- Ты что-то нарыла на него? – внезапно серьезным голосом проговорил Фирсов.

- На кого? – дерзко, отчасти удивленно.

- На Евсеева, - мигом вскочил на ноги. Шаги ближе, оперся руками на стол. – Ев-се-е-ва! – саркастически, мерно сплюнул мне в лицо, словно отраву. – Или ты забыла? Где и чем занимаешься...

- Не забыла, - рычу.

- Так что, нарыла? Есть что новое?

- Нету... - пристыжено, виновато опускаю очи.

Ухмыльнулся едко, кивая головой. Выровнялся. Шаги в сторону.

- Конечно, б****, какое расследование?! Какие дела?! - разъяренно замахал руками, - когда такой х** перед глазами маячит!

- Ты че, свихнулся? Что за наезды?!

- А что ты хотела? - обмер. Неистовый взгляд мне в глаза: - Благословения?

Презрительно захохотал.

- Нет, подожди, - перебиваю я. Живо подрываюсь с места. Из последних сил держусь, чтоб не кинуться с кулаками на него от обиды. - В чем я провинилась?! – бешено ору. – Конкретно, в чем моя вина?! А?!

- Да в том, - сплевывает мне желчь в лицо, - что я уже не знаю, КТО ТЫ, и можно ли тебе ДОВЕРЯТЬ!

Обомлела я, прозревшая.

Сухим, охриплым голосом:

- Даже так? Ну, и ладно…

- Что ладно? - яростно.

- Ничего... Зато он защитит меня.

- Опаньки... - обмер, словно после выстрела. - Ох***ть! А мы здесь, с**а, чем все эти дни занимались?! Х** пинали? Или что? Или ты, б**** паршивая, уже забыла, как тут ночевала, как каждый из наших норовил подольше остаться на работе, и плевать на семьи, лишь перестраховать, проследить за тобой, овца?! Или как до этого, во время суда, да и после, споли всё ходили тебе вытирали?! Ну? Что молчишь? Где твой х** был? Дела свои проворачивал, да телок е**л? А как на складе после них тебя голую, без сознания нашли! Тоже забыла?! Молчишь? Молчи, тварь неблагодарная!

Пристальный, пронзающий взгляд, впивающийся в самую душу. Страшно моргнуть.

Закивал головою:

- Вот так всегда! Бабы, вы бабы: один раз х**м помаячили, лапши навешали - и сразу помчали следом! С*ка ты, Балашова. И срать ты хотела на своих. Свои стали чужими. Вот только чужие примут тебя в свои? А? Ты у них-то поинтересовалась? ДА НЕ МОЛЧИ ТЫ, Б***Ь! – неистово, бешено завопил, разъяренно замахав руками, отчего враз меня передернуло на месте. Испуганно сжалась, словно беса страшась.

Трусливо опустила взгляд.

Тягучие, долгие мгновения тишины...

Неожиданно продолжил, но уже более сдержано:

- Я тебе последний шанс даю… Хоть что-то скажи в оправдание!

Болезненные, сумасбродные мысли, переворачивая все за и против в очередной, тысячный раз. И выпаливаю, осмеливаясь даже при этом взглянуть в глаза:

- Я его люблю, и я его не сдам.

--------------------

Глава 18. Друзья

--------------------

***

Благо четверг. Опять смена Петровича.

По-моему, он единственный, которому было глубоко все равно, с кем я связалась, и с кем  теперь сплю.

- Вот почему так, Петрович? Почему? – не выдержала я уже, и с горя вызвала его на это безумное откровение.

Цыкнул зубом, дожевывая свой бутерброд.

