— Покажи, — сказал я. — Покажи мне поврежденные файлы.

Данте прокручивал кучу пустых экранов.

— Они пропали, чувак. Я не знаю…

— Это наиболее очевидная вещь, которую ты сказал за весь день. Это твоя работа? Видел ли ты что-то из этого раньше? Скажи мне, как так получилось, что у нас все еще есть барабанный трек.

Если он был в курсе плана, то сейчас проделывал хорошую работу, выражая ложное удивление. Он просмотрел еще на несколько экранов и пробормотал:

— Это вроде как последнее сохранение, которому уделялось внимание; я не знаю, я не знаю…

Я махнул рукой в сторону Ти, который стоял позади моего плеча.

— Надеюсь, ты счастлив, что твоя полнейшая некомпетентность транслируется на всю планету.

Я выбежал. В комнате звукозаписи Джереми паковал свой бас обратно, потому что он знал меня, а Лейла все еще сидела позади своих барабанов, потому что не знала.

— Мы можем перезаписать это, — предложил коп-басист.

Девушка-оперативник покачала головой. Она знала.

Леон похлопал меня рукой по плечу, а потом достал свои ключи от машины.

— Это было запланировано, — сказала Лейла. Она не выглядела удивленной, но было сложно сказать, это потому, что она была в курсе плана Бейби, или потому, что уже обжигалась, или потому, что она на самом деле верила, что это подстроено.

— Я знаю, что ты пытаешься вынудить меня пнуть твою установку, — предупредил я, — но я слежу за тобой.

Джереми сказал полицейским, как рад он был тому, что они пришли и что, по крайней мере, камеры записали их вклад. Он убедился, что записал их номера телефонов. Пожал Леону руку. Закрыл за всеми ними дверь. В этом он был хорош.

Я позвонил Бейби.

— Это не тот способ, которым ты можешь заполучить меня на свою сторону.

Бейби сказала:

— Что?

— Ой, да ладно.

— Я не телепат.

— Я знаю, ты хочешь драмы. Но ты снова вмешалась в альбом, — сказал я, — и… — я остановился, потому что не мог придумать, как закончить предложение. У меня не было и пол-унции влияния. Я был ровно там, где начинал. Я думал, что был настолько умен, чтобы обойти систему и записать альбом без лейбла, в качестве покровителя, и теперь я снова был просто товаром.

Я думал о том, как она была заботлива в начале.

Я опрокинул одну из стоек для микрофонов. Она едва ли произвела звук в этой бессмысленной, универсальной студии. Это не было местом, где делают музыку. Это было местом, где записывают рекламу для музыки.

Я понятия не имел, какого черта я себе думал.

— И что, Коул? Я не люблю когда мне угрожают, еще и без причины. Я работаю. У меня звонок по второй линии. Я не знаю, что случилось, но буду рада помочь.

Мне хотелось огрызнуться «Это война!», но запал уходил из меня. Мне не верилось, что трек пропал. Я просто не мог в это поверить. Какая пустая трата всего.

— Я хочу свой Мустанг, — сказал я ей. — Вот как ты можешь помочь. Дай мне мой Мустанг.

Я отключился. Я чувствовал себя собакой без зубов.

Если бы Виктор был здесь, я бы повернулся к нему и сказал: «Давай словим кайф».

Но его не было. И я был под прицелом камеры. И это больше было не для меня. Это больше было не для меня.

Я взглянул на Джереми.

Он сказал:

— Что думаешь?

Я сказал:

— Я желаю, чтобы Виктор вошел в эту дверь.

Камера была направлена прямо на меня. Бейби выигрывала эту игру безальтернативно. Мой мозг заработал, в поисках какой-то тяги, какого-то способа обратить это в свою пользу, но ничего не вышло.

Джереми сказал:

— Этого не случится. Мы должны работать с тем, что имеем, — он помолчал. — Какой способ, Коул?

Смехотворный вопрос, потому что это судно с треском уплыло прочь.

Мой телефон завибрировал из-за сообщения. Оно было от Изабел. В нем говорилось только: «Тебе лучше записывать что-то, под что я смогу танцевать».

Я так и делал, но оно пропало. Я представил, как звучал бы трек, пока она танцевала под него. Потому что это была и выдумка, и воспоминание, я четко знал, как будут чувствоваться ее бедра, прижатые к моим. Изабел Калпепер, идеальная десятка.

