– Но ты ведь ни в чем не виновата перед этим Вовкой, – попыталась утешить я ее.

– Конечно, не виновата! – прорыдала Мариша. – А только чего он тогда мне трупы таскает?

– Может, и не он?

– А кто? Он самый и есть. Ему по статусу положено, вот он и старается.

– А почему он убивает именно твоих любовников, это по меньшей мере странно. Что он против них может иметь? Может быть, твой жених попросил его о такого роде услуге?

– Ты с ума сошла! – возмутилась Мариша. – Мы с ним расстались окончательно и бесповоротно, он не может иметь ко мне решительно никаких претензий. Я ему больше года назад сказала, что между нами ничего не может быть из-за его профессии, и он согласился. И вообще, он был добрым мальчиком и никогда не запрещал мне встречаться с другими. А даже если предположить, что это все-таки по его просьбе их убивают, то все равно, зачем ему хотеть смерти моих приятелей, если ему сидеть еще неизвестно сколько. Он же понимает, что одного убьют, а на его место немедленно найдется другая кандидатура. Что ж бедному Вовке всех метелить? Он же не меценат, за все услуги деньги берет, и немалые, моему бывшему столько не наскрести. На одного или на двух он еще может изыскать средства, но не на всех же.

– И все равно странно, – сказала я.

– Вот именно, – горячо поддержала меня Мариша. – Поэтому я к Доронину и собираюсь. А ты, если хочешь, можешь остаться дома.

– Ну уж нет, – решительно отказалась я. – Тут у тебя второй день трупы визитеров находят, так я не хочу оказаться в их числе. В милиции куда как безопасней. Я пойду с тобой.

Мы снова переоделись. Мариша попросила меня пойти вперед и подождать ее внизу. И когда я уже начала думать, что Мариша передумала, она возникла возле меня, и мы вместе отправились к Доронину. Против всякого ожидания он к нашим словам прислушался и немедленно отправил группу на задержание. Благо Мариша помнила адрес каланчи, по которому сейчас обитал Вовка. Мы вызвались поехать с ними, и нас взяли без разговоров, подозреваю, что этому сильно способствовало то, что Мариша не скрывала того факта, что помнит адрес лишь частично, то есть она помнила только улицу и одну цифру, но определить, что собой представляла эта цифра, затруднялась. Иногда ей казалось, что это номер дома, а иногда, что это квартира или вообще этаж или корпус. До Авиационной улицы мы добрались быстро. За нашей «девяткой» ехал «газик», до отказа наполненный крепкими ребятами в пятнистой одежде и вооруженными автоматами. Всю дорогу я провела в размышлениях о том, какую роль выполняет их пятнистая форма в черте города. Как камуфляжная она однозначно не годилась, а не опасаться людей с автоматами смог бы только законченный псих.

– Приехали, – сообщила Мариша, – вот этот дом, а вон ее балкон.

До балкона было, мягко говоря, высоковато.

– А он еще дома? – пришла мне запоздалая мысль. – Может, он пошел перекусить?

– Вас это волновать не должно, – распорядился Доронин. – Этим займутся профессионалы.

Мы отнюдь не возражали и, забившись на заднее сиденье, не сводили восторженных глаз с этих самых профессионалов. Они очень энергично расползлись по дому и прилегающим к нему кустам.

– Теперь пора, – заявил Доронин и открыл перед нами дверцу.

– Чего это? – удивилась Мариша.

– Пойдем наверх, ты должна представиться и любым путем вынудить его открыть дверь. Это поможет избежать стрельбы.

Мариша открыла рот и изрекла совершенно жуткую вещь, осмыслив которую я поняла, что умираю.

– Возьмите лучше Дашку, она с ним встречалась, и он был в нее без памяти влюблен. Так что ей он откроет без слов.

– Вот как? – воодушевился Доронин. – Вы, оказывается, все знакомы?

Без психоанализа было ясно, что он имеет в виду. Я метнула на Маришу взгляд силой в десять баллов, но она притворилась, что ничего не заметила.

– Я не могу, – попыталась я объяснить. – Он меня давно забыл, и виделись мы всего несколько раз.

– Вот это мы сейчас и проверим, забыл он тебя или нет, – бормотал Доронин, вытаскивая меня из машины.

