– И семья, которая понимает тебя без слов. И еще ты герань на окне забыла. И камни в шкафу, которые вы порознь собирали в детстве, а потом объединили их в одной коробке. Мне кажется, любовь – это одинаковая кровь.

– Ты неправ. Люба говорит, что это сейчас мы думаем, что всего четыре группы крови. А их больше, намного больше. И получается, по-твоему, что выбирать тебе из двух человек. А сейчас все знают, что групп – восемь!

– И выбирать не нужно. Просто почувствуй, что тебе хорошо! Тебе, да-да, комфортно, знаю, будешь протестовать против этого слова. А оно хорошее. Представь, как жить с человеком каждый день, а не только пройтись по бульвару, если он не так ест, не так пьет чай, не любит прогулки на бульварах по воскресеньям, а тебя весной так и тянет, как тогда?

– Разделить его интересы.

– Да ты герой. Не зря тебя назвали Эльгой – Воительницей. Ты стала взрослой. Как раньше говорили, отроковица. И потому говорю с тобой, как со взрослой. Семья это не только любовь между двумя людьми. Человек, с которым ты будешь всегда, должен принять твою семью, а ты – его семью. Две семьи станут родней, семья станет огромной, размером с мир, и другого мира тебе не захочется. Ты будешь любить его родителей, как нас, его сестер, его братьев, далеких и близких, а он отвечать за нашего Алека, и его будущих детей, и все друг друга будут любить.

– Как ты теток?

– Они мои сестры.

– А почему они не выходят замуж?

– Встречаются им не те. Не родня.

***

Бабушка любила рассказывать историю женитьбы своих родителей. Она ей казалось романтичной. Мама ее, самая младшая из сестер Якубович, приехала в Москву позже всех.

В Риге девочек в институты не брали, оставались только женские курсы, а вот в Советской России было полное равенство. Брат уже перебрался к какому-то дальнему родственнику в Царицыно, в Подмосковье, девочки остались в Митаве одни. Училась она хорошо, в художественной самодеятельности участвовала, пела прекрасно, танцевала на праздниках в гимназии латышские танцы, потому классная дама что-то там схитрила и после шестого класса выдала ей свидетельство об окончании полного гимназического курса, правда, пришлось и год рождения подделать. Словом, стала на год старше.

И сразу отправилась в Москву, чуть ли не с вокзала побежала сдавать документы в университет. И тут мечты Реи Якубович разбились: иностранцев не принимают, а ныне Латвия суверенное государство. За неделю она обошла все начальство, но ответ был один: «С видом на жительство на учебу не принимают».

Теткам, ее старшим сестрам, пришла в голову гениальная идея, эту историю Эльга знала с их слов, а папа с мамой не хотели ее помнить. Все просто – заключить фиктивный брак и получить гражданство, и тогда путь к знаниям будет открыт. Вот Арон и женится, он не первый день знает их семью, должен помочь.

Но вот опять незадача. Брак с иностранкой! Нужны еще бумажки, разрешение посольства и прочее, никто в загсе не хочет связываться, проще отказать – не положено, и все.

И тогда они решили рвануть в Подмосковье, в Царицыно, где уже работал старший брат моей иностранной в те годы прабабушки. Там законы соблюдались кое-как. Местный писарь их и вовсе не знал, да и подзабыл, что Латвия уже не Российская империя, в пригороде все оставалось постарому. Поженим, – сказал писарь-старичок.

И вот уже решающая минута. Сейчас их объявят мужем и женой, но вредный старичок по старинке сообщил, что ей присваивается фамилия мужа. Мама сразу возмутилась: «Никогда!» Служка предложил наоборот. Папа тоже уперся: «Не будет он носить фамилию жены». Служка не выдержал и погнал их прочь. Если они на берегу не договорились о фамилии, то как же они дальше жить будут?

На улице мама разрыдалась, а папу осенила очередная гениальная идея. Двойная фамилия, двойная! И побежали обратно, пока ЗАГС не закрылся. Час они уговаривали старичка зарегистрировать их отношения, тот сомневался, но настойчивость брачующихся победила. Удалось убедить его в своих чувствах. А, может, они тогда и сами поверили? А может, это просто семейная легенда? Или они скрывали свои слишком громкие чувства от всех. Через неделю после свадьбы молодая жена блистательно сдала экзамены в университет. Она была счастлива, ей повезло, позже именами ее учителей назвали улицы в Москве.