- Почему? – рассмеялся. – А потому что… все мы одинаковы, как не назови. Различают только поступки: и то, что творит наш близкий, никак не значит, что мы такие же. Это – жизнь. Она многогранно жестока. В том числе, заставляет мириться с разными, порой даже мерзкими, недостатками дорогого сердцу человека. Вот у меня жена была. То ей было не так, то ей было не этак. Гуляла, бухала, что черт. А что я? Домосед, дурак. Из всего хобби – кроссворды да работа. Но я мирился. Мирился со всем, но и не значит, что я был таким же. Просто из всей череды... были такие дни, чаще всего это было воскресенье, когда мы собирались всей семьей на кухне... Она жарила котлеты, или еще что, а я читал газету. Дети бегали вокруг, доводили до бешенства. Но мы были счастливы. Безмерно счастливы, вопреки всем «но». Ведь не так важны вспышки чувств (а они бывают разные, и часто противоположные), как именно такие моменты определяли нашу жизнь. И это даже не я сам придумал. Нет - не помню, откуда взял. Но, кто бы сие не подметил, он был безмерно прав: ведь отними такие моменты – и я остался бы пустым. Возможно, тоже бы спился. Может, даже бомжом по миру пошел. У каждого свой крест – у меня вот такая жена. У тебя – сама знаешь… И потом, пути Господни неисповедимы. Может, не зря ты в его жизнь пришла, этого твоего… Гляди, одумается, свернет с гиблой дороги. Немногих, но все же любовь возвращала к жизни. А если за той чертовой личиной еще бьется сердце, как и твое, то почему бы не попытаться? Почему бы не спасти? Как тогда, когда тебя из морга живой обратно вернули. Чудо? Чудо. Вот и нечего на него нарекать. Какое оно есть, такое и есть. Даже если и губительное. Сделала выбор – дерзай. Тебе потом за него реветь и расплачиваться. Тебе, а не нам...

***

- Нарды, домино?

- Шахматы, - коварно ухмыляется старик. – Я как-то прослышал, что в свое время ты даже Фирсова обыграла!

Качаю головой, улыбаясь:

- И кто же вам такую байку-то сочинил?

- Грановский, - нахмурился.

Смеюсь тихо себе под нос:

- Ну, да ладно! – махаю рукой. – Расставляйте!

***

Не успела моя ладья отрезать короля, как вдруг скрипнула дверь. Кто-то вошел в здание.

Напрягся Петрович.

- Боря! – счастливая, вскочила я с места, признавая в темной фигуре знакомое, отчасти уже родное лицо. Но миг - и осознаю: Еремова вместе с ним нет.

- Привет, как ты? – подходит ближе к дежурке.

Испуганным, мертвым голосом шепчу:

- Где он?

Скривился:

- Всё хорошо. Будет скоро. А пока просил забрать тебя. Едешь?

Растерянный, взволнованный взгляд на коллегу.

Пожал плечами мужчина:

- Сама решай. Твой крест.

Закивала я головой, соглашаясь:

- Спасибо. И простите... потом доиграем!

Схватить куртку, сумку, прочие вещи  - и помчать, мышей выскочить за Кузнецовым, как за своим спасителем.

***

- Ну, Блохина ты помнишь, - ткнул рукой на своего товарища: невысокого, русоволосого, худощавого молодого человека, на вид -  лет тридцать, не больше.

Молча, киваю головой, подтверждая (еще бы... ведь этот гад - не просто тот, кто заявился тогда вечером в воскресенье к Грише домой вместе с Борей... Нет - это тот самый "оголодавший кобель" с июльской ночи, на складах, что так отчаянно тогда спорил с Кузнецовым, сражаясь за жертву, за право отыметь меня).

Забраться в машину на заднее сидение. Невольно сжаться от неловкости и потаенной тревоги...

- Куда едем? - бросаю Борису, когда тот сел за руль.

- Да к Ереме, на хату. Куда ж еще?

***

Приготовить ужин на троих и подать на стол.

И если Борис, схватив свою порцию, сразу пошагал, помчал в зал к телевизору, то Блоха завис рядом со мной.  Присел на табурет напротив и, принявшись уплетать макароны с отбивными, то и дело, что метал пытливые взгляды на меня да задавал странные вопросы:

- А ты давно в милиции?

Удивленно вздернула я бровями, но все же решаю ответить:

- Сразу после академии – несколько лет. Потом перерыв был, лет семь. Ну, и снова вот… недавно.

- А с Еремовым?

- Что?

- Давно вместе?

Рассмеялась я от неловкости.

- Тебе не кажется, - иронично улыбаюсь, - что этот вопрос… как-то неуместен? Нет?

Скривился на миг, пожал плечами:

- Мне просто интересно… Необычная пара.

- Да неужто? – хохочу. – По-моему, очень даже… За что некоторые предвзято судят и недолюбливают женщин в милиции. Считая, что нашу дурную, сопливую голову проще будет задурманить, навешать лапши – и выехать из сложной ситуации. Или и того хуже – втянуть в преступный мир, и уже пользоваться сполна доверенной властью.