– Ты все обо мне знаешь, Сережа… – усмехнулся Лешка. – И не гэбэшник.

– Зачем мне знать все, – пожал плечами Сережа и наполнил рюмки по новой. – Я знаю лишь то, что мне нужно.

– Для чего – нужно?

– Для моей специальности, для чего ж еще.

– А кто ты по специальности? – спросил Лешка.

– По специальности я – специалист. Давай, вздрогнули.

Они «вздрогнули», Сережа влил в себя виски, как воду, а Лешка, поморщившись, попытался уточнить:

– Какого профиля – специалист?

– Широкого, Леша.

– И по табуреточной части – тоже? – пьяновато прищурившись a la Клинт Иствуд (а он слегка был на него похож, многие бабы подмечали), спросил Лешка, – В смысле, вышибаешь из-под?..

– Кусаешься, – усмехнулся Сережа. – А ведь там, в подворотне, я если и вышиб, то отнюдь не табуретку. И уж точно, не из-под тебя.

– Я бы и сам, может справился, – буркнул Лешка, понимая, что это ненужная дешевая бравада и что Сережа это тоже понимает (и злясь на него и на себя за это).

– Вряд ли, – отреагировал Сережа. – У одного был кастет в кулаке зажат, у другого – цепь на руку намотана, а у третьего, извиняюсь, огрызок бейсбольной биты.

Лешка помолчал. А потом спросил:

– Они… живы?

– Вполне. Обездвижены минут на тридцать-сорок. Но живы. И даже почти здоровы, – он поколебался секунду, – ну… не калеки.

Лешка опять помолчал, а потом:

– Кто ж ты такой, Сережа? И почему… Почему Танька так тебя испугалась? Да и я тоже… там, в 62-й… И что ты там вообще делал, в ритуальном зале, когда Валерку провожали?

– Ну мало ли что женщине может померещиться – может, она подумала, что это я тебя так разукрасил и… пришел продолжать, – Сережа усмехнулся. – Ты тогда в больнице в миноре был, да и поддал накануне… А кто я такой? Видишь ли, Алеша… – он опять усмехнулся, но уже по-другому, – помнишь, как в «Адьютанте его Превосходительства»: «Пал Андреич, вы шпион? – В и д и ш ь л и, Юра…»

Лешка рассмеялся. Сережа тоже хохотнул. А потом продолжил, уже без смеха:

– Ты хорошую песенку сочинил, Леша, и хорошо ее спел, мне понравилось… Да-да, я был в зале. Главнефть по проволоке ходила… Видишь ли Ю р а, все мы в том или ином смысле ходим по проволоке. И ты вот сейчас идешь по такой проволоке, по которой… ходить без страховочной сетки, или тросика – стремно. Вот я и есть твоя «сетка», твой «тросик» – твоя страховка… На данный момент. Понял?

– Понял, – подумав секунду, сказал Лешка. – А кто мне эту страховку подарил? Ну да, ответа, конечно, не будет, да, Сережа? Опять неправильный вопрос…

– Ну почему же, – пожал плечами Сережа и снова разлил очередную порцию вискаря по рюмкам. – Знаешь, что играет человеком, когда человек играет на трубе?

– Да, есть такая присказка…«Судьба», – усмехнулся Лешка и выпил один, не чокаясь.

– Вот тебе и ответ, Леша, – он влил в себя очередную рюмку, как воду и поднялся. – Мне пора. Таня твоя уже спит, наверное, да и тебе лучше прилечь. Сотрясения нет, но пить больше сегодня не надо – выброс адреналинчика был порядочный.

– Ты что ж, и дальше будешь меня пасти, чтобы в случае чего от… таких вот уберечь? – уже у входной двери спросил Лешка.

– Не буду. Потому что… Насчет чего-то другого, не скажу, но «таких вот» – больше не будет, – услышал он равнодушный ответ, – если ты будешь вести себя разумно, – добавил Сережа.

– Что это значит?

– Это значит, что у каждой игры есть свои условия. И их надо принять. И соблюдать.

– Это кто так решил? Опять судьба?..

– Нет, Леша, это просто… по умолчанию. Это – дано., – последовал ответ, – Ложись спать, Леша, – мягко, но настойчиво посоветовал Сережа в сером костюме и аккуратно захлопнул за собой тяжелую металлическую дверь (сделанную еще во времена перестройки) Лешкиной квартиры.

– Лешенька, кто это был – в сером? – в темноте вдруг тихо спросила Таня.

– Я думал, ты уже спишь, – пробормотал Лешка и погладил ее по плечу. – Да никто, спи… Я же говорил – мой старый приятель.

