========== Часть I. Наваждение ==========
— Сюда, ваша светлость!
Толчок был довольно сильным. Споткнувшись о корень, Гай пролетел вперед и с размаху упал на колено. Попытался было обернуться, но в загривок уперся острый наконечник, заметно прибавив терпения. Гай поднялся, медленно развернулся и с ненавистью взглянул на толстого монаха, держащего в одной руке арбалет, а в другой — грязно-зеленое тряпье. За спиной у того возник рослый йомен в зеленом одеянии и залихватски заломленной набок шапочке с пером. Забрав у толстяка арбалет, он повел им перед носом Гая.
— Ваша одежда, сэр Гисборн! — толстяк швырнул лохмотья в руки рыцарю, повернулся и вразвалочку направился к дружкам, орущим и веселящимся на поляне.
Гай смотрел в улыбающееся красивое наглое лицо, испытывая острое желание сомкнуть пальцы на горле негодяя.
— Ты заплатишь за это, проклятый ублюдок, — прорычал он, сжимая тряпье и мысленно представляя, что это глотка гаденыша Гуда.
— Как-нибудь в другой раз, — бандюга весело ухмыльнулся. — А сейчас давай-ка снимай свой богатый наряд. Он куплен на деньги бедняков и саксов.
Арбалетный болт смотрел в грудь. Гай медленно взялся за ворот, стараясь, чтобы не дрожали пальцы. Его затрясло, когда Гуд ногой отпихнул сброшенные на землю плащ и котту и шагнул к нему.
— Признаться, я удивлен, — заявил наглец, продолжая держать Гая на прицеле. — Не ожидал, что ты будешь настолько глуп, чтобы так легко попасться.
Гай закусил губу. Горячая ладонь разбойника легла ему на грудь, опалив кожу даже через рубаху.
— Красивая камиза, Гисборн… но она сшита из ткани, отобранной у старой вдовы, что живет на окраине деревни, — жестко произнес Гуд. — Так что давай, снимай и её тоже. И всё остальное.
Гай прерывисто вздохнул и зажмурился. Перспектива предстать нагишом перед чертовым саксом внезапно заставила его покраснеть до ушей. С трудом взяв себя в руки, он стянул камизу через голову и застыл, держа перед собой тонкую ткань, словно последнюю защиту от разбойничьего произвола.
— Продолжай, — голос Гуда отчего-то стал хриплым, и Гай не мог заставить себя взглянуть проклятому отщепенцу в лицо.
— Нет, — едва слышно произнес он, отступая и опуская руки. — Можешь убить меня, если хочешь.
— Убить… — Гуд резко выдохнул сквозь зубы. — Слишком просто!
А потом случилось то, чего Гай совершенно не ожидал. Сильные руки крепко обняли его, перехватили запястья, завели локти назад. Он оказался прижатым к большому мощному телу, в ноздри ударил запах травы, земли, здорового мужского пота. Голова закружилась, и он бы упал, если бы Гуд не держал его. Рука, стиснувшая правое запястье, разжалась и спустя миг оказалась уже на его затылке. Пальцы зарылись в волосы, больно сгребли их в горсть, потянули, заставляя запрокинуть голову и поднять пылающее лицо. Гай успел увидеть горящие темные глаза и ощутить теплое отдающее элем дыхание. В следующий миг его поцеловали — жадно, яростно, почти жестоко. Потрясенный рыцарь глухо ахнул, попытался оттолкнуть свободной рукой обнаглевшую лесную тварь, но неожиданно осознал, что сам уже перебирает волосы Гуда.
За деревьями послышались голоса. Будто ушат холодной воды выплеснулся на две горячие головы. Они отшатнулись друг от друга. Робин нервно облизнул губы. Гай, ошеломленный собственным падением, опустился на выступающий корень и уставился в землю.
— Одевайся, — велел Робин, подбирая с травы камизу и швыряя рыцарю. — Накинь… чтоб тебя, Гисборн…
Он развернулся и скрылся за деревьями. Гай продолжал сидеть, всё ещё чувствуя на своих губах губы заклятого врага. Потом медленно натянул рубаху и поплелся к веселящимся лесным стрелкам.
========== Часть II. Отчаяние ==========
Безмолвие сумрачных галерей Ноттингемского замка нарушалось лишь тихим журчанием воды вдалеке. Холодные камни хранили странные и страшные тайны, многие из которых не были известны даже нынешнему шерифу. У стен, как известно, есть уши, а зачастую и глаза, но эти стены на своем веку слышали и повидали слишком много, и не выдали бы того, кто преступал закон под самым носом толстобрюхого глупца. Того, кто, пристально вглядываясь в переплетение теней, ждал прихода врага.
