампанию на Сицилии. Что скажешь в свою защиту?
- Это вопиющая бессмыслица! - вскричал Архимед. - Никогда у меня не было ни единого военного изобретения! Ни плоскость, ни периметр круга не имеют никакого отношения к войне! Я человек сугубо штатский!
- Гм, - хмыкнул Марцелл. - Тогда послушай, сугубо штатский человек. Камнемет, который потопил наш корабль, основан на твоей теории рычагов. Устройство, которое спалило наши триеры и погубило их команды, построено на твоей теории отражения тепловых лучей сферическими зеркалами. Твои это теории или нет?
- Мои, - согласился Архимед. - Но я ни разу не взошел на укрепления и военных машин в глаза не видал. Я не несу ответственности за то, что кто-то прочитал несколько научно-популярных статей о моих открытиях и потом использовал их для создания смертоносных механизмов.
- Ты в этом убежден? - задумчиво произнес Марцелл.
- В чем? - несколько неуверенно переспросил ученый.
- Что не несешь за это ответственность.
- Разумеется! - воскликнул Архимед. - Мои открытия - всеобщее достояние! Каждый может их использовать как ему вздумается!
- Гм... И в целях убийства?
- Это же демагогия! - возмутился Архимед.
- Ты что-нибудь предпринял против того, чтобы твои мысли, твои теоретические открытия использовались для убийства людей?
- О боги, да разве я мог?! - с горечью возразил ученый. - Я же частное лицо! Любитель! Штатский человек! На военные операции я не оказывал ни малейшего влияния. Просто обдумываю проблемы математики и физики. Ни о чем ином меня никто никогда не спрашивал!
- Твои теоретические раздумья, - сказал Марцелл, - стоили мне четырех боевых кораблей. И будут стоить сорока тысяч голосов во время ближайших выборов. Этого не пиши, - повернулся он к трибуну. Затем встал. Жестом подозвал Архимеда и, взяв его за локоть, отвел в отдаленный угол сада, где они оказались одни.
- Чем ты сейчас занимаешься? - как бы между прочим спросил он ученого.
- Квадратурой параболы, эллипсоидом, вращающимся параболоидом и тому подобными вещами, - ответил Архимед.
- Гм, - снова хмыкнул консул и откашлялся. - У меня к тебе предложение.
- Какое?
- Видишь ли, - рассудительно заговорил Марцелл, - ты заварил такую кашу, какой свет не видывал, но я знаю, как вытащить тебя из беды. - Ученый молчал, а dux classis продолжал: - В гражданской жизни я инженер. В Риме у меня хорошо налаженное предприятие. Что-то вроде проектной конторы. Мы строим дома, мосты, цирки и тому подобное. Ничего военного. Там работает человек сорок, в большинстве - греки. Умные головы. Сейчас, понимаешь, проформы ради, я возьму тебя в плен, по возвращении в Рим ты примешь участие - правда, в оковах, уж прости меня, - в моем триумфальном шествии по городу, а потом получишь прилично оплачиваемое место на моем предприятии.
- И буду делать статистические расчеты мостовых опор или конюшен для гладиаторов?
- Нет! Напротив! Или ты не понял? Будешь по-прежнему заниматься фундаментальными исследованиями! Под маркой моей конторы, но совершенно свободно!
- Я предпочел бы продолжить свои опыты здесь, в Сиракузах, - упрямо стоял на своем Архимед.
- Но здесь ты останешься никому не известным дилетантом, - злобно прошипел Марцелл. - Через несколько лет о тебе никто и не вспомнит! В Риме же ты получишь известность, твои открытия облетят весь мир!
- И их повсюду будут использовать в военных целях? - тихо спросил Архимед.
- Гм, - вновь задумался Марцелл. - Когда ты создавал "Эфод", сколько уравнений пришлось тебе перерешать?
- Около тридцати тысяч.
- Вот видишь! У меня тебе не придется даже пальцем шевельнуть! Придешь с идеей - и мои люди произведут за тебя все механические действия.
- Как машины, - отрешенно проговорил Архимед.
- Вот именно! - подтвердил Марцелл, довольный, что наконец-то они поняли друг друга. - Согласен?
- Ни в коем случае! Чепуха все это!
- Почему? - удивился Марцелл.
- Не знаю, - задумчиво сказал Архимед. - Нигде на свете нет такого хорошего сыра и козьего молока, как в Сиракузах...
"Безумный! - мелькнуло в голове консула. - Безумен, как все гении".
Он резко повернулся и, подойдя к трибуну и ликторам, уселся на сиденье из слоновой кости.
- Хочешь еще что-нибудь добавить, Архимед? - спросил он голосом, от которого ласточки, услышь они его, попадали бы мертвыми в перистиль.
- Да, - отвечал Архимед. - Я хотел бы сделать заявление.
- Слушаем, - Марцелл кивнул трибуну.
- В отношении наших укреплений и тех машин... я несколько изменил свою точку зрения.
- В каком смысле?
- Считаю себя ответственным.
Трибун царапал дощечку. Марцелл склонился к арестованному:
- Послушай, Архимед, не сходи с ума. Не все еще потеряно. Выбирай слова. Мое предложение остается в силе.
- Нет-нет... В известной мере я все же в ответе за те машины. Я даже рад, что они сконструированы на основе моих открытий и без них не смогли бы появиться на свет.
- Рад? Ты понимаешь, что говоришь?
- Ведь иначе мы и впрямь не продержались бы целых два года!
Марцелл жестом остановил записывающего трибуна и, придвинувшись к коллеге, глядя на него в упор, спросил:
- Ты настаиваешь на сказанном? Подумай немного, Архимед! Несчастный, это будет непоправимый прецедент в истории! Ученый, который открыто объявляет, что смертоносные машины берут начало в его теоретической идее! Такого еще не бывало! Ты готов нести за это ответственность?!