Как я ни упиралась, уже через несколько минут меня поставили перед совершенно незнакомой дверью и велели звонить.

– Когда спросит «Кто там?», ты ему представишься и наплетешь что-нибудь жалостливое, чтобы открыл, ясно? – инструктировал меня Доронин. – И не вздумай говорить что-нибудь типа: «Мы бы тут хотели с тобой поговорить» или «У моих друзей к тебе есть пара вопросов». Никаких упоминаний во множественном числе, пусть думает, что ты одна.

– Ладно, – буркнула я и утопила кнопку звонка.

Врать мне не пришлось, дверь распахнулась сразу же, и передо мной действительно возник Вовка. Если у меня еще оставалась слабая надежда, что его голос мне просто померещился, то сейчас она растаяла как дым.

– О! – радостно воскликнул он. – Не ждал!

Это было единственное, что его порадовало, да и то только на одну, очень короткую минутку. После того, как, оттолкнув меня, в квартиру рванули люди в камуфляже, у него больше не было причин для радости, и он уже не был столь приветлив, осыпая меня удивительными словами, о существовании которых в русском языке я до сих пор не подозревала.

Возникший шум привлек внимание востроносенькой старушонки, которая вылезла на лестницу и приготовилась принять деятельное участие в сражении. Доронин вежливо попросил ее не высовываться и сидеть тихо, тогда, возможно, ей посчастливится и она не пострадает. Но старушенция попалась на редкость настырная и себе на уме. Слова Доронина на нее не подействовали, а если и подействовали, то весьма слабо: она продолжала торчать на пороге и с любопытством прислушиваться к звукам, доносящимся из-за дверей напротив. Вдоволь насладившись ими, она открыла рот и щелкнула пару раз великолепными вставными челюстями для привлечения нашего внимания. Доронин болезненно вздрогнул, но взял себя в руки и пробормотал:

– Мне-то что, хочет схлопотать, так ее дело.

Но старушенции его реакция показалась явно недостаточной. Она еще разок клацнула фарфором и удовлетворенно произнесла:

– Наконец-то его заберут отсюда. Давно пора. Сил никаких нет. Целыми днями крутит музыку, и добро бы Наташу Королеву или «Иванушек», так нет же, поставит западных придурков, они и воют дурными голосами так, что голова кругом идет, а барабаны по ушам: «бум-бум, бум-бум». Что же вы так задержались? Я вам еще вчера ночью звонила и утром сегодня тоже, потому что невозможно: он из дома ни на минуту не уходит и музыка у него орет, не затыкаясь. Просто удивительно, ну буквально ни на минуту. Я специально его караулила и подружек на улице подговорила, чтоб они смотрели, но он уже два дня как вернулся, сидит дома, словно сыч, и ни ногой никуда. Как он без свежего хлеба-то обходится?

Дотошная бабулька закончила свой монолог и, должно быть, осталась довольна. Примерно с середины ее рассказа наше внимание было полностью приковано к ее рту, мы боялись пропустить хоть слово нежданной свидетельницы. Когда она закончила, мы переглянулись. Доронин умел считать не хуже меня, а я уже давно сложила два плюс два и смекнула, что человек не может быть одновременно в двух местах, а значит, Вовчик, который, по свидетельству очевидицы, провел дома безвылазно все то время, пока на квартире у Мариши творились жуткие вещи, автоматически выпадал из круга подозреваемых.

– М-да, – протянул Доронин и крикнул: – Отбой, ребята!

Я вцепилась в него и жарко зашептала:

– Какой отбой? Ну и что с того, что он не виноват в убийствах? Он вполне может быть замешан в других делишках. Раз уж мы тут, надо его допросить хорошенько, а лучше всего было бы изолировать хотя бы временно.

Доронин грустно посмотрел на меня и сказал:

– Предупреждал меня мой предшественник, что отделение он мне передает то еще. И граждане очень уж волнительные, а гражданки просто чумные, он через них поседел и заработал язву. Я тогда не понял, о чем он толкует, а теперь вижу, что он прав был.

После этой отповеди Доронин прошел в квартиру, оставив меня на лестнице терзаться догадками о том, кого он имел в виду, говоря про чумных гражданок. Старушка оказалась тут как тут и участливо встряла.