– Он не старый. И никакой тебе не приятель. Ты… видел его глаза?

Лешка чуть вздрогнул и… заплывший глаз моментально отозвался тупой болью.

– Ну и что, там, у него с глазами? – буркнул он. – Я видел и покруче, видел глаза настоящих убийц – ты же знаешь…

– У него глаза не убийцы, – тихо перебила его Таня. – хотя убить – ему все равно, что выкурить… нет, даже просто затянуться сигареткой. У него – намного хуже, у него… Когда я в них заглянула, мне показалось, что…

– Ну что? – с тоской спросил Лешка, который догадывался, что она скажет, и которому казалось то же самое. Но сказала она совсем другое:

– Что на нас движется что-то жуткое, что-то… такое, чему нет названия, что-то… Я не могу объяснить, но я почувствовала…

– На нас с тобой?

– Да…. Нет, не только. На… На нас всех, – прошептала Таня. И тихо заплакала.

4

(через месяц)

– (приятный женский голос) Алексей Николаевич? Здравствуйте. Это вас беспокоит международный отел газеты «Россия Всегда» (официозное приправительственное издание), Я – руководитель отдела, Вермишева, Екатерина Васильевна.

– Здрассьте, – удивленно пробормотал Лешка в трубку сотового.

– Как вы наверное в курсе, через два месяца в Нью-Йорке собирается большой Конгресс наших соотечественников за рубежом. И вот мы хотели бы…

– Первый раз слышу, – сказал Лешка.

– Ну как же, Алексей Николаевич, оторвались вы от журналистики, – мягко пожурила его невидимая, но хорошо слышимая Екатерина Васильевна, – Это очень значимое событие. Оно будет широко освещаться прессой, и нашей, и зарубежной. И мы хотели бы, чтобы наше издание там представляли вы! И как аккредитованный журналист, и конечно, как фотограф – ведь ваши фотографии… ну, из вашего романа, облетели полмира, и премии за них…

– Про премии я все знаю, – перебил ее Лешка. – А вы знаете, что мой роман вместе с этими фотографиями отвергли три российских издательства, и он так и не издан на нашей родине?

– Конечно, знаю, но это ведь – вопрос времени. А времена меняются, и порой очень быстро. Но вернемся к нашему вопросу: на вашу месячную командировку, разумеется, вместе с женой, у нас ассигновано… (она назвала цифру, и Лешка, хоть и получал последние годы в «Лас-Вегас Таймс» хорошую по американским меркам зарплату, не считая гонораров, но едва не присвистнул прямо в трубку.) Разумеется, за репортажи и фотографии – отдельно и по нашим высшим ставкам.

– Ну, я как-то…

– Алексей Николаевич, Конгресс продлится две недели или чуть дольше. Остальное время – в вашем полном и личном распоряжении. Ведь у вас же сын, кажется, живет с семьей в Южной Каролине?.. Так я могу сказать своему начальству, что вы дали свое принципиальное согласие?

– Кстати, формально я – не женат, – помолчав, сказал Лешка.

– Ну, Алексей Николаевич, мы же не формалисты, и эти советские дела давно канули в прошлое. У вас же есть гражданская супруга, не правда ли?

– Правда, – ответил Лешка, поморщившись от ненавистного ему слова «супруга».

– Так что мне сказать начальству – вы согласны, в принципе? Подробности оговорим позже, времени еще полно, но сами понимаете, мы должны уже сейчас знать…

(Газета, конечно, поганая, но… бабки уже на исходе, что-то надо делать, и такие деньги мне и за пол года сейчас не заработать… да еще гонорары отдельно и… Ваську и внучат лишний раз повидать – две недели можно с ними тетешкаться. Он Таньку не особо любит, но… ничего…)

– В принципе, согласен, – сказал Лешка.

– Замечательно! – воскликнула трубка. – Вот только… Вы тут скоро будете на телешоу «Гвидон-Кихот», и я бы вас очень попросила…

– Где я буду? С чего вы это взяли?!.

– Ну как же… – слегка растерянно отреагировала Екатерина Васильевна, – Они уже анонс дали. Так вот у меня к вам просто личная просьба… Нет-нет, вы обязательно пойдите, но… пожалуйста, не скажите там… ну, лишнего, понимаете? Эфир у него – не прямой, но все-таки… Мы очень хотим, чтобы наше издание в Нью-Йорке представляли именно вы. И мы очень надеемся, что наше сотрудничество с вам будет продолжено и после Нью-Йоркского Конгресса соотечественников. Вы меня понимаете?