Горячая ладонь зажала рот. Гай вздрогнул, но заставил себя стоять спокойно. Гуд был позади, правая рука его обхватывала талию рыцаря, левая накрывала губы. Гай стиснул челюсти, подавив желание податься назад, окунуться в тепло, исходящее от разбойника. В тепло, которого он никогда не ощущал ни в родном Гисборне, ни здесь, в проклятом Ноттингеме.
— На тебе её запах, — сказал он, как только ладонь убрали ото рта. — Решил заглянуть напоследок ещё и сюда?
— Мэриан здесь не причем, — дыхание Гуда, отдающее олениной и мятой, обожгло ухо и шею. Гай прикрыл глаза, стараясь унять бешено заколотившееся сердце.
— Бегаешь к ней, а потом ко мне, — он криво усмехнулся и отстранился. — Определись уже, кто тебе нужен.
— Не знаю, — Робин сжал кулаки, в карих глазах читалась растерянность. — Я не знаю, какого дьявола пришел сюда. Не знаю! Но с тех пор, как ты… как я… после того случая в лесу я себе места не нахожу.
В другое время Гай был бы доволен, что хваленая невозмутимость Гуда дала трещину, а с ненавистного лица исчезла насмешливая улыбка. Но сейчас у него самого земля уходила из-под ног. “Ледышка”, — так его часто называли. Женщины произносили это с обидой, соратники и завистники — с восхищением. Он давно научился подавлять взрывной характер. Тот, кто неспособен держать эмоции в узде — слаб духом и не сможет подняться высоко. А Гай был на вершине, дальше которой уже только корона. Он ухаживал за Мэриан, одерживал в её честь победы на турнирах, надевал ее цвета на пирах, оказывал ей знаки внимания. Этот брак был выгоден обоим. Трезвый расчет и умасленная гордость, приправленные каплей чувства — леди Фитцуолтер была красива, а красоту Гай ценил. Но вот появляется этот саксонский пес… И все катится в преисподнюю. Один взгляд. Одно прикосновение. Один, будь он тысячу раз проклят вместе с Локсли, греховный поцелуй… Отстраненность и сдержанность, которые стали второй натурой, вплавились под кожу невидимой несокрушимой броней, разлетелись вдребезги.
— Ну так найди, наконец, и угомонись, — Гай прижался пылающим лбом к ледяным камням. Хотелось до жути, до боли очертя голову броситься в неукротимое пламя, именуемое Робином Гудом, позволить ему спалить себя. Что угодно, только не вечный вымораживающий изнутри холод!
Видимо, этот безмолвный вопль не остался неуслышанным. Он опомниться не успел, как его схватили за плечи, развернули. Твердые обветренные губы впились в рот, и Гая затрясло как в лихорадке. Остановиться было выше его сил, но он вынудил себя поднять руки и отшвырнуть Гуда к парапету.
— В лесу ты отвечал иначе, — сказал тот, потирая ушибленный локоть и хмуро глядя на рыцаря. — И готов поклясться, что не я один желал этого.
— Это грех, — Гай, задыхаясь от ярости и отчаяния, отступил под замшелый свод. — И мне стоит лишь крикнуть. Один крик — и тебе конец!
— Тогда кричи, — Робин метнулся вперед стремительно, как в бою, если не быстрее, и буквально впечатал его в стену. — Пока можешь.
Гай, ошалевший от такого напора и почти животной страсти, утратил остатки здравого смысла. Рассудок капитулировал перед зовом сердца и влечением тела.
Жестокие, до прокушенных губ, поцелуи в клочья рвут душу, жадные объятия выдавливают последние капли воли. И вот уже Гай из Гисборна, отважный рыцарь и верный вассал короны, стонет и извивается под бесстыжими ласками лесного бродяги.
— Сэр Гай!
Раздавшийся за дверью голос заставил их замереть. Гай дернулся было в сторону, но Робин не позволил, просунув колено ему между бедер, и только после этого оторвался от искусанных губ.
— Я вернусь, Гай. И клянусь своей бессмертной душой, не будет никакой Мэриан… — Робин слегка сдвинул колено, провел рукой по тонкой ткани шоссов, сжал напрягшееся естество. Гай задохнулся и закусил рукав камизы, той самой, которую Гуд столь великодушно оставил ему в лесу. — И никаких преград для меня.
