- Как бы мне хотелось, - сказала она, - посвятить в рыцари тебя, Эрик, ведь ты мужественно встретил лицом к лицу ту же опасность, что и наш сеньор Говен. Но в свои четырнадцать лет ты, к сожалению, еще слишком молод, чтобы носить белый пояс. Ну, все еще впереди. Может, со временем ты и проникнешь в тайну ордена Истребителей дракона, если тебе милостиво дозволяется присутствовать при собраниях этого капитула.

Расхохотаться, конечно, никто не расхохотался, но казалось, в самом шорохе платьев слышно было еле сдерживаемое веселье.

- С вашего позволения, - сказал Фронауэр, и тон его, пожалуй, был несколько резок, - из нас никто еще не истребил дракона...

- Наша милостивая госпожа считает нас более важными и серьезными, чем мы есть на самом деле, - с легкой улыбкой вмешался Родриго, - но уж если мы что и основали, то отнюдь не орден. Всего лишь веселое содружество людей, которым приятно быть вместе.

- Последнее, кажется, верно, - заметила герцогиня. Выпрямив стан и упершись ладонями в сиденье, она откинулась на его спинку и некоторое время разглядывала трех рыцарей, стоявших перед ней как бы в сомкнутом строю. - Ваше сердечное согласие меня поистине радует, сеньоры, продолжала она и вдруг добавила: - Однако ж мне очень хотелось бы проникнуть в вашу тайну!

- В какую тайну, ваша милость? - спросил на этот раз Говен. Он несколько подался вперед и выглядел почти испуганным.

- Тайну того, как драконов если и не убивают, то, во всяком случае, обращают в бегство.

И вот тут умный сеньор Руй не успел вовремя вмешаться, его опередил Фронауэр:

- Прошу прощения, но, сказать попросту, эти твари, похоже, неохотно жрут людей, закованных в железо. Они не в их вкусе.

- И не в моем тоже, - сказала Лидуана, быстрым взглядом смерив Фронауэра с головы до ног, - хоть я и не дракон.

Теперь дозволительно было рассмеяться, что все и сделали с явным облегчением.

- Играем дальше! - крикнула Лидуана и порывисто встала. - Сеньор Говен, вот вам корзиночка, ваш цвет желтый, вы в моей партии!

Бесчисленные мячи один за другим взлетели в воздух разноцветным фонтаном. С земли мячей не подбирали, они так и валялись, где упали, а стоявшие поодаль слуги держали наготове запасы новых. Со смехом, беготней, прыжками и веселым гвалтом игра продолжалась сначала в садах у крепостных стен, где уже не различить было даже собственных бросков, потому что все расплывалось в лучах заката; потом она перекинулась в гулкую, длинную, выложенную цветными плитками аллею, во внутренний дворик, разлилась по лужайкам, бег становился все быстрее, броски все размашистей, смех все приглушенней; казалось, одинокие голубки воркуют там и сям за кустами, но то были дамы. За столы уселись, когда уже начало смеркаться; в свете бесчисленных огней темным зеркалом мерцало вино в плоской чаше, влажным блеском отливали горы плодов, соленым и багряным - крабы в мисках. Когда луна, подавляя весь этот гомон, залила своим светом лужайки и беседки, озарила пруды, по-новому, по-иному высветила глубокий лик садов, многочисленное общество уже совсем рассеялось. Говен удостоился в этой кутерьме пожатия руки герцогини - только жаркими пальцами коснулась она его ладони, но на какую-то секунду вдруг сдавила ее сильней, и рука у него похолодела до самого плеча, и сердце будто тоже подпрыгнуло вверх, в это плечо. Вскоре в лунном свете возле куртины он мельком увидел сеньора Родриго.

- Всего доброго, Говен, - шепнул тот, - завтра мы идем к ней. А чтобы ты не думал, что тебе приносятся жертвы, взгляни вон туда. - И кивком головы он указал в конец аллеи, той липовой аллеи, в которой несколько часов назад, мучимый надеждой и страхом, Говен нерешительно приблизился к марешалю: там теперь стоял Фронауэр, почти целиком скрытый тьмой, и целовался всласть. В его объятиях, явно отвечая ему нежной взаимностью, млела крупная рыжеволосая дама.

4

Наутро после игры в мяч сеньор Руй и сеньор Гамурет уже стояли перед троном герцогини в пустынной зале серебристых в белых тонов, каждый со своим пажом, одетым в цвета господина. Речь держал испанец. Плавно лились из его уст принятые в таких случаях цветистые слова. Фронауэр, красивый, как северный Аполлон, стоял с угрюмой и растерянно-торжественной миной, как стоят крестьяне перед гробом ребенка.

Пока сеньор Руй говорил в пустоту, окружавшую трон (Лидуана опустила взгляд и не отрывала его от скамеечки для ног), он вдруг почувствовал, что справа, с той стороны, где череда высоких светлых окон открывала вид на бескрайний простор, будто странно легкий и чистый луч коснулся его. Он и на языке своем, бойко сыпавшем слова, ощутил новый вкус. Взгляд его начал блуждать поочередно - от одного к другому - по двум полукружиям из красного и серого камня, выложенным на полу залы. Наконец, не прерывая речи, сеньор Руй взглянул в окно и понял, что отсюда видны леса, окружавшие Монтефаль, те, из которых он пришел. И буровато-зеленая полоска дали все еще сохранялась в уголках его глаз, когда он снова перевел их на мозаичные плиты каменного пола.

Герцогиня произнесла в ответ приличествующие случаю любезности, пожелала сеньору Говену сохранять твердость духа, и этими словами, по обычаям той позднерыцарской поры, уже выражено было благосклонное согласие. Сеньор Руй попросил заодно дозволения оставить Монтефаль, дабы отправиться в новые странствия, поскольку другой ходатай, сеньор Гамурет фон Фронау, изъявил готовность дождаться дня свадьбы; этого требовал ритуал, ибо одному из сеньоров, делавших предложение от имени рыцаря, полагалось затем быть и шафером.

Герцогиня бросила на вольного рыцаря фон Фронау короткий непроницаемый взгляд и поблагодарила его.

В приемной, как только рыцари вышли, их приветствовали марешаль и члены государственного совета. Все вельможи, и Фронауэр с ними, направились к жениху. Один сеньор Руй, сопровождаемый Патриком, пошел назад в свой приют, к оттоманке под лиственной сенью.

Здесь был покой. С колонн свисали пышные зонтики соцветий. Теплое небо кое-где прорывалось сюда, нависая большими синими лоскутьями, а вдали, над горизонтом, раздвигалось вольно и широко.