Я хотел эту золотую звезду.

И тогда как будто туман в моей голове рассеялся. Я повернулся к камере Ти.

— Ты записывал все это время, верно?

— Ох, эй, — встревоженно сказал Ти. — Ты знаешь, это моя работа. Я…

Я махнул рукой, прерывая его.

— Я просто хотел убедиться, что у тебя есть то, что мне было нужно. Давайте сделаем это.

Джереми усмехнулся.

Глава 19

 ИЗАБЕЛ •

В свой первый день на посту Виртуального Коула Сент-Клера я провела много времени в Интернете. Не только потому, что публиковала обновления, но и из-за того, что исследовала то, каким образом Коул смотрел на мир. Я вдруг осознала, что знаю всего несколько его песен, так что я слушала музыку в одном наушнике, пока инструктор курса СПМ показывал фильм в темной комнате. Оставшиеся песни я слушала по дороге к «Блаш». Я никогда не читала его интервью, поэтому открыла сайты и пролистывала их, пока Сьерра прикалывала к моей одежде разные куски ткани в подсобке. Пока она их откалывала, я прослушала часть материалов «Наркотика: за группой». После того, как она отпустила меня закрыть магазин, я посмотрела видео групп, которые Коул хвалил в своих записях или упоминал в интервью.

Я узнала, что маленький жест рукой, который я заметила в первом эпизоде, значил, что Коул собирался представить что-то новенькое или вычудить какой-то виртуозный музыкальный отрывок или танец. Я записала это. Или, вернее, сделала мысленную заметку, что он никогда случайно не показывал этот жест, когда был со мной. Он не принадлежал реальному Коулу, а был частью его шоу. Он, должно быть, был придуман для этого.

Я узнала, что у него была вечная шутка с журналистами, которая заключалась в том, что они каждый раз спрашивали, чего он боится, а он всегда отвечал «ничего».

Из интервью двухлетней давности я узнала, что большинство песен он написал в машине или в душе, или во время сеанса в кинотеатре, или обжимаясь с девушками на одну ночь.

После этого я больше не хотела узнавать что-то еще. Так что вместо этого я посмотрела Бейби Норс.

Ближе к концу своей смены я позвонила Коулу. Когда он ответил, я услышала легкую музыку на заднем фоне, включающую в себя записанный голос Коула. Этот звук пустил странные слабые мурашки по моей коже.

— Ты закончил со своей домашней работой?

— Почти. Она усложнилась. Тем не менее, я и правда хочу свою золотую звездочку.

— Почти не считается, — ответила я. Я нажала на гиперссылку статьи о Бейби. Ее лицо улыбалось мне, открытое и доброе, рядом с заголовком о смерти ребенка.

— Я практикуюсь в том, чтобы быть тобой. Что бы ты никогда не сказал в своем интервью?

Он ответил немедленно:

— «Извините».

Мне не нужно было видеть его лицо, чтобы знать, что он доволен своим ответом.

— Господи, ты невероятен. Эти фразы просто приходят тебе в голову или ты и вправду представляешь, как бы твои слова смотрелись напечатанными, прежде, чем сказать их?

— Какой суперспособностью это могло бы быть. Типа как облако мыслей?

Я не отступала:

— Ты вообще говоришь что-либо, не думая о том, насколько хорошо это звучит?

— Даже не представляю, зачем бы я в ином случае открывал рот.

— Ага. Знаешь, вся эта чушь, когда журналисты спрашивают, чего ты боишься и ты отвечаешь «ничего», — сказала я. — Это такое вранье.

Коул молчал. Было невозможно сказать, это потому что он рисовал умный ответ в облаке мыслей над своей головой, или потому что делал что-то еще, пока разговаривал со мной, или потому что ему было нечего ответить.

Наконец, он ответил совершенно другим голосом, чем было до этого:

— Это не вранье. Это очень умно. Вот почему я все еще на этой планете. Я удивлен, что ты до сих пор не сопоставила это, с твоими-то мозгами. Это загадка. Типа того, как доставить мой Мустанг из Феникса сюда, не разговаривая с моими родителями. Это паззлы, Изабел, и я думаю, тебе стоит сложить их для меня.