***

В тот день чай с мятой пили на веранде. Папа затеял разговор о новых переводах Стендаля. Тетки были против переводов, мол, искажает подлинник. Алек, быстро съев пирог, куда-то сбежал. А она сидела молча. Родители и тетя Мина ушли в сад, громко, чтобы все слышали, как они заняты собой, обсуждая сорта яблок. Только бабушка Валерия, Генриетта, осталась спокойно дремать в кресле. Эльга видела, как старшие поглядывают на них. Но она молча пила чай, как и Он. И он слова не сказал.

Вечером Вульфсоны засобирались в Москву. Их уговаривали остаться, мол, все поместятся, да вдруг последнюю электричку отменят, но они все же решили ехать.

Папа пошел провожать, не предложив ей сопровождать его. Долго прощались у калитки, она улучила мгновение, взяла Валерия за руку и тихотихо сказала:

– Я буду писать, адрес пришли. Мы в августе из Митавы вернемся.

И я тебе сразу напишу.

Он пожал ей руку. Никто не заметил, и потому она не стала отнимать руки. А потом все стали целоваться на прощание, началась суматоха, уже опаздывали на электричку, надо было почти бежать.

***

Ей казалось, что потом она скучала на даче. На самом деле ей было не просто тоскливо, ей было больно и обидно. Она не поняла, что же она сделала не так, чтобы Валерий, намекнув на чувства, тут же отвернулся от нее. Она и мечтать не могла о его ухаживаниях. Но он сам предложил ему писать. Это же не просто так. А потом замолчал.

И не так уж ей скучно было на даче. Много лет спустя его двоюродный брат вспоминал: «Валерий Вульфсон-Дамье – мой двоюродный брат по отцовской линии. С ним мы познакомились в один из предвоенных годов в Переделкино (Моск. обл.), где проводили летний отдых наша бабушка Генриетта с внуками Валериями. Мой двоюродный брат был сыном замечательных родителей – героя-полярника Вульфсона, трагически погибшего на острове Врангеля и ассистентки знаменитого профессора Плетнева Мины Григорьевны Дамье (родной сестры моего отца). Валерий Вульфсон-Дамье во время нашего с ним знакомства был московским школьником средних классов. Он отличался смышленостью и добродушным, покладистым характером. Лето в Переделкино запомнилось мне приятным общением с бабушкой и братом, редкими патефонными пластинками с записями арий и романсов в исполнении замечательного бельканто Яна Кипура, освоением езды на велосипеде, принадлежавшем моему брату… и несносным ежедневным (дважды в день) приемом свежего коровьего молока (в качестве чудодейственного лекарства от всех болезней)… Позже мы с моим братом возобновили нашу дружбу. Бабушка Генриетта настолько плотно опекала моего тёзку, что он часто разводил руками и бормотал: «Лас мих ин руй!» (оставь меня в покое!) Надо пояснить, что они в основном разговаривали по-немецки (так они привыкли во время многолетнего проживания в Латвии)».

А на самом деле неделя выдалась скучной. Альке купили велосипед, и он пропадал с утра до ночи на улице. Письма из Ленинграда не приходили, понятно, там же вступительные испытания. Папа не приезжал, их министерство работало и в воскресенье. Оставалось только читать книжки. Эльза и Лейба, на которых оставили детей, радовались. Все они говорили, рано или поздно Эля будет интеллектуалкой. Вот Стендаля читает.

А ей не нравились эти зануды Фабрицио и Сорель, невыносимые они, только себя и любят.

Заточение закончилось 18 июня. Пора было в Москву, собираться в Митаву, через три дня отъезд – впервые заграницу.

Романтические бредни, как называла мама французские романы, сделали свое дело, и ей мечталось, что в Митаве ей встретится тот, кто увидит в ней ангела, так папа обещал, оценит ее, и она отзовется на его чувства, а тот еще будет жалеть об упущенном шансе.